- Я слышал, что эта женщина - настоящее наказание богов. Недаром её звали Похитительницей мужей, ведь, после неё оставались одни вдовы и сироты, - поморщился Гиппий, не зная, что та, о ком он говорит, сидит рядом. - Как ты выжил рядом с такой?

- Она грозна, конечно, - рассмеялся хозяин, искоса глянув на воительницу, - но и прекрасна тоже. Не верь тем глупым слухам, что пускают о ней. Она всегда сражалась лишь за свободу эллинов, хотя, ей и приходилось принимать иногда жестокие решения. Впрочем, мы не о ней говорим. Таким образом, я вернулся на родную землю и занялся добрыми делами, повторив судьбу фокейцев. Они искупали вину за святотатство, я же старался загладить зло своей бурной молодости. Получилось ли у меня - не мне судить, но согражданам.

- Воистину, ты искупил всё сполна, - воскликнул один из гостей. - Сколько юношей обучились мудрости под твоим руководством... сколько сограждан видят тебя образцом для подражания...

- Ты льстишь мне, Никомах, - поднял руку Фаон. - Я ещё далёк от поставленной цели и лишь к концу жизни смогу сказать, что дело сделано. Нет, есть люди и куда более великие, чем я.

- Так, вы прибыли из Египта? Я слышал, что вы путешествуете по Элладе, - Гиппий обратился к долго молчавшим путницам, чтобы сменить тему.

- Верно. Мы с сестрой уже немало городов оставили позади, - взяла слово Габриэль. - Аргос, и Мантинея, и Спарта...

- В Афинах вы не были ещё? - осведомился маг.

- Нет, но хотим туда отправиться.

- Великий город. Мне довелось там однажды изгонять злобного демона из большого, старого дома, всю ночь просидел, но и благодарность получил немалую. На одной из афинских площадей люди рукоплескали мне.

- Да брось, дорогой, - усмехнулся хозяин. - Все знают, что никаких демонов нет, а люди платят тебе лишь из-за глупых суеверий. Я не виню тебя, ибо и философы не гнушались получать деньги от человеческой глупости.

- Я слышал, что ты поэтесса, - вновь обратился к Габриэль маг, игнорируя замечание друга. - Это правда?

- Да, я пишу стихи, - улыбнулась девушка, проклиная в душе Фаона, который придумывает про неё всякие глупости. - Это просто невинное развлечение.

- Не надо скромничать, - оживился хозяин. - Ты обязательно будешь известна. В старые времена Фокида была славна местной поэтессой Бойо, и теперь ты здесь...

- Я люблю фокидскую землю, - развела руками Габриэль, - и могу только гордиться таким сравнением, хотя это и не моя родина.

- Ты всё не о том говоришь, Гиппий, - поморщился Фаон, - я хочу о серьёзных вещах порассуждать. Этот вечер разбередил мои мысли, память о прошлом... Знаешь, я много думал о том, что было... Меланфо. О моей жизни, о войне, что мы вели, о власти римлян.

Он в последний момент вспомнил, что Зену нельзя называть своим именем, она увидела это и недовольно мотнула головой, понимая, что старый соратник уже плохо контролирует себя. Остальные гости удивились тому, что он начал обращаться к дальней родственнице, с которой, вроде бы, не был близко знаком.

- Раньше я верил, что дело наше верное, и с Римом нужно бороться, сам прилагал немало усилий, рисковал жизнью, - продолжал говорить хозяин, - однако размышления наводят меня на горькие выводы. Все вы и сами видели, что делается с нашим народом - он исчезает на глазах, словно водоём пересыхает в летнее время, и скоро уже на месте бурной реки останется одно сухое русло. Что стало с теми городами, которые сопротивлялись римлянам? Их судьба незавидна. Пирей разрушен, Афины затоплены кровью, Коринф стёрт с лица земли, Фивы обезлюдели, ахейские города лишились стен. Никто не достиг значительного успеха, но все заплатили огромную цену.

Вы знаете, что Элатея, наш родной город, не присоединился к царю Митридату больше тридцати лет назад, когда он владел многими городами здесь, фокейцы остались в стороне от битвы и за это были наделены римлянами свободой. Можно сказать, что они предатели, и свобода эта призрачна, но нельзя не видеть очевидного. Элатея цела, и граждане её живы, тогда как многие афиняне, и беотийцы, и коринфяне, и другие сошли во тьму. Я не могу осуждать их за то, что они отказались от сопротивления.

