Ловким движением Решид преградил ей путь и тут только девушка сжалилась над уставшим партнером: плавно скользнув в сторону, она остановилась, дожидаясь ухода партнера, и сама стала прихлопывать ему.

Асланбек смотрел на Хаву с восхищением. А она, исподволь бросив на него кокетливый взгляд, уселась среди своих разнаряженных подруг. «Почему Решид пригласил именно Хаву?» — подумал вдруг Шерипов, но тут же гордо поднял голову, откинув тревожную мысль, недостойную его высокого представления о дружбе…

На вечере Маза Кайсаев особое внимание уделял молодому Шерипову. И действительно, Асланбек, вовсе не желая того, выделился на фоне сверстников. Помимо хорошей начитанности, он невольно подчинял окружающих своим ярким темпераментом, абсолютной искренностью и какой-то особой рыцарственностью характера. Недавний, хоть и недолгий арест еще прибавил ему популярности. Выпустили его тогда по молодости, но «без права проживать в Грозном». Старый Джамалдин решил переехать в Шатой, чтобы оградить сына от неприятностей. Но Асланбек и не думал подчиняться полиции, называющей теперь себя милицией, и, не скрываясь, жил в Грозном.

Сверстники с уважением и восхищением передавали друг другу, что за Асланбеком установлена тайная слежка и что он навсегда зачислен в «черные списки». Словом, местная чеченская молодежь все больше привыкала смотреть на него как на своего вожака. Естественно, что Маза Кайсаев должен был сделать все для обольщения подобного человека. В тот же вечер он пригласил к себе Асланбека для серьезного разговора. И вот они сидят друг против друга в роскошном кабинете торного инженера.

— Теперь наконец все горцы Северного Кавказа объединились, — говорит хозяин. — Представители горских народов создали Союз объединенных горцев и хотят иметь свое правительство во главе с Тапой Чермоевым. Ты, наверно, слышал об этом?

Да, Шерипов слышал и горячо сочувствует всему этому. Разговор этот интересен для него, даже увлекателен. Словно сбываются далекие мальчишеские сны. Еще не искушенный в политике, он с волнением слышит святые дли него имена Шамиля, Зелимхана, на которые так уверенно ссылается его собеседник, и не задумывается еще над тем, как неестественно звучит рядом с ними имя циничного миллионера Чермоева. Он загорается от одного звучания высоких слов, которыми засыпает его Маза: «Объединение национальных сил…», «Движение под одним флагом…»

— Ты еще молод, Асланбек, но это неважно. Главное — что в тебе живет дух истинного горца, — сказал хозяин, ласково потрепав гостя по плечу. — Только не поддавайся чуждым влияниям. Пойми, что именно сейчас мы, горцы, должны держаться все вместе.

— Да нет, я не собираюсь никому поддаваться. Маза, я думаю, что у нас одна задача: найти правду, в которой так нуждается народ, — ответил Асланбек, вопросительно глядя в глаза собеседнику.

Маза достал из нагрудного кармана массивный золотой портсигар, положил его на стол, словно желая показать гостю выгравированные на крышке инициалы, закурил и, как бы размышляя вслух, продолжал:

— Может быть, я ошибаюсь, дай-то аллах, но вы, молодые, должны усвоить одно: только мусульмане, а среди них — только турки, выручат нас. Когда мы будем чувствовать за собою их мощную руку, нам не будут страшны никакие враги…

— Но что же нас связывает с турками? Они с нами не уживутся, — с недоумением пожал плечами Шерипов.

— Так нельзя рассуждать, Асланбек. Турки все же мусульмане.

— И от братьев мусульман ничего доброго не видел наш народ.

Маза выпустил колечко папиросного дыма. Он устало вздохнул: с этим юношей нелегко было разговаривать — уж слишком прямолинейны и тверды были его суждения. Инженер вспомнил свой короткий разговор с незнакомым молодым горцем на вечере и нахмурился.

— А какие у тебя отношения с Газиевым? — неожиданно поинтересовался он.

— Хорошие. Только я совсем недавно познакомился с ним, — просто ответил Асланбек.

— Что он думает обо всем происходящем?

Асланбек на минуту задумался.

