- Брехня, - бросил вдруг из-за другого конца стола седовласы новгородец, - император может быть только один, и он в Царьграде.
- Один, которого называют цезарем, - возразил Добрыня, - а в былые времена там было два императора, одного из которых, старшего именовали цезарем, а другого, младшего - августом. Вот Борис, видимо, хочет стать августом. Плохо вы, товарищи, изучали историю ромеев.
- Ну допустим, - опять вмешался в беседу старший брат, - допустим, нарушили они богатырскую клятву и признали Бориса императором. А дальше что? Родной сын свергнет родного отца - князя Владимира, который крестил русскую землю?
- Нет, на это он не пойдёт конечно, - сбавил тон Добрыня и задумался.
- Вот то-то и оно. Не неси ерунды.
- Но князь Владимир уже стар и хвор, - не сдавался Добрыня. - А кто после него станет князем? Старший сын - Святополк сидит в темнице. И посадили его в поруб как раз тогда, когда в Киев из Ростова приехал Борис. Вышеслав и Изяслав - покойники уже. И остаётся только наш князь новгородский - Ярослав. Он младше Святополка, но старше Бориса и Глеба.
- К чему ты клонишь? - не понимал старший брат.
- А к тому, милый мой братец, что до смерти князя Владимира Борис хочет стать новгородским князем. Нашего законного князя - Ярослава прогнать, может быть обратно в Ростов, где он раньше был князем, а сам на его место. И конец придёт всем нашим свободам. А как не станет Владимира, то на его место Борис и придёт.
Новгородцы нахмурились - Добрыня говорил складно, и всё указывало на то, что законный князь Ярослав должен из Новгорода уйти. Ярослава новгородцы, конечно, недолюбливали, во-первых за то, что он пришёл в нарушение обычая. До Ярослава князем был Вышеслав - старший брат его. По сути, его назначил отец - князь Владимир, однако, когда Вышеслав приехал в Новгород, он устроил выборы и честно на выборах победил, стал князем таким же путём, как и все прежние князья Новгорода. Новгород привык выбирать своих князей и ни разу за всю историю не изменял этой демократической традиции. Но вот прошло много лет, и Вышеслав умер. После него по старшинству шёл Изяслав, который был проклят отцом и потому прав на наследство не имел, а затем шёл ростовский князь Ярослав. И вот князь Владимир просто взял и назначил Ярослава князем Новгорода. Новгородцам это не понравилось, часть дружины взбунтовалась, стала требовать выборы. Ситуацию усугубляло и то, что, как выяснилось, в Ростове князем Ярослав стал после выборов. Значит, к ростовским обычаям он отнёсся с уважением, а на обычаи вольного города Новгорода наплевал. Дружинникам, привыкшим к свободе, это был плевок в лиц. И вот теперь их город снова становился разменной монетой. Никого не спросив, нарушив все новгородские обычаи при помощи хитрой уловки новгородским князем хотел сделаться Борис. Всем было понятно, что он тоже никаких выборов проводить не будет, кроме того, здесь нарушался ещё один закон - закон старшинства, по которому у младшего брата не могло быть земли больше, чем у старшего и княжество, старше по статусу, чем у старшего брата. Новгородцы совсем опечалились, теперь оставалось лишь надеяться на то, что Микула Селянинович останется верен богатырской клятве. И так на их глазах было попрано уже столько законов, что почва уходила из-под ног, и, казалось, ещё одно нарушение обычая, и они сорвутся и сами пойдут против закона. Но пока бояре ещё держались.
Илья, видя их печаль, хотел их как-то поддержать, но не нашёл нужных слов. В тревоге он оглядывался по сторонам, пытаясь найти глазами куда-то запропастившегося отца Иоанна. Но протопопа нигде не было, возможно, потому, что теперь на пиру появилось множество шутов. Иные пьяные, другие трезвые, играли на гуслях, на ложках, пели непристойные песни, дурачились, играли в чехарду. Одного из них от таких игр и выпитого вина стошнило прямо на землю возле стола. Сидевшие за ним новгородцы встали и за шиворот выволокли его прочь, передали в руки городской стражи. Увидел Илья и уже знакомое зрелище, которое до этого видел в Чернигове - медведь на поводке, которого вели за собой шуты. Только теперь он был без намордника и значительно меньше, пирующие из-за стола иногда давали ему еды. А уже всяких четвероногих здесь было без счёту. Городские собаки так и бегали от стола к столу, попрошайничали, отгоняли от еды кошей и друг друга. Всё это лишь усиливало атмосферу балагана. Возможно, потому гости не сразу обратили внимание на богато разодетого старика в сопровождении троих воинов. Он уже дошёл до главного стола, когда со всех сторон вдруг послышались тихие голоса:
- Князь. Князь идёт.
