Второе октября. Погода стоит ясная и теплая. Ребята из роты Хэ Цзяньго отметили государственный праздник, а потом разошлись кто куда. Бай Хуэй и еще несколько девушек из ее класса отправились кататься на лодках. Грести никто из них не умел, орудовать веслом им вскоре надоело, и лодки покачивались на воде недалеко от берега.
От нечего делать девушки затеяли веселую возню — толкали чужую лодку и обливали водой подруг. Ду Инъин уже сильно намочила одежду своей соперницы. Простояв полдня на торжественном собрании, они теперь от души смеются. Только Бай Хуэй не смеется — она в одиночестве сидит на корме лодки, свесив босые ноги в прохладную осеннюю воду.
Дела у отца шли все хуже. У себя на фабрике он уже провел более десяти проверок. Выступил с суровой самокритикой, осудил ошибки, допущенные в работе. Рабочие сочли, что он говорил правдиво, послужной список у него был безупречный и его надо оставить на посту директора. Но нашлись люди, которые не переставали нападать на отца, не хотели прощать ему его недостатки и ошибки, нашли недочеты в проверках, проводившихся отцом, заявляли, что на фабрике отец является представителем ревизионистской линии», «неисправимым сторонником идущих по каппути», «членом злодейской черной банды» и что его непременно нужно сместить. Они даже называли отца контрреволюционером и повесили дацзыбао с этим обвинением на воротах фабрики и его дома. Бай Хуэй и негодовала, и тревожилась. Она боялась, что соседи, друзья, товарищи по школе, да и просто прохожие и впрямь сочтут отца контрреволюционером. Она стала бояться заходить к соседям и даже в школу ходила не каждый день. Ведь ясно, что отец — старый революционер, зачем же врать, что он против революции? До предела возмущенная, она написала заявление в поддержку отца. В заявлении она рассказала о славном прошлом ее отца и матери. Ей хотелось повесить это заявление на дацзыбао, висевшее у ворот дома, и еще ей хотелось пойти поговорить с теми людьми. Но отец вскипел, отругал ее и сказал, что такая торопливость только навредит. Никогда еще отец так не сердился на нее. Казалось, он излил на нее все раздражение, скопившееся в душе. Бай Хуэй покорно разорвала заявление и всю ночь проплакала…
А в классе Бай Хуэй произошел раскол. Та коротышка Ма Ин, заместитель командира взвода, считала, что в их роте Хэ Цзяньго изменил выдвинутым им прежде принципам «бить по лицу — это чересчур», «рукоприкладство не соответствует указаниям председателя Мао». До начала движения, когда Хэ Цзяньго был заместителем секретаря школьного комитета комсомола, Ма Ин входила в состав комитета и одно время была даже секретарем. Хэ Цзяньго имел большой талант организатора, да и к школе относился как к родному дому, поэтому Ма Ин очень его уважала и доверяла ему. Это отмечал и сам Хэ Цзяньго. Теперь же он пропускал мимо ушей упреки Ма Ин и сам назвал ее «маленьким генералом, нападающим на революцию» и «адвокатом нечисти». Между ними произошел разрыв. Ма Ин больше никаких дел в школе не поручали. Бай Хуэй приняла сторону Хэ Цзяньго, потому что Хэ Цзяньго казался ей вдохновенным и искренним бойцом революции. Однако слова Ма Ин разбередили ее душу. Зарубцевавшаяся было рана снова потихоньку заныла.
Она сидела в качающейся лодке. Вокруг звонко смеялись подруги, но она ничего не слышала и неподвижно, глядела на мерцающую полоску света, белевшую посредине озера.
Ду Инъин совсем забрызгала водой свою соперницу. Та со смехом сдалась. Ду Инъин собралась было прыгнуть в соседнюю лодку, чтобы утешить вымокшую соперницу, но в последний момент испугалась. В растерянности она зашаталась, потеряла равновесие, но упала не в воду, а в соседнюю лодку. Лодка резко накренилась — стоявшие в ней девушки попадали на дно. А вот корма, где прежде сидела Бай Хуэй, оказалась пустой.
— О-ой, Бай Хуэй вывалилась!
— Спасите!