Два чувства раздирают меня - негодование к римским варварам жжёт мою душу, но есть и понимание того, что нельзя идти против времени. Те, кто изучал историю, знают, что для народов и царств есть свой рассвет, но есть и закат, и мы погружаемся в глубокую ночь. Это не значит, впрочем, что весь мир гибнет, нет, у него свой путь...

- Воистину, ты познал самую суть этой жизни, - вставил Гиппий. - Сегодня все мы можем быть свидетелями твоей мудрости.

- Да, помолчи ты, я не с тобой говорю, - отмахнулся тот. - Ты человек мелочный, я же говорю о тех, кто имеет сердце льва и упорство, что сильнее даже смерти. Я сам шёл за такими, шёл за Зеной, и до сих пор восхищаюсь её решимостью. Однако я хотел бы сказать ей, что теперь усомнился. Я хотел бы сказать ей, что мы шли против самой судьбы, против истории. Веление времени очевидно - Рим становится новым космополисом, что, возможно, будет владеть миром. Философы говорили о едином государстве, и, вот, мы стоим на его пороге, однако наше место в нём оказывается не столь почётным.

- Что делать эллинам в таком случае? - внезапно спросила Зена, уже долгое время смотревшая на своего бывшего воина.

- Кто знает? Растворимся в этом новом мире, исчезнем без следа...

- Это не оправдание, - сказала воительница. - Не важно, предрешено ли наше поражение или нет, нужно сражаться в любом случае. Никому не дано знать, что ждёт наш народ - смерть или сон, за которым будет новый день. Если есть даже малейший шанс, то нужно сражаться. Даже если его нет - всё же нужно сражаться.

- Да, я понимаю тебя, Меланфо, - кивнул Фаон. - Так сказала бы и Зена. Возможно, я не соглашусь с тобой, но я не перестану восхищаться решимостью таких людей. Даже если мы все падём и исчезнем со страниц истории, борьба этих людей будет оправданием для всех нас.

- Может, хватит уже мрачных разговоров? - Габриэль громко поставила чашу на столик. - Мы же пьём вино и должны обращаться к приятным темам для беседы.

- Ты права, конечно. Мы слишком засиделись, - развёл руками хозяин. - Голова уже подводит меня, и мысли путаются. Давайте же будем расходиться...

Уже в комнате на втором этаже, когда путницы остались одни, Зена была мрачна сев на кровать, в отличии от изрядно нетрезвой девушки, она выглядела так, словно и не пила ничего. Габриэль повалилась навзничь сказав:

- Что ты темнее самого Тартара, будто и вина не пробовала? Я, вот, набралась прилично.

- Я много не пила, - ответила воительница. - Сегодняшний вечер меня беспокоит. Фаон хороший человек, он не желает нам зла, но слишком несдержан. Он едва не выдал меня сегодня, и это было опасно.

- Ты сама ввязалась с ним в разговор.

- Не смогла удержаться. Надеюсь, что это не повредит нам.

- Ладно. Ты как хочешь, а я собираюсь спать, - сказала Габриэль. - Возможно, вино не позволит моим мрачным видениям вновь мучить меня, и мёртвая Каллисто сегодня не придёт терзать мою душу...

- О чём это ты? - насторожилась Зена. - Ну-ка рассказывай, что скрываешь.

- Проклятье, что же я так несдержанна... Я не хотела тебя тревожить...

- Уже поздно об этом сожалеть. Говори всё.

- Хорошо, будь по-твоему. Всё началось, когда я посетила это святилище в земле кельтов...

Габриэль шла впереди, в полной мере наслаждаясь редкой теперь прогулкой, и её сандалии почти бесшумно ступали по раскалённым камням мостовой. Лето было в разгаре, и жар поднимался снизу, от дорог и домов, зависая в воздухе маревом, а солнце горело как щит богов. Однако даже в такую погоду они были рады оказаться на улице, скучая от безделья, и необходимость навестить лошадей в конюшне была хорошим поводом размять ноги.