- Что ж, Идман, - вымолвил Илья, - ты проиграл. Теперь тебя ждёт суд.

- Ты не в праве меня судить, - бросил ему полководец.

- И кто же мне это запретит? Ни у кого нет такой власти, которая помешала бы мне разделаться с тобой.

Суд был недолгим, приговор был известен уже заранее. Илья распорядился отрубить голову убийце и клятвопреступнику. Казнь состоялась уже в Муроме, на глазах у местного люда, при содействии посадника - Полюда.

- Что ж, с этим покончено, - проговорил Ратша, - а как поступим с остальными предателями?

- Я уже напился крови, - отвечал Илья, - и не держу на них зла. Отпустите их, и лучше, пусть они остаются в дружине.

Тут уже все присутствующие, включая посадника и тысяцкого растерялись и не могли понять, шутит богатырь, или говорит серьёзно.

- Они же изменники, убийцы, преступники, - отвечал Ратша.

- Они виновны только в том, что были верны не тому человеку.

- Они виновны в смерти Глеба, - неистовствовал Ратша.

- В его смерти многие виноваты, - спокойно отвечал Илья, - в том числе и я. Более того, моя вина есть и в смерти Бориса. Если бы я не освободил Святополка, он бы не казнил своего брата. Если бы я не написал письмо Глебу, он бы не покинул Борский и был бы в безопасности.

- Это совсем другое дело. Они преступники, они поддержали Горясера.

- Ты хочешь казнить их только за то, что они преступники? - не сдавался Илья, - но для меня этого не достаточно. Я был в Киеве, я видел тех, кто правит нам и тех, кто считают себя непогрешимыми. И теперь мне простые убийцы, блудницы, грабители больше по сердцу, чем они. Эти хотя бы не претворяются, в то время как там, в большом городе все так же убивают, блудят и забирают чужое, но при этом делают это с лицом праведников, да ещё и других берутся учить добру и справедливости. Наши преступники хотя бы не скрываются, а если хотят убить, то убивают открыто, потому, что к этому толкает их жизненная необходимость. Самооборона. Скажи мне, Ратша, допустима ли для человека самооборона, если его жизни угрожает опасность?

- Конечно, - терялся тысяцкий.

- Так вот, что я скажу: любое преступление есть самооборона. Человек убивает ради куса хлеба, чтобы выжить или по приказу свыше, понимая, что, если не исполнит приказ, начальство ему жизни не даст. А даже если и не так, то всё равно тот, кто совершает насилие, получает от этого удовольствие, чувство собственной власти над другим. А без удовольствия жизнь невозможно, стало быть, любое насилие есть лишь самооборона. Каждый получает удовольствие так, как привык, как позволяет ему воображение, так что мы не вправе судить их за это. Ведь это значит всё равно, что судить человека за воображение. Моя любовь к людям там велика, что я готов любить и убийц, и блудниц, и грабителей, ибо сказано было: "Не судите, да не судимы будете".

- И что же ты теперь предлагаешь? Прощать всех преступников и злодеев?

- Нет, зачем прощать? Если кто-то тебе лично сделал зло, отомсти ему, если ты считаешь, что кто-то угрожает твоей безопасности, атакуй его и обезопась себя. Месть - это высшая справедливость. Но никогда не мстите тем, к кому у вас нет личных счётов, этим вы согрешите против великой любви к людям. Скажите, есть у кого к этим боярам, что были с Горясером, личный счёт? Нет? Я так и думал. А раз так, то и никто не вправе поднять на них руку для наказания. Идман был для нас опасен, и мы избавились от него, эти же для нас теперь совсем не опасны и лично никому из нас не сделали зла.

И все муромцы поняли слова богатыря и приняли их. И приняли обратно в дружину своих бывших бояр. После этого у Мурома осталась лишь одна проблема: нужно было назначить нового князя. Илья сделал всё для того, чтобы на должность князя выбрали Ратшу. Авторитет богатыря был так велик, что мало кто посмел с ним спорить. Лишь Одноглазый Полюд возражал, что Ратша и так много лет подряд в обход закона был тысяцким. Но Илья заставил муромцев заключить союз, по которому Полюд должен был стать новым тысяцким, как только закончится срок его полномочий в должности посадника. И благодаря этому в городе и на всей муромской земле воцарился мир. Илью уговаривали остаться в Муроме на зиму, но он не стал здесь задерживаться.

- Бог или Сатана дал мне в руки оружие, - отвечал им он, - и взял с меня слово, что с этим оружием я буду защищать русскую землю. Это моя судьба, и теперь до конца дней моих место моё на заставе.

И вот по снежным сугробам, через реки и леса богатыри снова отправились во Владимир. Авторитет Ильи теперь был здесь так велик, что многие его за глаза стали называть вторым воеводой. Но сам богатырь скромно довольствовался должностью сотника в богатырском войске. Правда, весной Илья вернулся в Муром, участвовал в выборах и на год занял должность посадника. Все думали, что он по примеру Святогора задержится на этой должности на неопределённый срок, но богатырь не хотел нарушать обычаи, и через год уступил эту должность другому. Его власть и без того была очень велика и распространялась не только на муромскую землю, но и на часть черниговской и на владимирскую. Илья делал всё возможное, чтобы сохранить нейтралитет на своей земле, пока на Руси разгоралась гражданская война. Два сына Владимира - Святополк и Ярослав делили меж собой Русь. А были ещё и другие дети и внуки покойного князя, которые тоже претендовали на киевский престол, но пока выжидали, чем закончится противостояние двух старших братьев. Меж тем уже тогда многие верующие люди стали вспоминать покойных Бориса и Глеба, как святых великомучеников, пострадавших за веру. Некоторые христиане обращались к ним в своих молитвах, но должно было пройти ещё немало лет, прежде, чем церковь причислит их к лику святых.