- Что это? - спросила девушка.

- Рыба плеснула, - ответил Вася.

- Это, наверное, ты сам, - недоверчиво сказал Марко.

- Не балуйтесь, - строго промолвил врач. - Идемте быстрей, а то, чего доброго, еще простудимся здесь.

Туннель был небольшой. Еще несколько шагов - и они вышли из темноты. Вася выходил последним. Переступив порог туннеля, он услышал позади плеск, сходный с тем, какой он сам раньше произвел. Паренек прислушался, но в туннеле уже была тишина. Он ничего не сказал и присоединился к товарищам.

За те полминуты, которые путешественники пробыли в туннеле, они получили настоящее удовольствие. Сейчас они стояли в глубокой долине. По камням бежала речка, и лунный свет мерцал на ее поверхности. Повсюду в густых зарослях мигали огоньки светлячков, словно манили к себе. Недалеко в кустах защебетала птица. Ни одного человека не было видно поблизости. Ночь вступила в свои права, и луна стелила по земле длинные тени деревьев.

Друзья начали спускаться к речке. Приблизившись, они услышали журчанье воды меж камней и перешли по узкому мостику на другой берег. Здесь среди деревьев была прогалина, покрытая высокой травой, бледной от росы и лунного света. Вокруг было так величественно и тихо, что все стояли молча, вслушиваясь в ночные звуки, вглядываясь в темные неподвижные силуэты и густые тени между деревьями.

Вдруг все вздрогнули. На горе среди деревьев, где-то в той стороне, откуда они шли, послышалось пение.

Песня медленно выплывала из темноты, окутывавшей склон, плыла над речкой, между деревьями и, казалось, поднималась к луне. Песня была звонкая и торжественная, легкая и спокойная. Она говорила о красоте и счастье, об отваге и радости, она шла из самого сердца.

Михаил Фритиофович сел на камень. Молодежь тоже примостилась около него. Только Вася стоял неподвижно. Он смотрел перед собой, искал взглядом певицу и, не видя никого, закрыл глаза. Он вслушивался в эти звуки, исполненный желания разобрать слова. Но не понял ни одного слова. Однако ему казалось, что эту мелодию он слышал как будто не впервые. Он наклонил голову с закрытыми глазами. Песня стала печальной, словно на ее звуках летела трагедия человеческого сердца, неведомая до сих пор боль и печаль касалась его. В кустах затих соловей, исчезли огненные мотыльки. Казалось, даже луна остановилась, слушая эту песню. Но вот ушла печаль и снова вернулась радость и рассыпалась дождем серебряных колокольчиков.

Вася словно окаменел, а в воображении его всплывала другая ночь; школьный сад, луна отражается в маленьком фонтане, цветут старые яблони, и на краю волейбольной площадки стоит фигура певицы в белом, поющей незнакомую итальянскую песню.

Песня закончилась гимном победе и счастью. Казалось, луна послала ласковую улыбку, двинулась с места и поплыла над зачарованной долиной.

Вася подбежал к врачу!

- Михаил Фритиофович! Это она. Это та самая певица!

- Ну, ну… - Михаил Фритиофович понял, о чем говорил Вася. - Только не она. Откуда бы ей здесь взяться… А песня та же. И чудесно пропетая песня.

Шарль захлопал в ладоши, и все подхватили его аплодисменты.

- Бис. бис! - кричал Марко.

Но певица умолкла, и больше ни одного звука не долетало до слушателей.

Вася продолжал уверять, что это та же певица. Но Михаил Фритиофович только пожимал плечами и отвечал:

- Необыкновенный случай… Но чтобы это была та же самая… - он покачал головой.

Марко лукаво посматривал на врача, мальчику что-то очень хотелось не то сказать, не то спросить. Но он, припомнив разговор с Вандой на пристани, ущипнул себя за щеку и терпеливо промолчал.

- Пойдемте искать эту певицу, - предложил Вася.

- Как же мы полезем через кусты на гору? - сказал врач. - Здесь не так легко разыскать тропинку.

Услышав, что врач протестует против розысков, Марко завертелся еще пуще, подмигнул Зое, хотя она в темноте ничего не могла видеть, и сказал:

- Шарль!

- Что такое?

Марко прикусил губу, а потом медленно ответил:

- Светляков что-то не видно.

