— Наверное, поляков здесь почти не замечают? — спросила Эва.

— Почему?

— У них нет кошелька, набитого долларами.

— Долларов, конечно, нет, но мы представляем государственный капитал, заказываем большое количество пластинок, приглашаем музыкальные коллективы и артистов на выступления. Заграничные воротилы очень заинтересованы в контактах с соцстранами. Но мы отвлеклись, в данный момент актуальнее поговорить о лангусте. — Он тянулся за тарелками, приборами, подавал их Эве и Анджею, который не любил парадных приемов и чувствовал себя неловко. Якуб, напротив, уверенно атаковал заставленный стол. Как полководец, он быстро оценил поле битвы, сверкающее металлическими блюдами, батареями рюмок, индейками в малаге, поросятами и прочими деликатесами, и продумывал стратегию. Лангусты и омары наверняка исчезнут первыми, поэтому он и направил свой удар по этому слабому флангу. Он подцеплял гигантских раков, накладывал Эве розовое мясо, маслины и кружки ананасов.

— Бразильцы любят сладкое. Они едят ананасы с лососем, крабами, ветчиной. Эва, прошу вас, смелее разрушайте эту композицию.

— Спасибо, но вы слишком много положили лангуста, я никогда его не пробовала.

— К этому нужно виски.

— Спасибо, — отказалась Эва. — Я пить не буду.

— Ну тогда мы с Анджеем возьмем себе по стаканчику. А для вас… Анджей, видишь там на столе «компари». Эва, не сопротивляйтесь, цветное стекло в руках женщины прибавляет ей очарования. Достаточно пригубить. Я пошел за стаканами… Смотри, Анджей, как они интересно устроили, видите установки с виски.

В стороне от столов высились дивные сооружения, какие-то металлические виселицы, где горлышками вниз висели бутылки, вставленные в автоматы. Желающий выпить, а в таких недостатка не было, нажимал на пластиковую пробку бутылки, и в подставленный стакан лился золотистый напиток.

— Оригинально, эстетично и не надо ждать официанта. За здоровье Эвы. — Якуб болтал не умолкая.

Всего было в изобилии: лососи, омары, груды бразильских «камаронов», горячий бекон, дымящаяся ветчина, обложенная ломтиками бананов, подкатывали тележки с национальным бразильским «чураско» — на железных вертелах огромные куски разнообразного мяса: говядины, баранины и румяных поросят, умелые повара ловко отрезали дымящиеся ароматные порции. К мясу обязательно полагалась ложечка маниоки. Официанты рекомендовали ее, объясняя, что ни один уважающий себя бразилец не возьмет в рот кусок «чураско» без маниоки.

Якуб, одержав победу над омарами, решил ударить по правому флангу банкетного поля, откуда долетал запах печеных ягнят и поросят.

— Мои дорогие, — обратился он к Эве с Анджеем, — Альберти может быть только около стола с горячими блюдами, мы идем туда, — возвестил он тоном, не допускающим возражений.

Они подошли к желанным столам, и Анджей наконец-то увидел Альберти.

— Действительно он здесь, я уже его вижу, — шепнул Анджей.

— Где? — спросила Эва.

— Вон толстяк во фраке.

— Лысый? В очках? Это он стоит с двумя девицами? — В голосе Эвы звучало удивление. — Одна в зеленом велюровом платье, другая в черном с дорожкой пуговиц на плечах?

— Вот оценка истинной женщины, — похвалил Якуб.

— Я говорю не про этого лысого урода, а про его спутниц. Они очень красивые. Странно…

— Его внешность никого не волнует! Владельцу большой музыкальной фирмы красота не нужна, — поучал Якуб.

— Но ему не помешало бы быть хоть чуть-чуть симпатичнее, я бы сказала, поподжаристее…

Анджей не услышал ничего необычного в ее голосе. Якуб же посмотрел на Эву с саркастической улыбкой. Она заметила это и поняла, что брякнула глупость, вроде как бы примерялась к этому откормленному торговцу. У Якуба у самого вид сводника. «Вот дурочка, треплю языком, а этот прощелыга уже торопится с выводами», — расстроилась Эва.

Якуб предложил подойти к Альберти.

— У меня нет ни малейшего желания, — произнесла Эва преувеличенно резко.

