Засим гражданин Концов отбыл в свои родные места на приобретенном мотоцикле, а уже к вечеру того же дня километрах в двадцати от станции, в лесу, на обочине шоссе были случайно обнаружены трупы гражданина Быкина и его сына Виктора. Здесь же стоял принадлежавший убитым джип «Ниссан» синего цвета, не взятый убийцей, надо полагать, за ненадобностью, — как я понял, корыто было еще то, не машина, а сплошная особая примета…
Оба Быкина были убиты выстрелами из австрийского автоматического пистолета выпуска одна тысяча девятьсот двенадцатого года. Пистолет нашли в кустах недалеко от места преступления; гильзы, ровным счетом две штуки, валялись на обочине, и в магазине не хватало как раз двух патронов. Два выстрела — два трупа, и кое-кто из опрошенных друзей и родственников убитых утверждал, между прочим, что пистолет этот их, Быкиных, доставшийся им по наследству чуть ли не от прадеда, который получил его от белочехов, гулявших где-то в этих краях, в обмен на сало и самогон.
Здесь же, на обочине, в метре от брошенного джипа были обнаружены следы мотоциклетных шин, и точно такие же следы остались во дворе у Быкиных после того, как они выкатили из сарая много лет стоявший там мотоцикл. Тут все было ясно. Быкины зачем-то догнали покупателя, напали на него, угрожая пистолетом и топором, и были убиты на месте из своего же ствола. У старшего Быкина, к слову, оказалось сломано запястье правой руки, и на нем остался синяк — отчетливый след чьей-то ладони…
У переправы через реку гражданин Концов, как удалось выяснить следствию, обменял мотоцикл на лодку и отправился на ней вверх по течению. Лодку потом нашли — пустую, а в ней рюкзак с некоторыми личными вещами и паспортом на имя Егора Леонидовича Концова, уроженца здешних мест, постоянно прописанного в городе-герое Москве. Круг, таким образом, замкнулся — по крайней мере, для местных пинкертонов. Главный подозреваемый по делу об убийстве Быкиных утонул, ловить стало некого, и дело сдали в архив, где на него и наткнулся человек полковника Панина…
— Что за дерьмо?! — не выдержал наконец Петров. — Ты что нам тут сказки рассказываешь?! Какой-то хрен приезжий показал сержанту на Богом забытом полустанке свой дерьмовый паспорт, тот его зачем-то запомнил, помог купить мотоцикл… Ну и что? Ладно, допустим, в тамошнем отделении личного состава — полтора человека, и, когда этих Быкиных замочили, сержант оказался не только в курсе, но и в состоянии сложить два и два, что тоже, между прочим, не так часто случается. Но потом?! Потом-то! В доброй сотне верст от этого места, в тайге, на берегу речки нашли пустую лодку, в ней паспорт, и какой-то сонный местный мент — другой мент, не тот, что на станции дежурил! — составил об этом безграмотный протокол… То, что кто-то этот протокол заметил, прочел и ухитрился связать эти два происшествия в одно, уже без малого чудо. Но дальше-то?! Знаю я эти архивы, это же тонны макулатуры, сваленной без всякого порядка, и никто в них годами не заглядывает. Незачем, не Москва тут, не Барнаул даже… И чтобы какой-то московский следак с ходу нарвался именно на эту папку, нашел именно этих людей — да не бывает такого! Вероятность — ноль целых, хрен десятых…
— Кто бы говорил, — спокойно парировал Завальнюк. — Если, скажем, вот сейчас сесть и написать рапорт о том, как ты сегодня ночью этого лесовика завалил, — честно, без прикрас и без утайки, как оно на самом деле было, — так этому рапорту ни одна собака не поверит, и ты об этом сам прекрасно знаешь. Достаточно только один раз посмотреть на тело, чтобы решить, что мы тут все сговорились и старательно мутим воду, покрываем друг друга. Потому что так метко можно стрелять только в том случае, если человек лежит прямо перед тобой на земле и ты мочишь его почти в упор, и притом при очень хорошем освещении. Эксперты бы, наверное, рехнулись, пытаясь понять, как это получилось, что стреляли с расстояния не более полуметра, а пули в тело вошли уже на излете. Сказали бы, что у тебя, Петров, порох в патронах отсырел вследствие небрежного хранения…
— Гм, — вмешался Холмогоров. — Простите, Петр Иванович, но вы сами-то поняли, что только что сказали?