Из воды вынырнула черная голова и белая рука Бай Хуэй. Рука судорожно искала, за что бы уцепиться, но тут же ушла под воду, словно кто-то утянул ее вниз. Бай Хуэй не умела плавать. Девушки в лодке, как на грех, тоже не умели плавать и стали истошно звать на помощь. Ду Инъин громко заплакала…
И тут какой-то человек на берегу бросился в воду. Лодки, к счастью, находились недалеко от берега, а человек словно не плыл, а летел на крыльях, оставляя за собой пенистый след. Он быстро подоспел к месту происшествия, нырнул. И вот уже спаситель приподнял голову Бай Хуэй над водой, а девушки подхватили ее под руки и втащили в лодку. Человек тоже влез в лодку.
Бай Хуэй была в сознании. Вся промокшая, она уселась на корме и, смахнув висевшие на ресницах капли, вгляделась в того, кто ее спас.
Это был высокий юноша, с виду ничем не примечательный, но крепко сложенный. Смуглое лицо, толстые губы, над верхней губой пробивается редкий пушок, глаза очень черные, но не горящие, как у Хэ Цзяньго, а глубокие и задумчивые. Парень сел напротив Бай Хуэй. От воды, стекавшей с брюк, под его ногами образовалась лужа.
— Ну, как ты? — спросил он Бай Хуэй.
Бай Хуэй замотала головой:
— Ничего страшного.
— Когда придешь домой, выпей побольше теплой воды с сахаром, и все будет в порядке. Подведите лодку к берегу, мне надо идти, — обратился он к девушкам.
Девушки принялись грести к берегу, осыпая спасителя Бай Хуэй благодарностями. Бай Хуэй молчала. Разве можно было высказать то, что происходило в душе? Ведь этот человек спас ей жизнь!
Девушки стали спрашивать юношу, где он работает, как его зовут. Тот отвечал с улыбкой, будто недавнее происшествие было для него делом самым обычным.
Юноша снял туфли, вылил из них воду в озеро, а потом досуха отжал куртку. Девушки наперебой предлагали ему свои куртки. Он отказывался, но в такой мокрой одежде домой тоже не очень-то пойдешь. Пришлось ему уступить. Ду Инъин сняла с себя свою военную куртку и, оставив себе нарукавную повязку, отдала ее юноше. Эта куртка была Ду Инъин очень велика, а ему была как раз. Ду Инъин спросила:
— Где вы живете? Как вас зовут? Куда мне зайти за курткой?
— Я живу на улице Хэкоудао, дом тридцать шесть. Зовут меня Чан Мин. — Но тут же добавил: — Не надо приходить. Я сам ее принесу.
— Нет, нет, лучше я зайду! — вежливо ответила Ду Инъин.
— Нет! — решительно сказал Чан Мин, давая понять, что не примет никаких возражений. — Я завтра выхожу в ночную смену и сам к вам зайду. Вы из какой школы?
— Из средней школы Хунъянь, бывшей пятьдесят пятой школы. Меня зовут Ду Инъин, а мою подругу — Бай Хуэй.
Чан Мин посмотрел на Бай Хуэй, и Бай Хуэй не отвела глаз. На ее белом лице по обыкновению не было улыбки, только покрасневшие от воды глаза светились благодарностью.
Лодка причалила к берегу. Чан Мин выпрыгнул на берег и помахал зажатой в руке мокрой одеждой.
— Ну, до свидания! Завтра занесу вам куртку, — крикнул он и зашагал к выходу.
— До свидания! — крикнули ему девушки. Бай Хуэй встала и проводила его благодарным взглядом, пока он не скрылся за низкими деревьями, оголенными осенним ветром.
Едва девушки вышли на берег, как вокруг них собрались люди. Они только что своими глазами видели, как Бай Хуэй упала в воду, а юноша храбро спас ее.
— Ну и попала же ты в переделку! — сказал Бай Хуэй один пожилой мужчина с густой бородой. — Это озеро — котлован. Ты понимаешь, что такое котлован? Все равно что котел. Кто в него упадет, тут же уходит вниз. А в середине глубина четыре-пять чжанов и дно в водорослях. Если туда провалиться, не то что тебе, но и опытному пловцу не выплыть. Твое счастье, что этот парень вытащил тебя!
Бай Хуэй подняла голову: вдали, на дамбе, плотно засаженной зелеными ивами, медленно удалялась фигура юноши.
На следующее утро Бай Хуэй сама пришла к воротам дома тридцать шесть по улице Хэкоудао. Она по-прежнему была в своей зеленой форме, но без фуражки, на затылке ее красовался блестящий гребень.
Это был старый трехэтажный особняк. Полуразвалившиеся, заржавленные ворота перед ним были широко распахнуты, и ни открыть, ни закрыть их было невозможно.