— Знаете, — сказал он, — мне кажется, что Газиев правильно рассуждает о нуждах народа.

— Что же это за рассуждения? — снисходительно улыбаясь, опросил Маза.

— Газиев считает, что народу в первую очередь нужна земля и свобода. Землю, говорит он, надо отобрать у помещиков, а власть — у чиновников и генералов царских. Передать все это народу, и тогда люди вздохнут свободно. — Асланбек снова вопросительно посмотрел на Кайсаева.

Горный инженер и помещик не мог с особенным восторгам встретить подобное заявление, но в спор решил не ввязываться. Поэтому ответил мягко, как бы разъясняя малому ребенку давно известную серьезным людям истину:

— Господи, да разве чеченцев не притесняют одинаково и царские чиновники, и заводские мастера!

Но Шерипов отнюдь не склонен был удовлетвориться таким ответом. Он вдруг спросил в упор:

— А как ты, Маза, относишься к лозунгам большевиков: «Землю — крестьянам, фабрики, заводы — рабочим, власть — трудящимся, полное равенство всех наций»?

Тут уже Кайсаев не выдержал, он ответил резко:

— Все русские — свиньи! Неважно, белые они, черные или красные! Эти большевики заявляют, что построят социализм, при котором все будут одинаково богаты. Но это же пустая сказка! Разве могут взрослые люди в нее верить!

— А хорошо было бы народу при таком социализме, — задумчиво проговорил Шерипов. — Почему ты не веришь в это?.. И обо всех русских не надо, по-моему, говорить так. Разве ты не видишь, что сделал русский народ: во-первых, скинул царя, которого, как говорили, сам аллах поставил; во-вторых, совершил революцию, которая перевернула весь мир. Почем знать, может быть, большевики и построят этот самый социализм.

— Странный ты все же, Асланбек, — усмехнулся Маза. — Ты и сейчас не понимаешь, что должен мыслить, как трезвый политик: дело большевиков заранее проиграно. Молодо — зелено! — И подумал про себя: «Почти вся эта нынешняя молодежь заразилась большевизмом».

— Я говорю так потому, что все люди мечтают о счастливой жизни без мучений, — уклончиво сказал Шерипов.

— Как будто я против счастливой и богатой жизни для всех! Но надо помнить, Асланбек, что нас окружают такие сильные государства, как Англия, Германия, Франция, Турция. Они никогда не позволят у себя под носом перестраивать большевикам жизнь по-новому. — Маза даже засмеялся, но потам снова заговорил серьезно и горячо: — Нам с ними не по пути. Мы должны отстаивать национальную независимость. — И, решив, что ему все же удалась урезонить строптивого юношу, он вдруг переменил тему: — Но не об этом я хотел с тобой говорить, Асланбек.

— А о чем?

Маза, несколько помедлил и произнес важно:

— Да вот есть одно ответственное поручение. Союз горцев считает, что его следует возложить на тебя…

— Какое поручение?

Маза опять помедлил, разглядывая тонкую гравировку своего портсигара.

— Как ты посмотришь, если тебе поручат поехать в Сухуми?

— Зачем?

Инженер опять достал из портсигара толстую папиросу, закурил ее и только тогда ответил:

— Видишь ли, Асланбек, абхазцы еще не вступили в Союз горцев.

— А что должен буду сделать я в Сухуми? — спросил Шерипов.

— Тебе следует встретиться с их влиятельными людьми и уговорить их присоединиться к нашему союзу.

— А если они будут против?

— Если они не согласятся, пусть эти переговоры останутся в тайне. Не будем же мы воевать с братьями по вере… Но я верю, что ты убедишь их, докажешь им, что в этом состоит сейчас их долг перед всеми народами Кавказа, вековой упорной борьбой доказавшими свою любовь к свободе…

Асланбек почувствовал, как у него загораются глаза. Он согласился незамедлительно выехать в Сухуми.

Тут же было оформлено официальное вступление его в Союз горцев. А войдя в танец, как известно, танцуют под ту же музыку, что и другие плясуны. Недаром ведь говорят: «Садишься на чеченскую арбу — пой по-чеченски, садишься на кумыцкую — пой по-кумыцки».