- Минут через десять, товарищ полковник.

- Пластинку прокрутите?

- Придется.

- Подбодрите людей. Ну, а на тех,- полковник кивнул в сторону противника,- производят какое-нибудь впечатление ваши передачи? Слушают вас?

- Пока не мешают офицеры, слушают. А вообще-то больше на них действуют артиллерия и авиация.

Полковник улыбнулся.

- Битье определяет сознание. Но не беспокойтесь: придет время и они припомнят, что русские не бросают слов на ветер. Желаю вам успеха.

Полковник ушел. Печалнн некоторое время стоял один, прислушиваясь. Тихо шелестели листья березы. Временами разрывные пули, коснувшись листков пли веток, резко, как автоматный выстрел, хлопали над головой.

«Пора начинать»,- решил Печалин. Он спустился в блиндаж, взял микрофон:

- Говорит оконная радиостанция,- и пустил пластинку.

Утихла перестрелка. Пули перестали рваться у березки.

Зазвучала песня:

Печалин вышел из блиндажа. Далеко на западе поднималось зарево. Где-то горели села. «Об этом нужно будет сказать в передаче,- решил Печалин.- За это они ответят».

- Товарищ старший лейтенант,- позвал тихо Пашко.- Кто-то ползет…

Печалин прильнул к брустверу.

- Видите?

- Да, вижу… Не стрелять, пусть ползут.

Ждали. А из репродуктора тихо лилась песня:

Люди ползли. Осторожно, без шума. Вот они уже у окопа.

- Мы свои, товарищи, - услышали пулеметчики.

- По-русски говорят. Отозваться?- спросил Пашко.

Сюда ползите. Сюда,- позвал Печалин, на всякий сличай доставая из кармана пистолет.

- Мы свои, партизаны,- снова послышался голос.

- Прыгайте в окоп,- приказал старший лейтенант.

И все же знакомство с Карлом и Викентием началось с того, что их заставили поднять руки. Потом, в блиндаже, после опроса, начался дружеский разговор. Печалин, выслушав Викентия и Карла, сказал:

- Послушайте, Карл. А вы скажите им пару слов.- Он передал Карлу микрофон.

- Ахтунг, ахтунг. С вами будет говорить бывший немецкий солдат…

- Час тому назад я перешел линию фронта. Я видел ужасы, от которых стынет кровь. За вашей спиной гестапо, СС и СД жгут села и расстреливают мирных жителей. Что бы вы сказали, если бы так обращались с вашими матерями, женами н детьми?..

Речь Карла несколько раз прерывалась артиллерийскими и минометными налетами.

- Ишь, как разошлись. Не нравится,- говорили солдаты, посылая в ответ мины и снаряды.

До утра длилась горячая перестрелка.

На рассвете Печалин взял свой чемоданчик и все остальное хозяйство и уехал вместе с Карлом и Викентием в штаб армии.

Так и не удалось полковнику Светловичу встретиться с людьми, которые могли рассказать ему о сыне, жене и матери.

Пришли, стали рядом - плечом к плечу - в окопах на передовой. Их новенькие, чистые шинели и мундиры как-то непривычно, совсем не по-военному выглядели рядом с потертыми, простреленными пулями и пробитыми осколками гимнастерками и бушлатами русских товарищей но оружию.

Присматривались друг к другу, искали любой повод, чтобы заговорить.

- Товарищ, у вас есть запалки?

Зачем, спрашивается, человеку спички, если он тут же, забыв о своей просьбе, доставал из кармана зажигалку и давал собеседнику прикурить. Но контакт, глядишь, установлен.

- Как здесь у вас?

- Спокойно.

В этот момент над головой со зловещим шелестом пролетал снаряд. Один, второй… Раздавались взрывы.

- Это называется спокойно?

- Пустяки.

Действительно, по сравнению с тем, что позднее пережили солдаты польской дивизии имени Тадеуша Костюшко, это были пустяки.

