Оба участковых полицейских встали и повернули «флипчарт» (магнитно-маркерная доска), на которой можно было увидеть листок:
1. Один из сотрудников агентства «Impossible»
— Эти сотрудники в большинстве своем не местные, — сказал Остлер, — но они все очень хорошо ориентируются в окружающих горах. Наш Куница должен иметь больше, чем просто основы альпинистских знаний.
— Мотив? — спросил Еннервайн.
— Никакого настоящего мотива. Может быть, просто предлагалось суперсобытие, невиданные острые ощущения для совершенно очерствевших топ-менеджеров: серия покушений.
— Гм, — проворчал Еннервайн.
2. Вилли Ангерер, старший лесничий.
— Ангерер лгал, — сказал Холльайзен. — Он не смотрел прыжки с трамплина по телевизору. Он был там на лыжном стадионе, свидетели это наблюдали. Он поднялся на возвышение и смотрел на прыжки в бинокль. Кто знает, что у него там было в чехле от ружья.
— Мотив?
— Он против того, чтобы курорт расширялся в мировую спортивную площадку зимнего спорта. Он всегда возражал против подачи заявки на проведение зимних Олимпийских игр, о которой без конца говорит бургомистр. Он личный враг бургомистра и члена совета общины Харригля.
— Гм, — хмыкнул Еннервайн.
3. Член совета общины Тони Харригль.
4. Бургомистр.
5. Йозеф Фишер, известный как «цитрист Беппи».
— Почему?
— Они были на месте происшествия.
— Там было еще двадцать шесть тысяч других.
— Соответствуют эти трое моему профилю инфантильной регрессии? — спросила Мария. — Во всяком случае, каждый из них считает себя пупом земли. Один, президент клуба, утверждает, что он является голосом региона, другой, заклинатель снега, видит себя уже в учебниках истории. А третий, цитрист, якобы на ты с самим папой римским.
— Гм, — пробурчал Еннервайн.
6. Защитники окружающей среды.
— Конечно, парочка таких здесь на курорте найдется, — продолжил Остлер. — Бургомистр всегда называет их «обычные».
— Да, — добавил Холльайзен, — существует всего три гражданских инициативы против Олимпийских игр…
— Но защитники окружающей среды, — прервала его Мария, — не пишут тайные признательные письма. Я не думаю, что Куница из защитников окружающей среды.
— Мгм, — проворчал Еннервайн.
7. Вышедшие на пенсию полицейские, вышедшие в отставку военные, уволенный персонал службы безопасности.
— У вышедших на пенсию полицейских есть даже свой постоянный столик. Каждый четверг после обеда в кондитерской «Крусти».
— Эта кондитерская и без того кажется мне местом встречи интересных людей, — сказал Еннервайн. — Если бы у нас было больше сотрудников, мы могли бы заслать тайного агента.
— Кондитерская меня тоже интересует, — сказала Мария. — Меня здесь в местечке мало кто знает. Я с удовольствием могу поприслушиваться к разговорам.
— Гмгм, — проскрипел Еннервайн.
8. Научный семинар «Проект Альпшпитце».
— Какое отношение имеют школьники к списку подозреваемых лиц? — спросила Николь Шваттке. — Но семинар — это ведь научный семинар по пропедевтике. Раньше он назывался просто курсом для исследования физических нагрузок.
— Это как раз самый заковыристый пункт, — сказал Холльайзен, — но и самый интересный и многообещающий. Здесь в гимназии работает дама — старший преподаватель по фамилии, минуточку, Ронге. На своем семинаре она раздала темы рефератов. Она дала также несколько криминологических тем и побудила учащихся к тому, чтобы они занялись серийными убийцами и их мотивами. Как специально!
— Когда это было? — спросил Еннервайн.
— В прошлом году. Учащиеся разработали семинарские занятия и прочли рефераты, из которых просматривается некая симпатия к серийным убийцам. Некоторые из них могли даже себе представить, я цитирую: «Когда-нибудь тоже что-то подобное сделать».
