Жил один бедный рыбак, рыбу ловил и этим себе на хлеб добывал. Однажды получилось так, что ничего он за день не поймал, а проголодался ужасно. Опечаленный пошел он домой и думает по дороге:

«Давай пойду я к богатому торговцу, шутку с ним сыграю и поужинаю как следует».

Подошел он к дому торговца и осторожно в дверь постучал. Открывает ему хозяин и спрашивает:

– Чего явился?

– Хочу с тобой насчет бриллианта посоветоваться, – отвечает рыбак. – Бриллиант невелик – с большой палец будет.

Сразу размяк торговец:

– Что же ты на дворе стоишь, не заходишь.

Усадил он гостя и кричит жене:

– Окажи ему почет и уважение, по важному делу человек пришел.

Накрыла хозяйка на стол, поел рыбак хорошенько, а торговец знай вина ему подливает, думает подешевле у пьяного бриллиант купить. Как захмелел рыбак, он его и спрашивает:

– А-ну, показывай свой бриллиант.

– Эх! Кто такому бедняку, как я, бриллиант даст! – вздохнул рыбак: – Я только спросить хотел: если попадется мне в сети бриллиант с большой палец, за сколько его продать можно?

Понял торгаш, что его надули, и закричал в гневе:

– Убирайся отсюда, обманщик, чтобы глаза мои тебя не видали!

Так рыбак сумел обмануть богача и получить вкусный ужин.

Собирание и запись грузинского народного сказочного эпоса имеют давнюю историю. Первые следы мы обнаруживаем в древнегрузинских исторических, духовных и светских памятниках письменности, что наводит на мысль об очень старинной традиции записи и составления сборников образцов народной прозы, не дошедших до нашего времени.

Интерес к прозаическим народным жанрам, достоверному свидетельству жизни народа, с каждым годом все возрастает во всех цивилизованных странах.

Твердо сложившаяся привлекательная художественная форма грузинской народной сказки, ее удивительное сюжетное сплетение, фиксация естественной эволюции народных взглядов и представлений, мотивы человеческих и сверхчеловеческих страстей, великолепный язык, средства художественной изобразительности всегда вызывали к ней пристальное внимание исследователей. В науке не раз высказывалась мысль об очень архаичной внутренней природе грузинского народного прозаического эпоса. Своеобразная устная традиция, ритуальные правила исполнения и, что самое главное, сведения, сохранившиеся в исторических и литературных памятниках, подтверждаемые археологическими находками и этнографическими реалиями, непререкаемо свидетельствуют об этой древности. Но это лишь одна сторона вопроса. До сих пор мы не располагали записями, древними текстами, поэтому суждения не переходили границ теоретических построений и предположений. Положение осложнялось и тем, что первые записи не уходили дальше первой половины XIX в., и древние мотивы, облеченные в языковую ткань этого века, порождали не всегда достоверные гипотезы об их первоначальной структурной модели. Все это препятствовало сравнительно-историческому изучению грузинского прозаического эпоса и волевого введения его в общую систему фольклористики.

Сегодня мы с удовлетворением можем отметить, что это препятствие частично преодолено. Обнаружено несколько образцов записанных или переписанных в XVII в. грузинских народных сказок, уже ставших известными широкой общественности. Всего найдено двенадцать рассказов, переплетенных в один сборник, увезенный из Грузии в 70-е гг. XVII в. миссионером Бернарде Неаполитанским и хранившийся в архиве г. Неаполя.

Впервые на след этого сборника напал известный грузинский историк М. Тамарашвили, переписавший два образца и привезший их на родину вместе с другими материалами. Они хранятся в Институте рукописей АН ГССР им. К. Кекелидзе. Публикация их осуществлена под редакцией и исследованием Е. Вирсаладзе{23}.

Полностью сборник в микрофильмах был получен в Тбилиси в 1957 г., и сегодня у нас на руках имеется его издание с прекрасным исследованием, примечаниями и указателем вариантов сюжета, осуществленное М. Чиковани.

