— Вуни, брось его!

Ошарашенные музыканты схватили свои инструменты и как сумасшедшие задули в свои рожки. Wittelsbach, о stolzes Königshaus («Виттельсбах, о гордая королевская династия») придал Вуни еще маленькую крупицу сверхчеловеческой, окрашенной в багровый цвет силы, и он поднял валун на 105 сантиметров в высоту — это было уже на ширину ладони выше края шахты, в которую камень должен был упасть. Следующим усилием Вуни установил рекорд столетия. И потом Вуни больше уже не мог, он бросил страшную глыбу и отступил на шаг назад. Камень упал в отверстие, перекосившись, он лег поперек над верхней границей и медленно свалился через край. Камень упал вниз, с треском ударился о чугунный цоколь и разбился на две части.

Музыканты опустили свои инструменты. У ведущего выскользнул микрофон из рук. Зал молниеносно замолк. Большинство, которые кричали до изнеможения, стояли в немом ужасе. Внутри разбитого камня отчетливо можно было видеть двух мужчин, которые были сплетены в сердечном объятии. Они хорошо сохранились благодаря добавлению битума в цемент. У одного во лбу было отверстие, у другого из груди торчал нож для устриц с деревянной рукояткой. Доктор Штайнхофер и Сунь Ю не могли и мечтать о том, что они таким образом станут «гвоздем» программы вечера в пивной палатке.

628-я неделя в честь Дня города снова уже стала историей, Жак Рогге как раз уехал, во всех крестьянских домах отмечали праздник Святой Стефании, отмечался также день именин Элеоноры, когда обермейстер полиции Остлер с силой постучал в дубовую дверь с витиеватой надписью «Частная собственность».

— Фрау Шобер, вы у себя?

В комнате директрисы несколько дней горел свет. Хорошо, такое уже часто случалось. Служащие пансионата уже привыкли обходиться несколько дней без начальницы, когда прибывала новая партия бульварной литературы. Постоянные гости пансионата «Альпийская роза» тоже знали о страсти фрау Шобер, знали также, где висел ключ и прежде всего куда нужно было положить деньги, а именно в глубокую пасть бронзовой лягушки в стиле модерн, обетованной земли вне бухгалтерского депозита. Но сейчас гости пансионата уже три дня не получали завтрака. Они позвонили в полицию.

— Фрау Шобер, вы меня слышите?

Никакого ответа. Наконец Остлер взломал дверь.

Комната была пуста, чашка чая стояла наполовину выпитой на столе и была покрыта плесенью. Тихо играли «Самые красивые марши мира XXIII» в режиме автоповтора. Маргарете Шобер нигде не было видно, ни в кладовке, ни в душе, который выглядел так, как будто его убирал Норман Бейтс. Остлер обыскал в сотый раз комнату, в которой жили китайцы из Чаояня. Тоже ничего. Остлер обыскал еще раз всю виллу, и в подвале он наконец ее нашел. Дикий виноград, который обвивал пансионат «Альпийская роза», уже окрасился в осенний красный цвет, вечернее солнце освещало паутину, которая развелась здесь по всем углам, а в сверкающем льду шкафа-морозильника лежала Спящая красавица. Казалось, что ей снились «Роковые поцелуи» и «Запретные желания». Китайцам из Чаояня она показалась слишком любопытной.

В нескольких тысячах километрах от заколдованного замка специальный самолет международной авиалинии Эмиратов шел на снижение. Калим аль-Хасид решился напрямую переговорить с президентом МОК.

— Вы что-нибудь поняли о покушениях на месте? — спросил араб.

— Вообще ничего, — сказал Рогге. — Я вообще не осознавал опасности, узнал об этом только из газеты. Впредь буду просить, чтобы мне приносили сосиски, вместо того чтобы бросаться в толпу. Я и не подумал бы, что в этом безобидном баварском захолустье появятся террористы. В следующий раз возьму с собой свою экипировку для регби.

Дубай сейчас располагался поперек и снизу приближался к самолету. Калим откашлялся.

— Тогда Чаоянь как страна-организатор Олимпийских игр выбывает из гонки?

— Они стопроцентно не будут организаторами Игр, можете проспорить сто верблюдов.