Наступил момент схватки с врагом. Два часа перед этим артиллерия била по гитлеровским окопам. Воздух был наполнен таким грохотом, что Боровский не мог расслышать подбежавшего к нему солдата, хотя тот и кричал во все горло:

- Пан поручик, к телефону.

Вдруг все умолкло. И тогда на ноле сражения, в сотнях километров от границ Полыни, на белорусской земле, раздалась польская команда: «Вперед, в атаку!»

- Вперед! Перед нами Польша…

Двинулись в атаку. Шли но весь рост, стреляя из автоматов. Капеллан на коленях благославлял идущих. Потом, заметив солдата, который упал, не дошел до родного края, подбежал к нему, молитвенно складывая руки.

Уже близко немецкие окопы. Еще шаг, второй и пойдут в дело штыки.

Ага, удирают! Наша берет,- кричат польские солдаты вслед убегающим гитлеровцам. В этот момент из окопа раздается:

- Боровский, земляк!

Поручик задерживается на минуту. Кто мог окликнуть его? А из окопа противника с поднятыми руками уже бежит прямо на него солдат в гитлеровской форме и кричит по-польски:

Боровский, это и! Привет!

Господи! Ты ли?

Узнал земляка из родных Подлипок. Вместе росли, ходили к девчатам, пахали узкие полоски.

- Ты со швабами?

- Под автоматом и ты бы пошел,- оправдывается поляк в немецком мундире.

- Давно из Подлипок?

- Недавно.

- Как там мои?

- Плохи дела. Жена… Солдат перекрестился.

- А сынок, Янек?

- Батрачит у Зубрицкого.

Не было времени на расспросы. Пленного увели в тыл. Боровский в несколько шагов догнал свой взвод. Вдруг, заметив группу немецких солдат, готовую скрыться в лесу, бросился вперед:

- Ура-а! За свободную Польшу!

Полковник Светлович, полк которого поддерживал польскую дивизию с левого фланга, наблюдая со своего командного пункта, докладывал командиру дивизии:

- Молодцы поляки, хорошо идут.

Потом, толкнув в бок своего начальника штаба, повторил:

- Честное слово, хорошо идут.

Видел Светлович когда-то и другую картину. К моменту нападения гитлеровской Германии на Польшу танковая часть, в которой служил полковник, стояла па польско-советской границе. Гитлер готовился к завоеванию мира. Советский Союз предлагал Польше совместно противостоять угрозе похода гитлеровцев на восток. Но польские паны продолжали заигрывать с Гитлером и доигрались. В течение нескольких недель польская армия была разбита. Гитлеровские войска шли к советской границе.

В сентябре 1939 года Красной Армии был дай приказ вступить на землю западных областей Белоруссии и Украины. Надо было поскорее дойти до Буга, преградить путь гитлеровцам. И тут-то пришлось столкнуться с частями польской армии.

С улыбкой припоминая что-то, полковник снова толкнул в бок начштаба.

Отважный народ. В сентябре 1939 года я был командиром танковой роты. Случай у нас - южнее Бреста - такой произошел. Видим, из-за лесочка на наши танки мчится польская кавалерия. Блестят на солнце клинки, шум, гам. Остановил я танк, смотрю по сторонам: куда они прутся? Может, думаю, где пехоту нашу заметили? Нет нигде пехоты. Смотрю - и глазам не верю: на танки, братец мой, с саблями мчатся.

- Белены объелись, что ли?- говорит башенный стрелок.

И, действительно, стоило мне дать команду… Там одного пулемета хватило бы, не говоря уже о пушке. Но такой команды я не дал. Стрелять по ним мы не стали. Знали: обманутые люди…

А всадники все ближе и ближе машут клинками. Тогда я велю башенному стрелку приподнять орудие и дать выстрел в воздух. Чтоб они опомнились. Выстрелили - никакого внимания. Выстрелили еще раз. Атакуют. Нот уже прискакали к танку и давай молотить клинками по броне. Танку что, танку ничего. А их сабли вдребезги. Офицер видит такое дело, повернул коня и ходу. Несколько всадников за ним в погоню. Догнали, лошадь за узду и ведут к танку.