Ему казалось, что он владеет большой тайной - догадывался, чье это пение, и ему хотелось сказать об этом товарищам. Но уговор с Вандой удерживал его.

Посидев еще несколько минут, они поднялись и прошли несколько сот шагов дальше по тропинке. Но должны были вернуться, потому что Вася, по выражению Марко, стал «вороной» и почти на каждом шагу спотыкался.

Васю, действительно, охватила задумчивость. Еще дома он мечтал разгадать инкогнито той певицы, которую приводила Ванда на школьный вечер. Хотя Михаил Фритиофович не соглашался, что эта была та самая, но Васе они показались очень и очень похожими. Возможно, потому, что исполнялась та же песня и слышал он ее только второй раз. Песня произвела на него такое большое впечатление и так захватила своей музыкальностью, что он не удержался и тут же попробовал воспроизвести ее мотив, замурлыкав себе под нос. Услыхав, что он пробует петь ту же песню, все засмеялись, и он умолк. Тут Васе вспомнилось, как он когда-то вместе с несколькими товарищами насмехался над Вандой. Он решил, вернувшись в лагерь, попросить прощения у Ванды за давнее оскорбление и добиться от нее, чтобы она сказала, кто эта певица.

Зоя затянула «Мисяцю-князю» и, хотя певица она была далеко не блестящая, но когда кончила, получила аплодисменты в несколько раз более бурные, чем неизвестная итальянка.

Возвращались к палатке с песнями и с аппетитом. Когда подошли к водопаду, встретили Инапху. Он шел их разыскивать. Спросили, слышал ли он певицу. Он ответил, что слышал только, как пели они. Паренек проводил своих новых друзей к морю и распрощался. Он обещал навестить их через несколько дней.

Вася горел желанием поговорить с Вандой. Но разговор не состоялся. Когда они пришли в палатку, Ванда уже спала, однако, должно быть, не крепко, потому что когда Зоя легла возле нее, девушка подвинулась и дала подруге место.

На другой день Михаил Фритиофович предложил взобраться на гору Аную, господствующую высоту над Псирцхой. Внимание путешественников уже давно привлекала узкая колея, издалека напоминавшая железную дорогу, которая почти отвесно сбегала с самой высокой горы и исчезала из глаз за ближним к морю холмом.

- Гора Ануя, или иначе - Афонская, - объяснил врач, указывая на гору. - Высота что-то около восьмисот метров.

Хотя на горы рекомендуется всходить утром, когда еще солнце не печет, но наши друзья задержались, сначала долго купаясь, а потом разглядывая заграничный пароход, подошедший к Псирцхи с иностранными туристами. В конце концов перенесли свой «альпийский» подъем на вторую половину дня с тем, чтобы вернуться в лагерь после захода солнца.

Захватив с собой несколько банок консервов, хлеба, черешен и бутылки для воды, медленно двинулись дорогой на гору.

На Аную можно подняться по старой дороге на буйволах или на лошадях. Путь этот достаточно долог, но не очень утомителен. Есть две тропинки, значительно сокращающие подъем, но они очень круты и по ним могут ходить люди только со здоровым сердцем.

Путешественники шли медленно и старались укрыться от солнца под каждым деревом, встречавшимся на пути. Но когда подошли к тому месту, где Михаил Фритиофович показал короткую тропинку, все пятеро пристали к врачу с просьбой провести их именно по этой тропе.

- Вы устанете. Запыхаетесь. Сердце будет стучать, «словно недорезанный петух», как сказал поэт, - пытался отсоветовать Михаил Фритиофович.

Но они не уступали.

- Мы, - сказал Шарль, - будем восходить, как альпинисты: медленно, и часто будем отдыхать.

Врач перестал отговаривать их. Он знал, что у всех его ребят сердца здоровые, а сам он любил крутые подъемы, где надо было напрячь силы.

Вошли в дубовый лес. Он покрывал каменистую гору. Иногда приходилось удивляться - на чем растут деревья! Путешественники видели несколько деревьев, которые поднимались словно из каменных плит. Надо думать, здесь когда-то в узкую щель попал желудь и пустил росток. Дерево разрасталось, и ствол заполнил щель. И теперь кажется, что дерево растет прямо из камня.