Иван Макарович повел фонарем и вдруг свет выхватил из тьмы голову селенита. Нашим путешественникам на мгновение показалось, что селенит иронически усмехается. Осветили всю его фигуру, - он стоял на коленях спиной к стене под изображением космогонической теории. Отдельные детали его большого тела - лицо, руки, - можно было вообразить лишь при некоторой доли фантазии. Это была, казалось, тень некогда живого существа.
- Может быть, это и есть автор космогонической теории? спросил Загорский.
- Возможно… Видите - он истлел, а мысль его жива!
Светом нащупав выход, Плугарь и Загорский оставили круглый зал. Настроение у них было хорошее: может быть, благодаря удачным открытиям, может быть, от сознания, что селениты жили не как кроты, что это были существа, способные к абстрактному мышлению. Одно только горько поражало сынов Земли: и на изображениях, и в натуре они видели селенитов в одинаковых позах: либо стоящими на коленях, либо лежащими ниц.
«Что за темная сила не давала им выпрямиться? - думал Плугарь. - Видимо, было нечто такое, что сковывало их прогресс, иначе они не погибли бы. Либо спасли бы свою планету, либо переправились бы на Землю. Ясно, что это общественные отношения и соответствующая идеология…»
- О, а это что? - Николай осветил угол. - Посмотрите, Иван Макарович!
Профессор подошел, наклонился и в ярком свете фонаря распознал целую колонию грибов.
- Оказывается, здесь мы можем пополнить запас провианта, - пошутил он, - Как же они выросли здесь без воздуха и без воды?
Эта, казалось бы, незначительная находка глубоко поразила Плугаря. Какая неодолимая, какая могучая сила жизни! Нет почвы - цепляется корнями за камень, нечем дышать, - а все-таки произрастает. Никакие слепые силы не могут убить ее! Не могут! Жизнь - бессмертна!
После того как Загорский сфотографировал стойких представителей погибшей флоры Луны, Иван Макарович сорвал несколько штук и бережно уложил в сумку.
Дальше пошли какими-то крутыми спусками, узкими галереями, широкими площадями. То поднимались по ступенькам вверх, то прыгали, вниз, то, не раздумывая, спускались в какие-то колодцы-шахты. И всюду были помещения - словно соты, и очевидно, в несколько этажей.
Было тепло; Иван Макарович думал, что тепло исходит от планеты, а Загорский считал, что они согрелись от ходьбы, несмотря на то, что она почти не утомила их. Заблудиться они не боялись: за ними тянулся отлично видимый при свете след в пыли. Сумки их уже были наполнены различными образцами причудливых предметов из камня, изделий из стекла и терракоты. Но желание увидеть, узнать еще больше, эта неутолимая жажда, которой, к счастью, одержимо человечество, гнала и гнала их вперед. Они хотели еще найти следы металлов. Шли, переговариваясь через свои рации, освещая путь снопами электрического сияния.
На одном большом перекрестке остановились. Посредине здесь чернело круглое отверстие, в которое чуть было не свалился профессор Плугарь. Посветив вверх он увидел подобное же отверстие и в потолке - похоже было, что это какой-то сквозной колодец, И вверху и внизу возле отверстий было по нескольку больших шаров, которые сразу ярко вспыхнули, когда на них упал свет фонарей. Глазам наших путешественников представилась великолепная картина: перед отверстием, ведущим вниз, спинами к нему, лицами к улице, возвышались четыре огромных скульптуры из какого-то светлого камня, очень напоминавшего мрамор. Каменные фигуры в протянутых руках держали точно такие же прозрачные шары, какие были установлены возле отверстий.
- О, это надо обязательно сфотографировать! - восхищенно сказал Загорский. - Возьмите мой фонарь… Иван Макарович. Светите. Видите: свет будто усиливается?
И в самом деле, стало светло, как днем, как на поверхности: шары отражали свет друг от друга, и образовалась целая сеть лучей. Увидя какой-то каменный столбик, Николай стал на него и начал крутить ручку киноаппарата. Нацеливая объектив то в одну, то в другую сторону, он потерял равновесие и, соскакивая с возвышения, толкнул Ивана Макаровича.
