- Это большая честь для меня, - молвил муромец.

- Погоди, это ещё не большая. Мы справились о тебе у людей, оказалось, что ты очень неплох. Я говорю отцу: этого хлопца надо делать сразу сотником, а отец мой тоже о тебе слышал, говорит: нет, сотником мало, воеводой. Хочет отдать тебе какую-нибудь заставу.

Илья растерялся и не знал, что ответить. Новгородцы тоже замерли от неожиданности, иные подумали, что эта злая шутка.

- Благодарю тебя за честь, князь, - справился, наконец, с волнением муромец, - но я не могу. Я никогда не управлял заставой и не командовал большими отрядами. Лишь несколькими всадниками.

- Этот вопрос мы решим, - сделал вид, что задумался, Борис, - ты вот что, поезжай со мной на войну. Там и опыта наберёшься, и покомандуешь, и друзья твои новгородские рядом будут, а как вернёмся, отправим тебя на заставу воеводой. Отец меня, честно признаться, удивил, я таких молодых воевод на киевских заставах ещё не видел.

- А с кем воевать будем, владыка? - спрашивал Илья.

- Да какая разница? Тебе, Илюша, опыта нужно набираться и показать нам, что ты и впрямь тот самым Илья из Мурома, а то некоторые ещё сомневаются.

Илья заметно забеспокоился, чувствуя подвох. Сердце замерло от волнения, во рту всё пересохло, отчего трудно было говорить, а выпить казалось неприличным. Лица новгородцев были печальны, они давно уже всё поняли и смотрели на Илью со скрытой надеждой, а некоторые уже и с ненавистью. Муромец набрал полную грудь воздуха и произнёс:

- Извини, князь, но разница есть. Я - богатырь, а богатыри, как ты знаешь, не могут сражаться против христиан.

- Кто тебе сказал? - набросился на него Борис, который заметно нервничал, - ромеи все христиане, а сражаются с тем, с кем им прикажет их князь, император.

- А как же клятва?

- Какая клятва, Илья? Не давал ты никакой клятвы. Мы поедем воевать в Польшу, с одним местным шляхтичем. Скажи мне, он христианин или нет? Очевидно, христианин, да вот он взял, да и пленил болгарского и нашего киевского воеводу богатырей - Дуная Ивановича. Теперь в Киеве нет главного воеводы, а богатыри его вызволять из плена не идут, и своих товарищей спасть не хотят. А ты теперь воевода на заставе, кто, как не ты им покажет пример. Даже ваш новгородский Микула Селянинович на себя на берёт, боится. И где же ваша любовь к ближнему? Шляхтичи, что убивали и брали в плен богатырей разве могут считаться христианами?

- Дунай потому до сих пор ещё жив, что клятвы своей не нарушил, - вымолвил Добрыня, - его взяли в плен живым и обращаются с ним хорошо, скоро, может, и вовсе выпустят. Потому что он поляков не убивал. А нарушите эту клятву хоть раз, и никто, князь, твоих богатырей в плен брать уже не будет.

- Помолчал бы лучше, - прищурился Борис, - не с тобой говорю. Ну, Илья, что скажешь? Ты не хочешь быть воеводой что ли?

- А он уже воевода, - снова вмешался Добрыня, - ты князь сам это сказал, а сказанного назад не воротишь. Выпьем же братцы, за нового богатырского воеводу.

И все они, хоть богатырями и не были, дружно подняли кружки и выпили вина. Борис пристально, испепеляюще смотрел на Илью. Под этим взглядом любой бы сдался.

- Извини, владыка, не могу, - отвечал муромец. Борис подскочил с лавки, как ошпаренный, хотел что-то сказать, но вместо этого вырвал у богатыря кружку с вином и бросил на землю, а затем в ярости удалился.

Время уже шло к вечеру, многие пьяные уже разошлись с пира в поисках женщин и всяких приключений, иные лежали пьяные на лавках или прямо на земле под кустами. С ними же лежал и Микула Селянинович, делая вид, что ему плохо, и потому он не может сесть рядом с киевским князем.

- Благодарим тебя, Илья Муромец, великий богатырь, - вымолвил Добрыня Никитич, - ты достоит стоять в одном ряду с моим великим дядей - Василием Буслаевым. Новгород всегда будет помнить, как ты спас его честь и свободу. Не печалься за своё будущее, что бы ни случилось, в Новгороде всегда будут тебя помнить, как героя.

- А зачем мне печалиться за будущее? - спросил Илья.

