Глубоко взволнованный, с состраданием глядя на этого доброго и несчастного человека, я промолвил:

— Забудем прошлое, будущее, без сомнения, будет лучше настоящего.

Изуверившись в жизни, я без особого энтузиазма произнес эти пустые и расхожие слова. Его ответ поразил меня.

— Нет, умри я даже сегодня, я все равно скажу спасибо жизни за все, что она мне дала. А если мне суждено прожить еще немного, я в свой черед воздам ей за все.

Эти слова невольно перенесли меня в другой мир, трогательный и волнующий. Я, давно не испытывая к жизни ничего, кроме усталости, апатии, отчуждения, вновь ощутил ее мощное и горячее дыхание… и промолчал в ответ. Когда чувства переполняют тебя, лучше оставить их в сердце, чтобы они спокойно улеглись. В этом самое большое счастье.

Забрезжил рассвет, за окном смутно угадывались цвета предметов. Не передалось ли и мне его художественное мироощущение, под влиянием которого я тоже стал видеть краски мира?

Хуа Сяюй поднялся, положил вещи в сумку.

— Мне пора, — сказал он. — Давайте простимся! Я желаю вам всего хорошего!

— Спасибо, я тоже желаю вам… — Я запнулся, потом закончил. — Надеюсь вскоре увидеть ваши блюда с росписью!

Глаза его вспыхнули. Я угадал его заветное желание.

— Непременно! Непременно!

В его словах звучала уверенность. Поезд замедлил ход. Он спустил сверху ящик и, склонившись, тихо, словно ребенку, шепнул в отверстие:

— Ну как, хорошо поспал? Скоро будем дома, а пока помолчи!

— А можно мне заглянуть внутрь? — не удержался я.

Поезд остановился. За окном в холодном утреннем тумане показались неясные очертания станционных построек, перрона, навеса. Я наклонился к отверстию в ящике, но там было темно, до меня донесся лишь специфический запах, который обычно исходит от шерсти животных.

— Простите, не поможете ли вы мне? Мне надо проскочить через турникет, если я стану перекладывать там вещи, контролер может заметить. Нет, что вы, провожать не надо, сделайте одолжение, — говорил он, вешая тем временем через плечо мольберт и беря в правую руку ящик, а в левую — сумку. — Достаньте из кармана пиджака билет… так, положите мне в рот, я прикушу.

С билетом в зубах он уже не мог разговаривать, только улыбнулся мне с благодарностью. Мы простились без слов, обменявшись взглядами, в которых были слова прощания, пожелание счастья, грусть расставания.

Из окна своего купе я с некоторой тревогой следил за тем, как, смешавшись с немногочисленной толпой пассажиров, он подходил к контролеру. Тот вынул у него изо рта билет и спросил о чем-то. Хуа Сяюй помотал головой. Видимо, речь шла о том, не нужен ли ему корешок билета для отчета. За оградой перрона он оглянулся, вытянув шею, посмотрел в моем направлении. Я замахал рукой, но в купе было темно, и он не увидел меня…

С грустью провожал я глазами медленно удалявшуюся фигуру с картонным ящиком в руке. Что пожелать ему? Что ждет его впереди? Скитаясь по свету, я, правда, встречал немало таких горемык, хлебнувших через край нужду и лишения. Но на их лицах вы не увидите следов страданий. Бывает, они расскажут о своих терниях и муках, которые с трудом укладываются в сознании. В них, словно в мешок фокусника, жизнь кидала все, что пожестче, поколючее, погрубее, но они, вынося страшные перегрузки, не лопнули, не расползлись по швам, а молча, стиснув зубы, преодолели все. Их взоры, их сердца всегда упрямо обращены к жизни. И не сама ли жизнь с ее поразительным богатством, таинственностью и глубоко спрятанными надеждами мешает даже отчаявшимся людям с легкостью расстаться с ней? Так и ты, несмотря на все невзгоды, продолжаешь свою мужественную жизнь, о наш великий китайский народ…

Лучи света, ударившие в глаза, прервали течение моих мыслей. Оказывается, мы уже отъехали от станции. Небо посветлело, за окном в лучах солнца искрилась ледяная гладь могучей реки.

Перевод В. Аджимамудовой.

В ту пору в Тяньцзине каждый год устраивали по нескольку праздников в честь святых владык. А на праздниках, известное дело, тут же объявляются всякие любители напроказить. Поначалу случилось у нас только одно происшествие. Это когда при государе Цзяцине во время театрального представления пятилетний малец, который изображал Мать-государыню Запада, умер от солнечного удара прямо на помосте. Ну, то, можно сказать, было делом случайным, все пошумели-повздыхали да разошлись. А потом, когда государь Гуансюй взошел на престол и устроили по этому поводу большие торжества, случилось так, что во время молебна благодарения душ из выставленных напоказ драгоценностей украли одну большую жемчужину. Люди сказывали, цена той жемчужине была чуть ли не сто тысяч. Уездный начальник послал своих людей на розыски, те весь город вверх дном перевернули, а жемчужину так и не нашли. А любители всяческие беспорядки чинить уже целыми шайками стали шастать по улицам. Бывало, затопчут насмерть ребенка, всяк праздник, глядишь, драку затеют и уж кому-нибудь череп да раскроят, что твою тыкву.

Раз случилось, возжигали благовония в зале «Исполнения желаний», где стояла статуя Богини моря, и старинный храм спалили дотла. Какой-то смельчак из тех лихих людей, когда пламя уже вовсю полыхало, уволок статую той богини неизвестно куда. Ходил слух, что в животе богини внутренности были из чистого золота и серебра. Тут же и мужчины и женщины из верующих кинулись богиню искать. Вы не смейтесь, вы себя поставьте на место тех людей да прикиньте сами: коли нет богов, кому же поклоны бить?!

Тяньцзиньцы любят приврать. Один человек клялся, что он собственными глазами видел, как богиню зарыли на заднем дворе бакалейной лавки «Счастье Восточных морей». Нашлись парни, которые не побоялись хозяина лавки, перемахнули через ограду, отвалили два сваленных в углу двора каменных пресса для выжимания сои, перекопали в том месте землю, но ничего не нашли и со злости прессы разбили, да еще и нагадили на них. А хозяин той лавки был приятелем начальника управы, и налетчиков быстренько поймали. Хотели было взыскать с них за причиненные убытки, да не вышло ничего, потому как были это люди бедовые, прямо-таки отпетые разбойники, у них в доме одна циновка, пара одеял да сотня клопов, даже риса и того не водится.

На этот раз старики стали поговаривать о том, что надо бы эти праздники вообще запретить. Тяньцзинь — место бойкое, народ тут живет отчаянный, так и норовит какой-нибудь фортель выкинуть. Нет, не к добру все эти праздники, от которых весь город ходуном ходит. Но кто же может праздники запретить?

Вы еще учтите, что Тяньцзинь жил соляной и рыбной торговлей. Тяньцзиньцы выходили в море, спорили с ветром и волнами и надеялись, что морская богиня их защитит. Даже те, что скопили деньжат, немало горя хлебнули; что же говорить про мелкий люд, который вроде собак и кошек? Потому-то люди и рады были повеселиться в день рождения морской богини. Всюду затевались разные представления, народ высыпал на улицы, люди молились и жгли благовония, чтобы ублажить богиню. Статую богини выносили из посвященного ей храма за Восточными воротами, носили по улицам, разные общины городских жители давали в ее честь представления. Несколько дней город ликовал, а святая сила богини укрощала демонов.