Фриц ничего не утаил.
Начались допросы ребят. Их били, запугивали, но никто не выдал главного виновника - Ваню.
Тогда Фриц припомнил:
- У него на боку была кожаная сумка…
- Сумка? Да это посыльный комендатуры.
Гемлер тотчас же отправился с солдатами в Веселую Поляну. По пути он прихватил с собой старосту Смоляка.
- Где есть твой маленький бандит? - входя вслед за старостой в комнату, спросил Гемлер бабушку.
- Про кого вы спрашиваете?- испугалась Юлия Адамовна.
- Он хотел стреляйт в германский зольдат. Это ее внук? - обратился Гемлер к старосте.
- Внук,- неохотно ответил Смоляк.
- Сын большевик, офицер, внук - бандит. Где он?
- Не знаю. А коли бы и знала,- рассердилась Юлия Адамовна,- думаете, вам, идолам, сказала бы? Ждите!
- Что? - Гемлер вытянул шею, шипя, как гусак, медленно подошел к бабушке и изо всей силы ударил ее сапогом в живот…
Смоляк задрожал от негодования. Не отдавая себе отчета, что он делает, схватил за грудь офицера и, тряхнув его, швырнул на пол.
Гемлер отлетел в угол. Задыхаясь от ярости, выхватил пистолет. Смоляк опомнился, бросился бежать. Пуля настигла его у порога…
…Ваня, не подозревая, что ему угрожает опасность, шагал в сельскохозяйственную комендатуру. Автомат, из-за которого у Фрица было столько неприятностей, он положил в «почтовый ящик» в лесу и теперь представлял, как удивится Нина, получив от него такой подарок.
Я невелик,
Но я в больших
Отцовских башмаках.
Я невелик,
Но воля есть
И сила есть в руках.
В носках Ваниных башмаков лежали листовки, в которых сообщалось об успешных контратаках Советской Армии.
Ваня подошел к шлагбауму. Он уже хотел весело крикнуть часовому: «Гутен таг!» - но вдруг замер. Солдат, который стоял сегодня па посту, не был ему знаком. Кивком головы он подозвал Ваню к себе.
- Ком…
Ваня подошел.
Часовой осмотрел мальчика с головы до ног. Взгляд его остановился на башмаках. Как назло, от ходьбы по мху и сухой траве башмаки блестели, словно над ними поработал заправский чистильщик. Солдат решил, что деревенский мальчик может походить и босиком.
- Снимай! - приказал он по-немецки, а знаками объяснил, что это значит.
Ваня испугался.
- Шлехт башмаки, плохие,- забормотал он.
- Дафай, дафай! - требовал солдат. Он повалил Ваню па землю, силой стал его разувать.
Глинский ждал Ваню, был неподалеку и видел все это. Если обнаружится их «башмаковая почта» - беда.
- Отпусти мальчика,- попросил он, подходя ближе.
Солдат послал Глинского ко всем чертям. Положение становилось серьезным. Еще минута - и фашист найдет в башмаке листовки. Старый конник, не раздумывая, вырвал у солдата автомат, но оглушить его прикладом не удалось.
- Тревога! - закричал солдат, уползая в сторону.
Из казармы стали выскакивать гитлеровцы.
- Беги, Ваня! - крикнул Василий Иванович, прыгая в окопчик.- Я их придержу.
Ваня пустился бежать. За собой он слышал выстрелы. Из окопчика по фашистам стрелял дядя Вася.
Отбежав немного от заставы, Ваня остановился, быстро снял башмаки, выбросил листовки.
Осторожно, то ползком, то пригнувшись, как во время боя, Ваня снова приближался к шлагбауму. Он видел, как метались фашисты с оружием в руках, как стрелял по ним дядя Вася.
«Эх, мне бы сейчас автомат»,- досадовал Ваня. Жалко было дядю Васю.
Вдруг за спиной у него послышался шум машины, крики фашистских солдат. Ваня повернул голову. Перед глазами замелькали мундиры мышиного цвета. Удирать было некуда.
Ваню схватили, швырнули в машину. Здесь уже была его бабушка. Ваня бросился к ней, но его оттолкнули в другой угол. Между ним н бабушкой встала пара начищенных сапог. На них была кровь.
Ехали молча. Стрельба утихла. Монотонно гудел мотор.
У шлагбаума машина остановилась. Ваня выглянул за борт: уткнувшись лицом в землю, лежал дядя Вася, а неподалеку валялись трупы доброго десятка немецких солдат. Старый конник дорого отдал свою жизнь.