- Эх, хлопец, неужто ты не понял, - с сочувствием взглянул на него самый старый новгородец, - ясно же, как день, что ты теперь не жилец.

Илья в момент побледнел, и, чувствуя признаки тошноты, поспешил убраться в кусты.

Глухово.

После пира новгородцы во главе с князем Борисом отправились вызволять Дуная вместе с его богатырями из плена, хотя всем было понятно, что цель у этой войны совсем другая. Чуть позже новгородские богатыри отправились в Новгород, перед этим они со слезами на глазах обнимали Илью и пытались его как-то подбодрить. Участь его была незавидна, его сделали воеводой на проклятой заставе, в крепости смертников, которую называли - Глухово. На этой заставе никогда не было богатырей, туда отправлялись только самые отбросы общества, которые хотели легко подзаработать. Часто они потом уходили в разбойники или быстро умирали. Платили за такую службу щедро, потому что иначе как деньгами привлечь сюда людей было нечем. Отец Иоанн не сразу узнал имя воеводы Глуховой заставы. Там они менялись каждые полгода, так как обычно бывали убиты или уходили в разбойники. Вроде кто-то назвал имя Григория Косого, якобы он был воеводой, и именно его теперь должен был сменить на этом посту Илья. И всё же, на какое-то время это должно было его спасти. Был бы он простым богатырём, с ним бы не церемонились, нашли бы повод осудить и прикончить за какой-нибудь проступок, отправить на невыполнимое задание на верную смерть. В Глуховом у Ильи был шанс пожить ещё немного.

- Держись, главное, Илюша, - твердил ему протопоп Иоанн, - а я здесь всё это время буду умолять за тебя нашего князя и у Бориса вымаливать прощение. Только продержись хотя бы полгода.

Новгородские богатыри в свой черёд ни о чём не просили, они лишь восхищались человеком, который отдал жизнь за их свободу.

- Ты - великий богатырь, - обнимал его Микула Селянинович, сдерживая слёзы, - и пусть все знают, что Илья Муромец лучший из русских богатырей!

Илья стеснялся, улыбался и на мгновение забывал о страшной участи, которая ждала его впереди. Разбойники всегда кишели вокруг Глухова вместе с маленькими шайками упырей, печенегов и прочего сброда. Сёла здесь воевали друг против друга, и никто уже не помнил, из-за чего и когда всё это началось. А началось всё со стали, которую в этой местности никогда не знали и пользоваться ей не умели. Здесь не было стальных плугов и серпов, не было стальных лопат, зато из внешнего мира сюда попали во время крещения Руси мечи, копья, топоры и булавы. Оружие было, а доспехов не было, и потому первые же, кто применили в деле оружие из стали, развязали клубок страшной кровной вражды между родами, которая затянулась на четверть века. Единственным источником свежего стального оружия здесь была Глухова застава, основанная так же во время крещения. А потому на заставу регулярно совершались налёты и нападения местных. При этом убить всех глуховцев хуторяне не могли, иначе остановился бы привоз свежей стали. А потому они использовали самые изощрённые пытки, калечили глуховцев, убивали детей у них на глазах. Глуховцы в долгу не оставались и временами в целях мести разоряли и сжигали дотла целые сёла. Иные от такой участи уходили в разбойники, иные просто уходили со службы. Поначалу Илья этого не знал и потому совершенно не понял, почему на него и на муромских богатырей, сопровождавших его, в дороге напала какая-то шайка. Летящие во всадников стрелы не смогли пробить их кольчуг и кого-нибудь серьёзно ранить. Вслед за стрелами выскочили какие-то ошалевшие люди в длинных рубахах с закатанными рукавами и ринулись в атаку. У них в руках в основном были деревянные пики, копья и зачем-то горящие посреди бела дня факелы. Но вскоре Илья понял предназначение этих факелов. Ими разбойники стали поджигать хвосты скакунам. Расчёт был понятен, кони и лошади вставали на дыбы, начинали бесноваться и скидывали своих всадников на землю. А уже здесь на земле многочисленные разбойники их окружали, добивали и забирали драгоценную сталь. Но каково же было удивление лиходеев, когда они увидели, что всадники на падают. Седло и стремя помогли им удержаться. Вместе с конями они отъехали вперёд, потушили животным хвосты и с копьями в руках ринулись на нападавших. Кого проткнули, кому булавой пробили голову, остальные в страхе разбежались в разные стороны. Илья достал из ляжки стрелу и успокоил свою ещё не унявшуюся лошадь.