- Теперь-то ты не против? Сомнений нет?

- Нет.

- Хорошо, - Зена взяла девушку за ногу.

- Рабы подглядывают, - сказала Габриэль.

- Да. Пойдём в дом...

Габриэль не знала, почему сознание её так разыгралось, но, так или иначе, сны теперь накатывали на неё часто, они были яркими, почти реальными. Ей виделись картины из прошлого - первые дни с Зеной, её дом, родители, шумный праздничный Аргос накануне театральных представлений. Однако в тот вечер было что-то совсем иное.

Она увидела себя одиноко стоящей посреди огромного пустого пространства, это была степь, рыжая от трав, где-то на горизонте виднелись холмы, и небо пронзительно синело недоступной глубиной. Ей никогда не приходилось бывать в степи, и теперь она впервые видела то, о чём рассказывала воительница, ветер гулял, порождая рыжие волны и раздувая одежду на ней. Сзади послышалось какое-то ворчание, девушка обернулась и увидела, что совсем рядом замерли несколько львов, не сводивших с неё горящих глаз. Она не могла пошевелиться, понимала, что бежать некуда, и страх медленно заполнял тело, вливаясь в грудь как холодная, колющая жидкость. Однако звери не бросались, но просто стояли, потом же улеглись, продолжая изредка рычать. Могучий вожак с чёрной гривой громко дышал, раздувая бока, несколько львиц игриво били хвостами, выпуская когти. Габриэль подумалось, что эти львы как-то связаны со смертью, будто они и есть сама смерть, что бродит рядом, но всё же не настигает до времени.

Потом мир погас, и из тьмы появилась уже другая картина. Вновь была степь, только теперь она оказалась у костра, огонь в котором метался и казался холодным, напротив неё совершенно беспечно сидела Каллисто. Золотые волосы фессалийки покоились на левом плече, не скрывая лица, шрам на котором лежал как печать, но глаза всё так же горели божественным светом. Она была облачена в свои старые доспехи и полировала меч, положив его на колени, в какой-то момент, подняв взгляд на девушку, она сказала:

- Ты погрузилась глубоко в чашу снов, поэтесса. Выберешься ли назад?

- Ты мертва. Я сама видела... - прошептала Габриэль.

- Ещё бы, - усмехнулась та. - Сама дочь тёмного бога прошла по мне, она раздирала мою плоть словно зверь или дракон, проливала кровь мою. Хочешь видеть мои раны? Хочешь пересчитать их? Всё это было, и огонь пожрал меня, и бог светоносный оплакивал меня, беспутную дочь.

- Что ты делаешь здесь? Что это за место?

- Не бойся, биться тебе со мной не придётся. Да, и тебе ли спрашивать? Ты сама пришла сюда, сама пришла ко мне, сев к моему костру.

- Я этого не хотела, - ответила девушка, - я даже не знаю, где мы. Ты не можешь быть реальной, это просто сон.

- Ты почти права. Мы на пути, мы там, где пребываешь, когда жизнь уже осталась позади, а смерть ещё скрывается за горизонтом. Впрочем, мы гораздо ближе всё-таки к смерти. Ты сама открыла ворота, когда провела ночь в священном круге, и духи не остались глухи к тебе, они впустилnbsp;- Я прочно решила отправиться в путешествие, - ответила Габриэль, опёршись на шест. - Ничто больше дома меня не держит. и тебя, как и говорила Альбруна. Говорят, дух барда путешествует между мирами, как паук спускается по нити, или же как белка карабкается по дереву. Многие считают это даром, но тебе, похоже, это покажется проклятьем.

- Как это остановить?

- Это не моё дело. Ты открыла врата, тебе и разбираться. Впрочем, это не так долго будет мучить тебя, ведь рок уже сжимает кольцо вокруг вас, и скоро вы присоединитесь ко всем нам. Помнишь нас, ушедших за реку? Диомед, Персей, Ономакрит, Дамон... Смерть бродит рядом с ней, дочерью Ареса, и всех, кто вокруг, эти жернова не устают перемалывать.

- А ты что здесь делаешь? Почему не отправилась в мир мёртвых? - Габриэль присела перед костром, но не чувствовала тепла.

- Я буду ждать здесь. Ждать, пока Зена не перейдёт за реку, ибо месть моя не свершена.

- Неужели твоя ненависть так сильна, что не пускает тебя, не даёт всё забыть?

