— Как же наши люди смогли уйти в «Красную революционную армию»?
— Да поверили ее коварным речам. Ма Ин ведь умеет создавать общественное мнение. Она говорит, что Хэ Цзяньго осуществляет буржуазную диктатуру, угнетает массы и будто бы «бьет всех подряд». Что это политика, губящая партию! Чушь какая-то. Да для чего Хэ Цзяньго буржуазная диктатура? Неужто для капиталистов? Я гляжу, Ма Ин не только ненавидит Хэ Цзяньго, не только ему завидует, но она самая настоящая злодейка! Скажи, верно?
Бай Хуэй промолчала. И Ду Инъин продолжила:
— Только что произошло вооруженное столкновение. Ой, что тут было! Могли и убить кого-нибудь! Такие огромные кирпичи летали, некоторых чуть до смерти не пришибло. Два дня назад мы захватили власть в школе, пригласили «Красную революционную армию» на собрание, а те заявили, что мы сделали это в одностороннем порядке, не захотели захват власти признать. Ну а потом началась большая драка. Нас было больше, и мы быстренько с ними разделались. Ты не видела, что тут сегодня творилось! Меня чуть было не убили! Если так дальше пойдет, у меня опять будет плохо с сердцем.
— А Хэ Цзяньго?
— Он в административном корпусе, в центральной канцелярии. Зайди к нему. Он будет рад тебя видеть. Я пойду, дома дел по горло. Денька через два зайду к тебе, поболтаем, а?
Девушки расстались, и Бай Хуэй пошла в канцелярию.
В коридоре было полно народу, стоял невообразимый гвалт. Через большие окна в полумрак коридора врывались солнечные лучи, но внутри толпились черные тени. Бай Хуэй поглядела на теснившихся в коридоре людей. Среди них были пленники из «Красной революционной армии». Люди отряда «Искупление кровью», потрясая кулаками, поучали их. Те не хотели уступать и сердито огрызались.
— Вы зачем в одностороннем порядке захватили власть? Мы этого не признаем! Даже кулаками и палками вы не заставите нас покориться!
— А вы сорвали митинг, хотели сохранить власть идущих по каппути. Напрасно стараетесь! Рычаги власти — в наших руках!
— А мы провозглашаем: захват власти не достиг цели! — надрывно выкрикнул один из захваченных в плен людей «Красной революционной армии».
— Значит, провозглашаете, что не достиг цели, так? — с угрозой в голосе заорал один из бойцов «Искупления кровью». — Вы что тут развонялись?
Сердитый гул и злорадный смех смешались с бранью и угрозами по адресу «Красной революционной армии». Кто-то сорвал фуражку с одного из них и подбросил ее в воздух. Другие пустили в ход кулаки. Люди из «Красной революционной армии» кричали:
— Вы ничем не отличаетесь от хулиганов! Если правда на вашей стороне, не сердитесь, а докажите это!
Но сейчас не было никакой возможности рассудить, где была истина, а где ложь.
Бай Хуэй ничего не сказала, протиснулась через толпу орущих и дерущихся людей и поднялась в центральную канцелярию к Хэ Цзяньго. Тот вместе с каким-то школьником просматривал лозунги и дацзыбао.
Увидев, что в комнату вошла Бай Хуэй, Хэ Цзяньго бросил ей: «Садись!», повернулся и продолжал читать:
— Добавьте еще одну строку: «Командир злодейской «Красной революционной армии» Ма Ин — организатор преступной контрреволюционной акции, направленной на срыв захвата власти».
— Здорово сказано! — восторженно подхватил школьник.
— Вот так-то! Сокрушая разбойников, сокруши их вожака; стреляя из лука, стреляй в сердце; целясь в мишень, целься в середину, а бьешь, так бей без пощады! — Хэ Цзяньго похлопал школьника по плечу и сказал хорошо поставленным голосом бывалого оратора: — Быстрее иди и напиши. Это объявление не позднее чем сегодня должно висеть на стене центрального штаба.
Они остались в комнате вдвоем. Хэ Цзяньго сел за стол, наклонил голову и стал теребить висевший у него на груди свисток. В его отношении к Бай Хуэй не было ничего такого, о чем говорила Ду Инъин. Он явно давал понять Бай Хуэй, что недоволен ею.
В углу комнаты стояло несколько свернутых знамен и деревянных винтовок. Вдоль стены выстроились канцелярские шкафы. Замки с них были сорваны, а дверцы заклеены крест-накрест полосками бумаги. Стены были сплошь залеплены всевозможными лозунгами, карикатурными изображениями каких-то людей и надписями с руганью по адресу стоящих у власти. Комната не отапливалась, и в ней было очень холодно, в воздухе пахло тушью.