— А баварский курорт? У него сейчас тоже не очень хорошие карты?

— Пока он еще в игре. Но имидж существенно покачнулся.

— Тогда у меня было бы предложение, — сказал Калим аль-Хасид.

— Я уже догадываюсь, — сказал Жак Рогге. — Вы предлагаете Дубай как место проведения Игр-2018. Тогда на вас почти падает подозрение, что это вы совершили все эти покушения.

Калим сердечно засмеялся:

— Я не обстреливаю прыгунов на лыжах с трамплина. Я их покупаю.

Рогге бросил строгий взгляд на араба:

— Если это станет известно, то бургомистр из этого баварского курорта упадет в обморок.

— Он не упадет в обморок, — сказал Калим. — Он уже знает и ждет нас.

Самолет приземлялся на летное поле. Юсуф смотрел из окна и по привычке осматривал горизонт в поисках подозрительных фигур среди наземного обслуживающего персонала, механиков, авиадиспетчеров, которые вообще не были похожи на авиадиспетчеров, стюардесс со слишком большими чемоданчиками на колесах, командиров корабля в форме, взятой из проката костюмов. Но какой все это имело смысл? Он, как телохранитель, не справился со своей задачей, и эта неудача его сильно тяготила. И даже спустя полгода ему не удалось продвинуться с этой проклятой историей. Он видел снимок безымянного азиата в газете «Цугшпитценкурир». «Кто знает этого человека?» — было написано под фотографией. Ну он знал этого человека! Это был как раз тот человек, который был одет в спортивную куртку с надписью «СК-Риссерзее» и в которого он стрелял! И сейчас незнакомец снова появился на национальном празднике как каменный гость, как вымерший моллюск для народного гулянья. В газете было написано, что его проткнули ножом. Они что, хотят сделать его посмешищем? Зарезан ножом? И это еще не все. Дальше они писали, что судебно-медицинская экспертиза показала, что у незнакомца был паралич при поперечном поражении спинного мозга: неполный паралич шейного отдела позвоночника S 14. Как это могло произойти — каким образом азиат тогда попал в ВИП-ложу? А ведь он двигался! Было ясно, он должен оставить профессию телохранителя. Он уже стал стар для этого.

Сейчас они ехали на «роллс-ройсе» по Дубаю, по Аль-Раффа, по Умм-Рамоол, по Джумейре.

— Смотрите, — сказал Калим, — лыжный трамплин вон там уже почти готов, здесь сооружения для бега на длинные дистанции. К 2018-му непременно все…

— Но это же не может быть, это ведь… — прервал его Рогге и показал на панораму вокруг.

— Да, это правда, — прервал его Калим. — Я попытался соединить очарование верхне-баварского курорта с возможностями Дубая. Я здесь воспроизвел отдельные части курорта. Смотрите — это будет кулиса вершины Альпшпитце.

Они проезжали мимо огромной стройплощадки, где в землю была вставлена огромная железная сетка.

— Вначале мы попробовали с голограммами, — продолжим Калим. — Но это не создавало стиля Верхней Баварии, запаха хлева. Мне это показалось недостаточно достоверным. Я хочу, чтобы все было подлинным. Светло-бурые молочные коровы, крестьянский театр, фён. Больше похоже на Альпенланд, чем сама Альпенланд.

— И бургомистр…

— Да, он сейчас мой сотрудник. Я привлек к работе несколько местных.

«Роллс-ройс» остановился на восточной рыночной площади старой части города. Обрывки арабской речи. Аль-Хашамаджеб и певучая дикция марокканских торговцев на мерцающей жаре 25-го градуса широты. Диалекты пустыни, нагруженные верблюды, сползающие на бок тюрбаны. Нечто напоминающее «Лоуренса Аравийского», чуть-чуть от «Человека, который слишком много знал». Воспроизведенный Касбах. Калим и Рогге вошли вовнутрь, Юсуф ждал снаружи в машине. Внутри блистала роскошью восточная декорация, ароматный чай переливался через край в шлифованных стаканах, на кованых медных подносах подавали фалафель и мухаллябию. Официанты в богато расшитых фесках. Маленький оркестр, который умел играть на бубне и ребабе, певица подражала дрожащему пению лягушек пустыни.