— Почему? — удивился Анджей. — Мы сможем поблагодарить его за приглашение.

— Ты уже благодарил, по телефону.

— Эва, сам факт, что вы будете разговаривать с ним, здесь учитывается. Таков уж свет, тут все на виду.

— Именно этого я и не хочу. Во всяком случае, очень прошу вас — ни слова о моем пении. После вчерашнего концерта я сделала для себя кое-какие выводы.

Анджей знал, что два дня, проведенные в Канне, и особенно вчерашний концерт, поселили в ней сомнения. Все было интересно, тот, «иной мир» продолжал казаться ей захватывающим, но одновременно с восторгом росло неверие в собственные силы. Все, что она видела, было рассчитано, оплачено и отрежиссировано. На фестивальных гала-представлениях выступали молодые, неизвестные певицы, но вокруг них уже была организована реклама, на бульваре Круазетт — транспаранты, фотографии, магнитофонные записи; на эстраде — выступление конферансье на нескольких языках, специальный оркестровый туш, оплаченные «браво» при выходе и уходе со сцены, прекрасно продуманный наряд. Движение, улыбка — все рассчитано, все продумано, вплоть до поклона.

— Посмотри, Анджей, — говорила она во время концерта, — дебютантки, еще никому не известные, так уверены в себе, словно покорили весь мир.

— Это только кажется. Просто они прекрасно вышколены.

Когда они возвращались домой, Эва была неразговорчива. Она поняла, что сегодня исчезла надежда стать настоящей певицей. По сравнению с дебютантками, некоторые даже были моложе ее, она ничего не умела. «Самодеятельность, безвкусица, с такой подготовкой можно выступать только в польской провинции», — твердила она, до поздней ночи вспоминая гала-представление. А потом призналась лежащему рядом Анджею:

— Хорошо, что ты привез меня сюда. Здесь навсегда у меня выбьют из головы желание быть эстрадной певицей.

— Эва, почему ты так раздражена? Сколько мишуры и дешевки в этих гала-мероприятиях. Безобразная декорация сцены, весь показ проведен на низком уровне. Правда аппаратура у них все же прекрасная, с помощью ее любой голос может звучать чудесно. Ну и аранжировка песенок превосходно сделана, хотя я не очень в этом разбираюсь.

Он пробовал ее утешить, хотя в душе был почти с ней согласен. «Я сделаю все, чтобы помочь ей стать певицей, но, если она откажется от своих сомнительных планов, все будет лучше и яснее. Я найду для нее работу, помогу продолжить учение».

Раньше он хотел, чтобы она занялась историей искусства, в чем он мог бы ей помочь, но после Венеции Анджей понял всю нереальность своих тайных надежд. В такие минуты он вспоминал слова Петра, что он палец о палец не ударит, чтобы помочь Эве, ибо понимает, какими это чревато последствиями.

Бал в залах каннского казино был в разгаре. Шум нарастал. В глубине заиграл бразильский экзотический оркестр…

— Поспешим, у нас последняя возможность, — шепнул Якуб и направился, раскинув руки, к Альберти. — Добрый вечер, милый синьор профессор! Я счастлив сегодня снова видеть вас!

Итальянец отставил тарелку, с которой только что отправил в рот горячего поросенка, и так же, как Якуб, приветственно поднял руки. Но они были до смешного коротки по сравнению с массивным бочкообразным туловищем профессора, поэтому высоко не поднимались. Альберти призывно размахивал ими, что должно было свидетельствовать о радости, охватившей его при виде приближающейся к нему троицы.

— Добрый вечер, милый директор! Добрый вечер, синьор Андреа! О, вы, как я вижу, в милом обществе! — восклицал Альберти.

И, разорвав круг своих поклонниц, старый ловелас уже здоровался с Эвой, не ожидая, когда ее представят согласно этикету.

— Добрый вечер, прекрасная синьорина!

Он не выпускал ее руку и совершенно бесцеремонно разглядывал лицо Эвы.

— Синьорина, я хотел бы вас приветствовать так, как принято в Польше. Имею ли я право?

Не дожидаясь ответа, он каким-то чудом заставил свое брюшко опуститься и, особым способом извернувшись, поцеловал Эве руку. Он сразу повел себя по-приятельски, что-то мурлыкал, снова и снова прикладываясь губами к Эвиной руке.