— Он сказал, что это было чудо, — поспешил добить беднягу мстительный Петров. — А еще насмехался, козел.
— Да, действительно… — Завальнюк выглядел озадаченным. — Похоже, это самое я сейчас и сказал… Ну, в конце концов, почему бы и нет? Стоит только допустить, что не все на свете объяснимо с научной точки зрения, как все остальное прямо-таки напрашивается само собой. Может, за этим типом и впрямь уже тогда внимательно присматривали откуда-то сверху. Может, ниточку эту нам нарочно подкинули… Не знаю, не хочу я в эти дебри лезть. Дай еще сигарету, Петров.
Он прикурил от поднесенной Петровым спички и продолжил:
— Так вот, человек Панина кинулся искать того сержанта, чтобы, сами понимаете, составить словесный портрет гражданина Концова и сравнить его с внешностью известного вам геройски погибшего майора. Вот тут везение на время кончилось, потому что оказалось, что сержант погиб при невыясненных обстоятельствах: нашли его с перерезанной глоткой в лесочке прямо за окраиной поселка. Кто с ним так обошелся, не выяснили, а догадки строить… Ну, не знаю… Все-таки, как ни крути, три сотни верст по бездорожью…
— Для бешеной собаки не крюк, — подсказал Петров.
— Ну, может быть, не знаю… Словом, остался только паспорт. Вернее, не сам паспорт, его эти лопухи провинциальные как-то ухитрились не то уничтожить, не то просто потерять, а паспортные данные, которые, слава богу, сохранились в материалах дела. Стали крутить эти данные, и тут выяснилась любопытная штука: паспорт был подлинный, и все записи в нем подтверждались массой других документов: записями ЗАГСа, данными паспортно-визовой службы, домовой книгой… Вот только людей, которые хоть раз видели бы Егора Концова в глаза, обнаружить не удалось. Даже по московскому адресу, где он был прописан в течение добрых десяти лет, ни о каком Концове никто не слыхал, а в его квартире жила крепкая российская семья — главный инженер какой-то фабрики с женой и двумя детьми, мальчиком и девочкой. Давно жила, чуть ли не со дня постройки дома…
Ну, тут уж Панин точно знал, куда обратиться, где навести справки… Есть, господа мои, такая хитрая штука — оперативные документы. То есть любой, кто по роду своей деятельности имеет на это право, может получить, скажем, паспорт — не просто подлинный паспорт на чужое имя, но и биографию в придачу. Ты, Петров, как бывший опер, должен об этом знать. Заложенные в этой биографии сведения вводятся во все существующие базы данных; фактически создается новый человек, каким он видится с точки зрения бюрократической системы, со всеми печатями, штампами, справками и даже, если понадобится, медицинской карточкой в районной поликлинике. По такому паспорту вполне можно жить — по крайней мере, до первого серьезного конфликта с законом. А уж на то, чтобы прокатиться по железной дороге и выдержать пару проверок документов, его хватит наверняка, это вам не отпечатанная на бытовом принтере липа…
Словом, хоть и не без труда, но выяснить, что оперативный паспорт на имя Егора Леонидовича Концова действительно был выписан соответствующим подразделением, Панину удалось. Правда, кому именно его выдали, Панин не установил, не получилось…
— А чего тут устанавливать? — вмешался Петров. — По-моему, цепочка вполне отчетливая: Донцов — Концов — Кончар. Удобно, чтоб самому ненароком не запутаться… Вот сволочь-то!
— Во-первых, — возразил Завальнюк, — ни о каком Кончаре тогда еще никто не знал. А во-вторых, Петров, уж ты-то должен понимать, что все не так просто! Ведь, скажем, с процессуальной точки зрения ты этого даже сейчас не имеешь права утверждать.
— Да, — согласился Петров, — это верно.
— Хотя, — продолжал подполковник, — догадки такие, конечно, высказывались, и довольно уверенно. Вроде все срасталось, но тут Панина повысили в должности и забросили к черту на кулички, куда-то в очень теплые края, учить приматов, которые совсем недавно освоили прямохождение, различать, где у автомата Калашникова приклад, а где, сами понимаете, дуло.