- У мертвецов нет памяти, нет ничего, кроме опустошения, но достаточной силой воли, если есть цель, пожирающая душу целиком, можно задержать себя на грани и помнить всё, что необходимо, - Каллисто вскочила, взмахнув мечом. - Я дождусь её и буду удовлетворена, увидев, что и ей перед смертью устоять не удалось.

- Мне жаль тебя, - содрогнулась девушка. - Твои родные... всё, что случилось...

- Себя пожалей, - оскалилась фессалийка. - Ты даже не была дома после гибели отца. Боишься попадаться на глаза своей матери? Это же из-за Зены всё произошло. Она запустила ту цепь событий, что привели к смерти Менандра. Ирония богов, как ни посмотри...

Габриэль проснулась в холодном поту, её трясло, и долго ещё она не могла успокоиться, не решаясь прижаться к воительнице, что лежала рядом. С той ночи мрачные видения посещали её регулярно, оставляя тяжёлое чувство на душе, однако она не рассказывала любимой, не желая расстраивать, ибо даже Зена не могла ей с этим помочь.

Лето было в разгаре, и жара оставляла города сонной провинции почти безлюдными до наступления вечера. Казалось, что жизнь здесь замерла, и выбиравшиеся на высокий балкон путницы редко когда видели пешеходов или всадников на дороге близ Элатеи. Однако, с наступлением темноты и прохлады, люди выбирались из домов, и Фаон, играя роль зажиточного хозяина, нередко собирал у себя гостей. Обычно Зена с Габриэль не выходили к ним, оставаясь на втором этаже, но праздник в честь дня рождения хозяина они проигнорировать не смогли. Народу было много, и большую часть времени они просидели в углу, не привлекая внимания, но уже к ночи остались лишь самые близкие, вино делало своё дело, и беседа стала откровеннее.

В обширном зале для приёма гостей теперь были лишь шестеро - сам Фаон, маг Гиппий, путницы и ещё двое горожан, которых они видели время от времени рядом с бывшим разбойником. Рабы хозяина, каковых тот держал немало, продолжали разносить вино, двигаясь между ложами и стульями египетской работы. Могучий сириец стоял с опахалом, хотя в нём не было особой необходимости, и он служил, скорее, доказательством состоятельности дома.

- Знаешь, Гиппий, моя жизнь похожа на историю нашей родной земли, Фокиды, - говорил Фаон, облокотившись на руку. - Ведь, ты и сам знаешь, что фокейцы стали известны как святотатцы после Священной войны, когда они захватили и разграбили дельфийскую сокровищницу. Страшное наказание они понесли за это - многие города были разрушены, и сейчас можно увидеть их руины. Однако потом, когда варвары галаты навалились живой лавиной на Элладу, именно фокейцам пришлось биться с ними яростнее всех, защищая Дельфы. Так наши предки словно искупили свою вину за осквернение святилища.

- Да, это известная история, - кивнул маг.

- Моя жизнь схожа с ней, - продолжил хозяин. - Я был разбойником, хотя и происхожу из зажиточной семьи...

- Не может быть! - воскликнули гости, за исключением путниц. Удивление это было притворным, ибо Фаон уже рассказывал раньше некоторые события из своей жизни, однако пришедшие хотели польстить ему и делали вид, что слышат это впервые.

- Да, именно так. Род мой происходит из Дельф, и в юности меня отправляли учиться в Афины, где я постигал науки у знаменитого Хилона, однако буйный нрав повлёк меня на тёмные дела. Я грабил людей на перевалах Парнаса, и отец мой прогнал меня из дома, лишив наследства. Не из бедности я разбойничал, но был как зверь дикий. Потом я отправился в Этолию, прослышав, что там известная Зена Коринфская сеет смуту против Рима, и я присоединился к этой женщине.

Воительница внимательно смотрела на него, ибо он слишком близко подошёл к опасной для них теме и в любой момент мог случайно проговориться. Габриэль замерла, не донеся персик до рта, она также поняла, что Фаон бродит по опасной грани, однако тот ничего не замечал и продолжал повествование.

- Там я обрёл новую цель, ибо Зена сражалась не просто так, не ради добычи, но стремилась к чему-то большему. Власть римлян хотели мы поколебать, тень свободы маячила перед нами. Однако мы всё же проливали кровь, и пожары оставляли за собой. Вид страданий изменил меня, и я решил оставить своё занятие, обратившись к искуплению того зла, что совершил. Зена благородно отпустила меня, ибо поняла, что творится в моей душе.