Обнаружение и публикация образцов грузинской народной прозы в записи XVII в. открыли новую страницу в истории не только грузинской, но и мировой фольклористики.

Совершенно естественно, что один из сюжетов сборника (юноша, ищущий бессмертия), и сегодня широко распространенный в грузинском народном творчестве, стал предметом обсуждения XXVI всемирного конгресса ориенталистов в г. Дели в январе 1964 г. Доклад М. Чиковани на конгрессе на тему «Сюжет ищущего бессмертия юноши в древнем фольклоре и литературе» вызвал широкие отклики и интерес зарубежных ученых.

Как уже отмечалось, в сборнике из неаполитанского архива содержалось 12 рассказов, из которых народного происхождения, видимо, десять. Сборник, по мнению М. Чиковани, «не является первым оригиналом текстов. Они, очевидно, переписаны из какого-либо другого сборника, причем переписчик не все разобрал и некоторые места оставил незаполненными. Возможно, Бернарде составил сборник из отдельных записей, во всяком случае не из уст сказителя, а по ранним перепискам»{24}.

Из какого же сборника могли быть выбраны тексты? И нельзя ли предположить, что сборник был составлен самим Бернарде? Думается, такое допущение возможно. В пользу его свидетельствует то, что Бернарде прекрасно знал быт и нравы грузинского народа, изучал устную народную словесность, составлял сборники отдельных произведений и выписок, вел переводческую деятельность. Историк М. Тамарашвили отмечал: «Бернарде принадлежит большая заслуга перед Грузией. Изучив грузинский язык, он перевел много наших книг. Своей деятельностью он заслужил любовь и признание грузинского народа»{25}.

Обнаружение сборника Бернарде Неаполитанского непререкаемо убеждает в следующем: в XVII в. у нас существовала традиция записи и собирания в сборники образцов народного творчества. Установление этого факта имеет большое значение для фольклористики.

Зафиксированные тексты привлекают наше внимание прежде всего с точки зрения языка и сюжета. Неоценима их роль для изучения исторической диалектологии и лексики грузинского языка. С точки зрения жанра в сборнике произведения двух типов – народные новеллы («Мудрый юноша», «Суд царя», «Сколько звезд на небе», «Безвинная жена» и «Тихий юноша») и волшебные сказки («Бедняк», «Чудесная рыбка», «Семь братьев», «Белый орел», «Искатель бессмертия» и «Одноглазый царь»).

Входящая в сборник «Притча о дочери царя Кишмара», по нашему мнению, не народного происхождения, и представлена она не в полном виде. Произведение стилизовано и носит явный литературный характер.

Все пять произведений новеллистического жанра в сборнике построены на широко распространенных в мировом фольклоре мотивах. Однако их композиция, структура, внутренний ритм, диалоги, языковая ткань, духовный мир персонажей органически связаны именно с грузинской народной новеллой.

Образцы грузинской народной новеллы, как особого жанра, специально не собирали. Их записывали вместе со сказками.

Мотивы грузинского эпоса изучали наши писатели древности и летописцы. В исторических хрониках и повестях, даже в произведениях церковного жанра, часто встречаются сюжетные мотивы сказочного эпоса. Первые образцы народных новелл мы находим именно в этих произведениях. Очевидно, народная новелла в Грузии пользовалась такой же популярностью, как и другие фольклорные жанры. Об этом, в первую очередь, свидетельствует и сборник записей XVII в.

В новеллах, вошедших в сборник, встречается мотив вопросов и мудрых ответов. Вообще он очень характерен для грузинской народной прозы. Имеется много опубликованного материала, не говоря уже о хранящихся в архивах версиях. На этом мотива построены такие образцы, как «Царь и старик» («Джеджили» («Нива»), № 6, 1895), «Бравый солдат» (М. Г. Машурко. Имеретинские сказки), «Царь и визири» («Сказки», 1909), «Царь и работник» («Народная мудрость», т. 11, 1964), «Мельник» (А. Мартиросов и Г. Имнаишвили. Кахетинский диалект грузинского языка, 1956) и др., имеющие много общего с новеллой из сборника XVII в. «Сколько звезд на небе».