Лобус заглянул через плечо заказчика. Восторг Сафарди вызвал примитивный новодел: глиняная статуя женщины в натуральную величину.
– А, это… Занятная вещь, но пустая…
– Как вы сказали? Пустая? Что это значит? – мохнатые брови Сафарди изогнулись знаками вопроса.
– Так, чепуха, безделица… – Лобус попытался точнее перевести смысл сказанного. – Мы зовем эту статую Бабой ягой.
– Но у нее в руках лабрис! – не унимался Сафарди. И не просто лабрис, а топорик-сокол!
Лобус с интересом заглянул в альбом.
В левой руке глиняная амазонка и впрямь сжимала маленький двусторонний топорик. Так вот где он видел это древнее орудие!
– Действительно… Но почему это вас так удивило?
– Топорик-сокол упоминается в неком «хазарском» письме. Пройдемте со мной, господин Глобус.
– Лобус – скромно поправил заказчика Лобус. – Моя фамилия происходит от слова «лобо» – волк.
– Занятно! – зловеще осклабился Сафарди. – Пройдемте, господин Волк.
Озадаченный Лобус поплелся за ним. Двое охранников проводили их до роскошного кабинета, оформленного в стиле греческих дворцов. Заперев дверь на кодовый замок, заказчик раскрыл сейф и достал папку из прозрачного пластика. Внутри лежал кусок желтоватой бумаги с опаленными от времени краями. Лобус не знал древних языков, но по старинным печатям догадался, что перед ним некое «испанское письмо», о котором он знал лишь понаслышке.
– Письмо прислал тогдашнему Кордовскому визирю знатный рахдонит, державший фактории на всем протяжении Великого шелкового пути, – пояснил Сафарди. – Этот человек был приближен к царю Иосифу как тайный хранитель свитков. По чистой случайности это письмо пролежало нераспечатанным больше тысячи лет, но мы с вами хорошо знаем цену подобным «случайностям»! Немногие достойны видеть подлинник этого письма. Члены общины «Хозаран» оказали вам доверие.
Сафарди включил компьютер и вызвал на экране дисплея перевод. Боясь показаться чрезмерно любопытным, Лобус жадно вчитался в перевод. Эрудиция хазарского купца не оставляла сомнения в подлинности манускрипта.
– «…Мы искали на горе Сеир, и на горе Варсан, указанных старцами прежнего времени, и теперь лишь мы знаем, где искать …В горах вам укажут тайное место, называемое местными жителями Могила Барса, или Две Могилы, но духи гор надежно охраняют скрытое богатство…
Сила заклятия такова, что люди, посланные за сокровищем, не смогли его взять.
…Если ты, читающий эти строки, не слишком утомлен долгим рассказом, я, Иса Рамуди, прозванный Тоху-Боху, расскажу тебе больше.
В год Змеи Багдадский халиф Селим послал к Хазарским воротам визиря с указанием отыскать Могилу Барса. Но никто не смог: вся местность была занята снегом толщиной в половину фарсаха, так что снег доставал до самых звезд.
В год Серны случился небесный пожар и сильная засуха. Снег отступил к вершинам гор и пролился в долину полноводным потоком, принося живущим внизу оружие и золото.
Тогда багдадский халиф Мерван, прозванный Последним, снова послал отряд в то ущелье, по слухам полное сокровищ. Он прибыл в месяц дождей и нашел долину свободной от снега.
Тут и свершилось заклятие Секиры: стоят на горе – камень, прикрывающий вход к сокровищам, – виден в долине. Сойдут в долину – виден он на горе. Разделятся на отряды и вновь: тем, кто на горе, камень видится внизу, а тем, кто внизу – на горе. Так Барсова могила не найдена до сего дня…»
– Окончание письма, к сожалению, не читается, – добавил Сафарди.
Лобус безмолвно чертыхался, мучая потный сафьян каталога: зачем заказчикам понадобилась эта комедия с каталогом, если им и так все известно? Многоступенчатая пирамида тайны с утопающей в облаках вершиной придавила его всей своей тяжестью, и Лобус едва дышал. Сафарди прервал его мучения вполне деловым предложением.
– Итак, я уполномочен купить у вас «хазарскую» коллекцию.
– Коллекция – одна из главных достопримечательностей музея, – опешил от такого напора Лобус. – В настоящее время все предметы выставляются, и продать ее через Москву будет очень, очень затруднительно.
– Через Москву? Это исключено. В вас сейчас же вцепится ГРУ. Коллекцию надо изъять, не поднимая шума. Сами понимаете, что кража отпадает, а изготовление дубликатов – невозможно.
Лобус окончательно растерялся.
– Я предоставлю вам свою помощницу, – пришел ему на помощь Сафарди. – Да вот она! – он выглянул в распахнутое окно и помахал рукой:
– Виктория!
Из окна краснофигурного зала был виден бассейн. В его переливчатом хрустале, как золотая рыбка, резвилась загорелая наяда. Услышав свое имя, девушка вынырнула из бассейна, легко подтянулась и выпрыгнула из воды. Дразня смуглой наготой, накинула халатик и лениво поднялась по мраморной лестнице.