ГДЕ ТЫ, ВАНЯ?
Вечерело, когда Зинаида Сергеевна подошла к деревне Заболотье. Она остановилась у крайнего дома, стала вспоминать: «Кажется, здесь живут Артошки… Да, в этом доме я оказывала помощь мальчику, который сломал руку». Вспомнила она и хозяев дома: высокого, белозубого колхозника Никиту и его суетливую, небольшого роста жену Анну.
Некоторое время Зинаида Сергеевна прислушивалась, нет ли в доме фашистских солдат, затем подошла к двери, нерешительно постучала.
- Кто там? - послышался женский голос из хаты.- Заходите.
- Здравствуйте,- тихо сказала Зинаида Сергеевна.
Хозяйка с участием посмотрела на усталое, исхудавшее лицо гостьи.
- С дороги? Садитесь.
- Спасибо. Я невестка Светловичей. Может быть, помните?
- Как же, как же, помню. Докторку да забыть. Ох, боже…
«Неужели это та цветущая, красивая женщина, хороший доктор и сердечный человек, какую мы знали?!» - казалось, говорили добрые глаза хозяйки.
- Я вам молочка налью…
Охая п вздыхая, хозяйка налила в кружку молока, достала хлеб.
- Далеко, Сергеевна, откуда идете?
- Из Крыма…
- И все небось пешком?
- Пешком. От села до села. По тропам, по стежкам. Из лагеря бежала. Извините, забыла, как вас звать. Фамилию помню - Артошки…
- Правильно, Артошки. А зовут меня Ганной. Петровна по отцу. Мужа нет. На фронте Никита. Остались мы с Мишей.
Это тот самый, что мы ручку ему лечили. Миша, иди сюда. Вырос? Рисует хорошо.
Мальчик подошел, несмело поздоровался.
- А намедни немец его так бил, так бил бессердечно, еле упросила. Фрица они с берега в воду толкнули. Говорят, чуть не утонул. Я вам, Сергеевна, еще подолью, кушайте…
Хозяйка подлила молока и тревожно посмотрела в окно.
- Как бы не зашел кто. Запретили давать еду прохожим. А как же не дать? Свои же, родные. А Иван Григорьевич, муж ваш, где?
- Не знаю. В Крыму мы расстались. Он посадил меня на поезд, а сам ушел в штаб какой-то части. Поезд разбомбили… А Ваня, сын мой, не знаете, что с ним? Он у бабушки оставался.
- Миша, это какой же Ваня?
- Ну, тот, что с кожаной сумкой бегает.
- С какой сумкой? - удивилась Зинаида Сергеевна.
- Ну, где всякие бумажки. Он их разносит.
- Он что, почтальон?
- Наверно,- пожал плечами Миша. Бледное лицо его, тонкая шейка, худая грудь были в ссадинах, на самотканой потемневшей рубашке видны были полосы засохшей крови. Бойкие карие глаза блестели.- А я им не сказал, что это Ваня Фрица в оглобли загнал.
- Как это - в оглобли?
- А так. Он пас бил, а автомат положил на бочку. А Ваня шел. Видит, нас бьют. Он схватил автомат и говорит: «Фриц, в оглобли!» Фриц испугался. Мы на нем проехались к речке. А в воду он сам влетел. Телега его толкнула.
- Ох, беда с этими ребятами,- вздохнула Ганна.
- Ванюшу тоже били? - спросила Зинаида Сергеевна.
- Фриц не знает, откуда Ваня, из какой деревни.
- Ну, спасибо, Анна Петровна,- забеспокоилась Зинаида Сергеевна.- Я пойду…
- Останьтесь переночуйте. Куда вы насупротив ночи?
- Не могу, спасибо…
- Да ведь, Зинаида Сергеевна, идти опасно. По дороге задержат. Ходить ведь не разрешается.
- Пойду. Сына хочется повидать скорее.
- Понимаю. Тогда вот что… Мишенька, обуйся, проводи тетю.
- Дорогу я знаю…
- По той нельзя, золотце. Он проведет вас через лесничий двор на днепровский сплав. Там никого не встретите.
Миша надел поношенные солдатские башмаки, и они вышли во двор. Из-за леса поднималась румяная, как колобок, луна. Тишина. Лишь где-то в деревне играли на губной гармошке.
- Они там,- показал Миша в сторону, откуда доносилась музыка.- Немцы…