— Заезженная тема, — сказал Еннервайн задумчиво, — но тем не менее нам следует сходить туда и поспрашивать ребят. Я сейчас разделю группу, каждый получит специальное задание. Мария, вы продвинулись за это время с профилем?
Мария все размешивала свой кофе.
— Куница. Мужского пола, не старше сорока, образованный, но без диплома о высшем образовании, живет один. Интеллигентен, но у него такое чувство, что он предназначен к чему-то более возвышенному. В этом городке он до некоторой степени известен и сравнительно связан, но на него не обращают того внимания, как ему хотелось бы. Он не иностранец, не посторонний, он местный.
— Имейте эти пункты в виду, — сказал Еннервайн и поднялся. — Расходимся. Шваттке, вы самая молодая, пойдете в гимназию и посмотрите на этих симпатизирующих научной работе. Возьмите с собой Холльайзена. Я сам пойду в клинику и побеседую с этим лысым заведующим отделением, у меня есть к нему еще несколько вопросов. Мария, ваша идея послушать, о чем говорят в кондитерской, не такая уж плохая. Сделайте это, прислушайтесь к голосу народа. Штенгеле, вы сядете на телефон и проверите еще раз тезис относительно «уволенных со службы полицейских». Желаю удачи. И за дело!
Все приступили к работе. Но кому-то следовало, конечно, нести дежурство в участке. Это был обермейстер полиции Остлер. На его письменном столе лежало две стопки бумаг: одна большая, касающаяся дела Куницы, и значительно меньшая, для всех других происшествий в курортном городке. Кто-то позвонил. Он открыл. Вошла женщина средних лет. Он ее хорошо знал, это была племянница старого доктора Штайнхофера, врача на пенсии, который до сих пор считался пропавшим.
— Мне очень жаль, у меня нет никакой новой информации.
— Но вы ведь дальше и не искали.
— Мы этим занимались, но все улики говорят за то, что он всплыл в одном центрально-американском штате. Поверьте мне, у нас уже было много таких случаев. Он снял все со своего счета, перевел деньги в другой банк. Забронировал в турагентстве поездку в Центральную Америку. Купил два билета, взял с собой паспорт и все документы; кроме того, в книжном магазине купил немецко-испанский словарь. И прежде всего: открытка из Лимы.
Племянница, вздохнув, попрощалась. Франц Остлер положил бланк, на котором была эта информация, обратно на самую маленькую стопку с происшествиями, которые не имели отношения к делу Куницы. Карл Свобода сделал свое дело.
41
Губертус Еннервайн был на пути в клинику, когда зазвонил его мобильный телефон.
— Алло, Беккер, хорошо, что вы мне позвонили.
— Чтобы ответить на ваш вчерашний вопрос, комиссар: Да, лазерным ружьем можно обстрелять с причинением боли. Все зависит от длины волны луча. При незначительной энергии лазера, как это, например, применяется в CD-плейерах, обстреливаемый вообще бы ничего не почувствовал. Но если тепловую мощность луча увеличить настолько, что будут разрушаться органические молекулярные связи, то тогда луч наверняка будет причинять боль.
— Как выглядит такое лазерное ружье?
— Во всяком случае, не как обычное ружье. Для того чтобы генерировать такой мощный лазерный луч, понадобится достаточно места. Машина, которая для этого потребовалась бы, со всеми атрибутами, была бы размером примерно как ваш письменный стол.
— А мог бы наш стрелок стоять во время новогодних прыжков где-нибудь в толпе…
— …оставаясь незамеченным? Я считаю, что это исключено. Генератор тока работает довольно шумно. Что касается меня, то я бы снял номер в отеле, где-нибудь в районе на отдалении до двух километров. Взял бы твердофазный лазер, поставил его на балкон, генерировал луч и послал его в направлении местности. Потом пошел бы в толпу, имея с собой маленькую, незаметную коробочку, уловил бы ею луч и перенаправил на датского прыгуна.
— А нужен ли мне для всего этого помощник?