- Владыка! - истерично закричал шут, рухнул перед нимна колени и стал кланяться, ударяясь головой о землю.
Взгляд Ильи тут же застыл на этом старике. Владимир был ещё не глубокий старик, шёл бодрым, уверенным шагом, лишь немного сутулился. Из-за полуседой бороды и длинных волос не было видно морщин и цвета лица. Борис, завидев издалека отца, встал и отправился к нему навстречу.
- Ну что, гости дорогие? - вымолвил князь, - всем довольны, сыты, веселы?
- Довольны всем, владыка, - со всех концов отвечали новгородцы. Владимир поцеловал своего сына, отошёл с ним в сторону и тихо заговорил, так, чтобы слышал только Борис.
- Микула согласился?
- Нет, отец, не соглашается ни в какую
- Чёрт бы побрал эту упрямую деревенщину. Ты денег ему предлагал? Мужей его дочерям предлагал?
- Всё предлагал, но не помогает.
- Продолжай уговаривать. Напои его как следует, может у него тогда язык развяжется. И богатырей с пира не выпускать. Ну, это ты и так помнишь.
И тут Борис встретился взглядом с Ильёй Муромцем. Возможно потому, что Илья пристально смотрел на него и не сводил глаз. Он впервые видел князя Владимира и пытался как можно лучше рассмотреть киевского князя.
- Постой-ка, отец, - остановил князь Борис, не дав ему пройти к почётному месту во главе стола, - есть у меня одна мысль. Попал к нам тут на пир один гость из Мурома. Случайно, но, видимо, сам Бог его послал. Парень, видно, из простых, умом не блещет, но протопоп Иоанн сказал мне, что это великий богатырь, завалил самого Соловья-разбойника, и от Мурома до Чернигова его знают, как славного героя и богатыря.
- Какой он богатырь? - возмутился Владимир, - кто его богатырём нарёк? Святогор что ли? Да он права такого не имеет. Богатыри у нас только в Киеве и в Новгороде, и только те, кто принесли богатырскую клятву перед митрополитом. Так что в Муроме у нас никаких богатырей нет.
- Но новгородцы-то считают его богатырём. Они с ним хорошо ладят, спасли его от долгов в Чернигове и привезли в Киев.
- Продолжай, - оживился князь Владимир.
- Я его на войну позову. Он очень хочет стать богатырём в Киеве. Сделаем для него исключение, возьмём его, но без клятвы. А дальше всё просто. Скажу богатырям Микулы, что они теперь переходят под командование Ильи, а если Селянинович и дальше будет упрямиться, то назначу муромца и новгородским воеводой. Но Микула, думаю, сдастся, когда увидит, как его богатыри переходят под начала такого чужака и простака.
- Эх, рискуешь ты, сын мой. Я бы этого мальчишку и сотником не сделал, а ты хочешь доверить ему сразу две сотни. Иначе говоря, делаешь его воеводой. Потом мы должны будем отдать ему какую-нибудь заставу. Наши границу ослабнут. Ну да Бог с тобой, действуй, если другого выхода нет.
И Борис, довольный собой, направился прямо к столу, за которым сидели Илья и Добрыня, а князь Владимир сел во главе стола рядом с Микулой Селяниновичем и знатными киевским боярами. Киевлян здесь было немного, их легко было узнать по отсутствию косы на затылке. Но все они сгруппировались вокруг новгородского богатыря, и тем самым изолировали его от прочих новгородцев. Борис сел на лавку и налил себе вина.
- Ну что ж, Илья, поздравляю тебя, - молвил он, - я поговори о тебе с отцом, и он согласился тебя взять в богатырское войско.
- О-о-о, - радостно заголосили новгородцы. Охмелевший Добрыня даже обнял Илью за плечи.