— Какова твоя политическая позиция? — Хэ Цзяньго впервые говорил таким холодным тоном — почти что тоном следователя — с Бай Хуэй. Не дожидаясь ответа, он приподнял голову и вперил в Бай Хуэй пронзительный взгляд. Ее белое лицо было бесстрастным, но в узких глазах как будто затаилось какое-то еще не высказанное, но твердое решение. Он только раскрыл рот, как Бай Хуэй встала, подошла к столу, сорвала с себя нарукавную повязку, скомкала ее и бросила на стол. Хэ Цзяньго вскочил как ужаленный, его стул отлетел к стене. Ухватившись обеими рукам за стол, он заорал:
— Изменница! Ты капитулировала перед Ма Ин!
— Я не позволю тебе обманывать меня! Кто здесь изменник?
Хэ Цзяньго схватил со стола красную повязку и что было силы замахал ею перед носом Бай Хуэй.
— Ты зачем это сделала?! — вопил он.
Бай Хуэй ничего не ответила. Резко повернувшись, отчего падавшая на грудь коса перелетела за спину, она скрылась за дверями канцелярии.
Назавтра Ду Инъин пришла в гости к Бай Хуэй. Она весело болтала, делая вид, будто ничего не произошло, но в поведении ее чувствовалась какая-то натянутость, и было видно, что ее внешнее спокойствие давалось ей непросто. В конце концов она, словно сбрасывая с себя тяжесть, сказала:
— Хватит, не буду тебе больше голову морочить. Хэ Цзяньго не велел говорить, что это он послал меня к тебе. А я не хочу кривить душой. Он послал меня разузнать, почему ты ушла из его центрального штаба.
— Не знаю, — сказала Бай Хуэй, уставившись на ледяные узоры в окне.
— Может, ты разуверилась в Хэ Цзяньго? Ты не обижайся на него за то, что он такой сердитый. У него в эти дни настроение неважное, вот он и злится! Для него это нормально. Борьба пошла ожесточенная, наших становится все меньше, а у Ма Ин людей все больше — как тут не беспокоиться? Хэ Цзяньго говорит… я тебе все скажу! Он вчера уже разведал, что ты не перешла на сторону «Красной революционной армии». Он подумал, что ты ушла из-за своего отца, боишься, что тебе выдерут косы, правильно или нет?
— При чем тут мой отец? Большинство людей на фабрике поддерживают его. Он настоящий революционер. С тем, кто посмеет его тронуть, я сама разделаюсь! Выдрать мне косы? Пусть попробуют!
— Тогда почему же? — тихо спросила Ду Инъин, увидев, что Бай Хуэй разгорячилась, и боясь задеть ее резким тоном.
— Не знаю. — Бай Хуэй по-прежнему смотрела в замерзшее окно.
— Ну, Бай Хуэй, почему ты не хочешь мне сказать?
— Я действительно не знаю…
У нее как будто и вправду была какая-то неясная, неосознанная причина. Ду Инъин смутилась.
— Инъин, как ты думаешь, кто наши враги? — строго спросила Бай Хуэй.
— Как же ты до сих пор не поняла? Контрреволюционеры!
— А учителя все контрреволюционеры?
— Конечно, не все.
— А мы их всех разогнали!
— Ну и что тут плохого? — не задумываясь, спросила в ответ Ду Инъин.
— Мы должны считать их врагами или только товарищами, совершившими ошибки?
— Ах, Бай Хуэй, вечно у тебя сложность на пустом месте! Что тут думать! Когда начинается революция, тут уже некогда разбираться!
— Неправильно! Председатель Мао говорит, что главный вопрос революции — определить границу между врагами и друзьями… А еще он говорит: «Надо бороться словом, не надо бороться оружием»; а мы что делаем?
— Но разве можно церемониться в классовой борьбе? Революция — не званый обед, тут все средства хороши. Так почему бы и не применить оружие?
— Ты не права! — резко возразила Бай Хуэй. — Хорошенько почитай произведения классиков и увидишь, что ты не права!
Только сейчас Ду Инъин заметила, что на столике рядом с кроватью Бай Хуэй лежит стопка книг. Она подошла и проглядела: избранные произведения Маркса и Энгельса, книги Ленина и Мао Цзэдуна, история партии, несколько брошюр о диалектическом материализме, были и литературные произведения. Она наугад выхватила одно из них, очень старую книжку, на ее истрепанной обложке едва можно было разобрать заголовок: «Любовь к жизни». У нижнего края обложки четким почерком Бай Хуэй было написано: «Обратить внимание: это не вредная книга, а книга, которую любил Ленин». На столике лежал также дневник, и раскрытая страница его была густо исписана маленькими иероглифами. Ду Инъин без интереса положила книги обратно и шутливо сказала: