Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В распадках правого берега Колымы громоздились гигантские ледопады, сложенные прозрачным ярко-голубым льдом. Интересно, что они встречаются только с правой стороны, то есть в распадках северных склонов.

Весна бурно наступала, а до места работ было еще далеко. Продвигались мы очень медленно и за день проходили не более 20 километров.

До устья Конго (якутское слово «конгай» — спокойный) мы добрались только 11 мая.

Здесь стояло большое дерево, где на огромной затеей крупными буквами было написано, что это река Конго. Далее шла запись, что здесь осенью 1931 года перед тем как проплывать пороги остановилась на ночлег партия Вознесенского. Мы тоже оставили свою отметку — сделали рядом новую затесь, на которой начертили следующие вирши:

Мы были здесь проездом на Теньку
Сего 11 мая.
Товарищи, горячего чайку
Откушать с нами предлагаем.
Откажется лишь тот, кто глух и нем, и слеп,
В ком жажда жить давно уже угасла.
У нас есть сахар, чай, чудесный белый хлеб
И даже экспортное масло.
Садитесь. Кушайте. Откуда вы? Куда?
Зачем и почему? Проездом иль иначе?
Ответа нам — увы! — не слышать никогда,
Но все равно желаем вам удачи.

Поставив дату 11 мая 1932 года, мы все расписались под стихами.

За одну какую-нибудь ночь, проведенную в районе, где нет снега, олени напрочь одичали. На ловлю их пришлось мобилизовать весь состав партии. Однако за день нам удалось поймать только трех оленей: остальные разбежались в разных направлениях. Зыбин ругал себя за то, что не привязал на шею оленям чангай — короткий обрезок жерди, которая при быстром движении оленей бьет их по коленкам и мешает бежать.

Целых два дня пришлось нам затратить на поиски и ловлю оленей. Хорошо, что у них сильно развит инстинкт слепого подражания, который заставляет их автоматически повторять то, что сделал один из их собратьев.

Поймав несколько оленей и привязав их к деревьям так, что они образовали небольшую группу, остальных было более или менее легко заставить подойти к этой группе. Однако поймать их оказалось не так-то просто. Все наши попытки сагитировать их словами и жестами разбивались о явное нежелание оленей иметь с нами что-либо общее. Попытка окружить их маутом — длинным тонким ремнем — потерпела полное фиаско. Они с лихо задранными куцыми хвостиками, громко пофыркивая, галопом проскакали в чащу. В конце концов Зыбин со своим помощником кое-как ухитрился изловить их маутом поодиночке. После этого оленей без чангаев пастись не отпускали.

16 мая мы добрались до устья Детрина. От Детрина до Теньки каких-нибудь 25 километров, но Зыбин категорически отказался везти нас дальше. Устроили мы прощальный обед, поставили угощенье, в числе которого, конечно, был и спирт От угощения Зыбин не отказался, но дал нам понять, что дальше он не поедет. Когда Котов сказал Иванову, чтобы тот принес еще немного спирта, Зыбин на чистейшем русском языке произнес: «Однако напрасные расходы. Все равно я дальше вас не повезу». Оказывается, он прекрасно говорит по-русски и только делал вид, что не знает этого языка.

До устья Теньки мы добирались в два приема по весеннему половодью. По Колыме шла верховая вода. Местами она затопляла только часть русла, местами покрывала лед во всю ширину реки, и тогда нам волей-неволей приходилось брести по колено в ледяной воде, таща за собой оленей.

В устье Теньки мы оказались только 18 мая. Здесь на крутом берегу стоял небольшой барак, срубленный в 1931 году работавшей на Теньке партией геолога Д. В. Вознесенского.

Теперь нам оставалось подняться километров на 50 вверх по Теньке к району наших работ. На оленях уже ехать было нельзя, поэтому я решил поехать в поселок Оротук, находящийся на берегу Колымы, километрах в 60 выше Теньки. Там в колхозе можно было нанять лошадей.

На левом берегу Колымы, напротив устья Теньки, жил якут Дмитрий Иванович Протопопов, у которого имелось несколько лошадей и стадо коров. Без разрешения сельсовета Протопопов не имел права дать нам лошадей в аренду. Пришлось ехать за этим разрешением в Оротук. У Протопопова я встретил нашего старого знакомого якута Егора Ананьевича Винокурова.

Поездка в Оротук

19 апреля в сопровождении Винокурова, работавшего в Дальстрое агентом по заброске грузов, я верхом отправился в Оротук. Встреча с Винокуровым оказалась очень удачной, так как разрешился вопрос о наших оленях. Егор Ананьевич взялся перегнать их на летний выпас в берелехское стадо. Он начертил нам схематическую карту бассейнов рек Теньки и Нелькобы, что было для нас крайне ценно, так как район работ был во всех отношениях «белым пятном».

Дорога до Оротука оказалась вполне сносной. Выше Теньки верховая вода почти исчезла — она в основном выносилась этой рекой. Узенькая, чуть заметная нартовая тропка то шла по руслу Колымы, то уходила в сторону от него, срезая кривуны. Временами она совсем терялась среди хаоса камней. Конь мой — толстый, косматый увалень — оказался большим лентяем, и к нему частенько приходилось применять физические методы воспитания. Вначале я относился к нему с некоторым робким почтением: уж очень свирепа была его косматая морда, однако это оказалось только мимикрией под коня-богатыря.

Оротук — очень оригинальный поселок. Это административный центр огромной территории площадью свыше 80 000 квадратных километров, с населением в 280 человек. Расположен он на равнине, в огромной излучине Колымы. Поселок состоял из нескольких одиночных изб, разбросанных на расстоянии 2–3 километров одна от другой. В поселке имелся сельсовет и так называемый интеграл — кооперативная торгующая организация. В помещении интеграла царила пустота — ни продуктов, ни промтоваров в нем не было. Только недавно здесь организовали колхоз.

После долгих переговоров, которые начались с категорического отказа в помощи, мы в конце концов пришли к соглашению. Колхоз заключил с нами договор сроком на один месяц на аренду 16 лошадей, по 8 на каждую партию, а также на двух каюров. Аренда лошади — 50 рублей, зарплата каюру — 250 рублей. Кроме того, нам обещали найти местную обувь, сделанную из сыромятной кожи, по 10 рублей за пару, а также изготовить две лодки — батика по 30 рублей за штуку.

Большую помощь в деле договоренности оказал агент Дальстроя Егор Ананьевич Винокуров. Основную роль переводчика и разъяснителя взял на себя именно он, так как никто из нас не владел якутским языком в той степени, чтобы излагать и понимать столь сложные вещи, как заключение договора с разными деталями, которые обусловливались якутами.

Так или иначе, но все оказалось в порядке, и 22 мая мы уже находились на обратном пути к устью Теньки.

Несмотря на позднее время, по Колыме еще можно было ехать верхом, но только до устья Теньки. Ниже ее русло Колымы было уже основательно промыто вешними водами.

По прибытии в устье Теньки мы быстро стали готовиться в дальнейший путь. Часть груза оставили в бараке Вознесенского, а наиболее ценные вещи сложили в хижине Протопопова, очень подвижного, веселого и гостеприимного якута. Он прилично говорил по-русски, и с ним приятно было побеседовать на разные темы. В его небольшом домике, в отличие от юрт, в которых нам пришлось побывать в Оротуке, светло и чисто. Имеется самовар, к обеду подается каждому тарелка и вилка, соль и даже горчица. Основное угощенье — жареные утки и взбитое молоко хайяк — очень вкусная и питательная пища.

Протопопов рассказал нам, что по Нелькобе бродит много одичавших оленей, на которых можно охотиться. Поймать их уже невозможно — слишком одичали. Олени принадлежали раньше богатому тунгусу Василию.

7
{"b":"580685","o":1}