– Виктория – надежный агент, – заверил Сафарди. – Прекрасно стреляет из всех видов оружия, стажировалась на Кавказе.
– Она русская? – испуганно пробормотал Лобус.
– Да-да, – подтвердил его опасения Сафарди. – Девушка уже получила необходимые инструкции по безопасному изъятию коллекции. Экспонаты необходимо облучить лазерным интрофазогенератором «Эй-пи-эй». Обработка резко омолодит датировку древних вещей. Ваша задача сведется к проведению экспертизы; разумеется, все экспонаты будут признаны фальшивками. И вот еще: не забудьте присовокупить к коллекции вашу Бабуягу.
– Не понимаю, – искренне признался Лобус.
– Секира в руках вашей глиняной матроны – это ключ к сокровищу, – понизив голос, пояснил Сафарди.
На открытой террасе был накрыт маленький банкет на троих, в бокалах искрилось вино, под ледяными крышками стыли устрицы и тарелки с русской икрой.
Девушка подошла и села в кресло напротив Лобуса.
Ее плечи и колени искрились. Длинные золотисто-рыжие волосы слегка вились после купания и роняли алмазные капли. У нее было одно из тех лиц, которые запоминаются навсегда: маленькое, скуластое, немного кошачье, очень чувственное и жестокое. Лобуса даже передернуло, ему показалось, что глаза у нее абсолютно белые, и зрачок висит в бесцветном небе, как черное солнце. Но это был обман, оптическая иллюзия солнечного дня. Глаза у Виктории были светло-голубые, с бледной, как северное небо, радужкой.
Сафарди сделал незаметный знак официанту, тот снял фарфоровый колпак с блюда и Лобус уронил литую вилку. На блюде пучил глаза багровый лангуст, его седые, точно покрытые известью, усы шевелил морской ветер.
– Не надо пугаться вареного рака, – с улыбкой заметил Сафарди. – Он нем как рыба… Я бы хотел, чтобы наш уговор сохранялся в такой же глубокой тайне.
– Я слышала, что лангуст кричит, когда его живьем окунают в кипяток, – зловеще заметила Виктория.
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – парировал Сафарди.
Официант ловко вскрыл панцирь лангуста миниатюрным ланцетом и положил на тарелку Лобуса розовый кус. Сафарди поднял бокал.
– Предлагаю выпить за победу Хазарии.
– О какой победе вы говорите? – уточнил Лобус.
– Я говорю об ответном ударе и окончательной победе.
– Ответный удар? Разве такое возможно через тысячу лет?
– Вполне, если учесть, что удар нанесен не мечом, а обыкновенным «паркером» с золотым пером.
Лобус только пожал плечами, мягко упрекая собеседника в мании величия.
– Я имею в виду договор, подписанный в Беловежской Пуще, – уточнил Сафарди.
– Постойте, постойте, Белой Вежей в русских летописях называли крепость Саркел!
– Имеющий разум да сочтет! – обрадовался Сафарди. – И мы еще отплатим за Хамлиж-Итиль, Керчь-Самкерц, за прекрасные города нашей благословенной Хазарии. Итак, за нашу Победу!
Глава 8
Первобытные страсти
Есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?
М. Лермонтов
Удивительное это место: Афонькины палаты. Когда-то, еще в позапрошлом веке, купец Афанасий Канашкин промышлял контрабандой через русско-персидскую границу. Знался он со многими людьми: со староверами, с молоканами, с раскольниками и с персидскими дервишами, умеющими летать через горные пропасти. Говорят, что кто-то из этих вечных странников показал Афоньке пещеру в горах, как водится, полную сокровищ.
Споро пошло гулять по свету найденное богатство. Разбогател купец: был Афонька-Канашкин стал Афанасий Никитич. Вот тут-то дурь купеческая и поперла вширь. Выстроил Афанасий посреди города белокаменные палаты и открыл первый в этой местности краеведческий музей. Чтобы пополнить начальную экспозицию снарядил меценат кругосветное плавание и отплыл из Одессы в Константинополь, после до Индии дошел, а на обратном пути посетил Иерусалим.
И понавез Канашкин из дальних краев всяких восточных диковин, смешав по невежеству века и эпохи. И лишь с расцветом подлинной истматовской науки всю его коллекцию хорошенько разобрали и систематизировали, вот тут-то и обнаружились удивительные вещи. Оказалось, что нашел Афонька в горах древний клад времен хазарского каганата.
От его первоначальной коллекции нерушимо сохранились только десяток монет, греческие чаши, диски, русский меч и золотая княжеская гривна с отделкой «волчий зуб». То есть хазарский клад на добрую треть оказался греко-славянским. Тем не менее, принадлежность коллекции попеременно взялись оспаривать друг у друга наследники русов и хазарские претенденты. К тому времени украинское Триполье уже признали семитским очагом культуры, а Афонькин клад все еще оставался ничейной сахарной косточкой, и стояла эта кость в глазу научной общественности неприличным особняком, как ферт какой-то, право слово…