- Что вы сделали! - воскликнул профессор. Николай подумал, что причинил ему боль, но тут же увидел какие-то отблески в отверстии и с ужасом понял: упали фонари. От неожиданного толчка Иван Макарович уронил их.
Испуганными глазами смотрели Плугарь и Загорский в бесконечно глубокий колодец, где, словно два светлячка, мелькали фонари. То и дело в глубине вспыхивало сияние: должно быть, отражали свет стеклянные шары, установленные на перекрестках в нижних ярусов этого удивительного города. Наконец все внизу погасло - фонари либо разбились, либо утонули в пыли. Здесь же, где неподвижно стояли Плугарь и Загорский, было еще светло.
- Смотрите, смотрите, Иван Макарович! - Эти шары еще светятся… - в нервном возбуждении воскликнул Николай. - Они, наверное, способны сохранять, удерживать световую энергию. Бежим, Иван Макарович, может, еще успеем…
Профессор Плугарь молчал. Темнота быстро накладывала тени на его лицо, он сжал руку Николаю, словно желая передать юноше свое мужество. Юпитеры - и те, возле отверстия вверху, и те, что держали в руках каменные женщины, угасали с каждой секундой.
Тьма, густая, непроницаемая тьма надвигалась со всех сторон. Черным зловещим крылом закрыла она даль туннелей, окутала скульптуры… И вдруг Николаю показалось, что он ослеп: не видно было совсем ничего.
Кромешная тьма!
- Что же теперь будет, Иван Макарович? - спросил он в отчаянии.
- Самое главное - выдержка, товарищ Загорский, выдержка и спокойствие. Мы попали в тяжелое положение: вот и давайте подумаем, как нам из него выйти… Сперва необходимо восстановить в памяти весь путь, а потом двигаться. Когда доберемся до храма - там уже рукой подать.
Иван Макарович говорил, преодолевая тревогу, которая и его охватывала смертным холодом. Он знал, что ситуацию упреками не изменишь, и все же упрекал себя за то, что так далеко забрался в этот лабиринт. Почему было не вернуться? Ведь все равно за один раз город не исследуешь! Важно было установить самый факт его существования…
- Вы, Николай, кажется, шахматист?
- А что?
- Вы, конечно, знаете целые партии на память, сможете восстановить последовательность ходов…
- Это так, Иван Макарович, но в шахматах все внимание устремлено на ходы, а здесь…
- Припоминайте!
- Когда вы нашли меня, мы пошли прямо, потом на перекрестке повернули влево; входили в помещения, позже снова повернули, кажется, уже вправо, потом спустились в нижний ярус, потом опять шли по улице…
Да, они прошли очень много - целые километры подземных путей, и вглубь опустились не меньше, чем на километр. Кислорода у них было еще на час-два - запас его остался на вездеходе.
«Если не удастся выбраться, - подумал Плугарь, - то Милько с Ольгой все-таки вернутся на Землю… А потом нас найдут. И хорошо, что мы здесь побывали., Это же человечество посмотрело на все, что имеется на Луне, нашими глазами».
- А когда мы пришли в круглый зал? - спросил Николай.
- Знаете что, Николай, давайте начнем припоминать с этого конца. Первые метров пятьдесят я хорошо видел в последнее мгновение. Пойдем наощупь, а потом снова припомним…
Держась за руки, они двинулись. Беспросветная мгла плотно облегала их со всех сторон, И Николай, и Иван Макарович то закрывали, то открывали глаза. Были моменты, когда перед ними всплывали какие-то невыразительные пятна - это еще работала сетчатка. А потом тьма залила все.
ПУТЕШЕСТВИЕ ОЛЬГИ
Надев скафандр, Ольга спустилась с ракеты. Девушка была так встревожена, что не обратила абсолютно никакого внимания на то, что она впервые ступила на поверхность Луны! Она была озабочена одним: как уберечь экспедицию от опасности?
Кислородный прибор работал безупречно, и Ольга даже не чувствовала, что она - в безвоздушном пространстве. Увидя в седой пыли следы, ведущие в противоположную от вездехода сторону, Ольга добралась до самого края плато, на котором высилась их ракета. Следы вели вниз, а дальше терялись за холмами. Здесь, на краю горного пятачка, Ольга решила установить грозное предупреждение. Сгребла ногой кучку пыли, сунула в нее белый листок. На русском и английском языках на нем было написано:
