Как на ларец с жемчужинами - вор.

Подумал он: "Что было бы со мной,

Когда бы вновь я стал дружить с луной!

Что было б, если б ветер дунул вновь,

Помог взглянуть мне на мою любовь!

Что было б, если бы она свой лик

Открыла, услыхав мой скорбный крик!

Что было б, если б стала ей видна

Моих ланит поблекших желтизна!

Ее душа склонилась бы к участью,

Она бы сжалилась над жгучей страстью.

Что было б, если б рядом с паланкином

Скакал я по горам и по долинам!

Что было б, если б я нашел друзей,

Чтоб те привет мой передали ей!

Что было б, если б я в своем смятенье

Явился ей в печальном сновиденье!

Она душой смягчилась бы немного,

Судила б страсть мою не слишком строго.

Что было б, если б все иначе было, -

Назло врагам она б меня любила?

Страдания любви, как я, познав,

Не изменила б ли суровый нрав?"

Так размышлял порой Рамин угрюмый,

Порой к терпенью приучал он думы.

То страсть была тюрьмой, где сердцу жутко,

То прибегал он к помощи рассудка:

"Чего ты ждешь, о сердце, от напрасных,

Пустых надежд, от разговоров праздных!

Вот рвешься ты от страсти к ней на части,

Она же о твоей не знает страсти.

Как можешь ты мечтать о встрече с Вис?

Скорее солнце с неба прянет вниз!

Как можешь ты, невежда из невежд,

Мечтать о той, что не сулит надежд?

Алкало ты найти в пустыне влагу,

Но обмануло марево беднягу,

Ты так запуталось, что из тенет

Лишь милосердный бог тебя спасет!"

У страсти оказавшийся в капкане,

Рамин лишился светлых упований.

На что он мог надеяться? И впредь

Ему осталось лишь одно: терпеть,

Сопутствовать красавице до срока,

Без радости, без цели и без прока,

Лишь паланкина видеть колыханье,

Вдыхать ее жасминное дыханье.

Была довольна скорбная душа,

Дыханием красавицы дыша...

Кто на земле несчастней, чем влюбленный?

Что горестней любви неразделенной?

Тому, кто лихорадкой изнемог,

Мы соболезнуем, полны тревог, -

В огне горит влюбленный год за годом,

Но окружаем ли его уходом?

Смотри, мудрец, какому самовластью

Подвластен тот, кто угнетаем страстью!

Какая боль так человека губит,

Как боль того, кто безнадежно любит?

Недаром страсть сравнили мы с огнем:

Сгорает сердце любящее в нем.

Любовь таится в сердце, словно тайна,

Боимся тайну разгласить случайно.

Был раненый Рамин в ее сетях -

Как голубок у коршуна в когтях.

Ни жив, ни мертв, он был на рубеже

Где близко смерть, а жизни нет уже.

Он был горою, но она распалась,

Был кипарисом - только тень осталась.

Он брел, как я сказал, в тоске немой,

И путь его стал для него тюрьмой.

Приехал царь царей в свою столицу,

Привез с собою красоты царицу.

Воссели периликие на крышах,

Они виднелись на стенах и в нишах.

Разбрасывали всюду для утехи

Знать - жемчуга, а чернь - плоды, орехи.

Пыль на земле - как жемчуг и алмаз,

Была, как мускус, - пыль, что вверх взвилась.

Был признан этот день из лучших лучшим,

Песок казался золотом сыпучим.

Казалось, этот день расцвел над Мервом,

Как райский сад при человеке первом.

Красавиц столько собралось на крышах,

Что скажешь: сто Венер зажглось на крышах!

Такое было множество плясуний

И обольстительных певиц-колдуний,

Что сердце, восторгаясь, ликовало,

Слух наслаждался, зренье пировало!

Уж если город чаровал сердца,

Представь себе величье, блеск дворца!

Раскрылся он, как царская казна,

Светился он, как полная луна,

Как мирозданье, он блистал народам,

Чертоги возвышались небосводом:

Ты скажешь, что созвездья без числа

Чертогов оседлали купола.

Сверкал он росписями стен и башен,

Китайскими узорами украшен.

Он, как людское благо, был отраден,

Как девушка-красавица, наряден.

Как власть царя, был сад его велик,

Как щеки Вис, был розовым цветник,

И сердце шаха, в праздничном жилище,

Омытое от горя, стало чище.

От воинства, сановников двора

Струился, мнилось, ливень серебра.

Составили жемчужные дары

Подножье, склоны и хребет горы...

Даруя, действуй! Воздавай, вкушая,

Чтоб радость воздалась тебе большая!

Сидит безмолвно Вис в опочивальне:

Опочивальня - как цветник печальный.

Шах шахов счастлив, он обрел покой,

А Вис объята смутой и тоской.

То слезы льет, как облако весны,

И этим плачем все огорчены,

То вся дрожит, как ветка на ветру,

Зовет Шахру, тоскует по Виру.

То замолчит в страдании великом,

То закричит безумным, скорбным криком.

Она сидит, недвижная, немая,

Ничьим речам, вопросам не внимая.

Ты скажешь: путь свершают неустанный

К ее душе - печали караваны.

Как иглы хвои, тонким стало тело,

И, как шафран, царица пожелтела.

Супруги знатных, женщины из свиты,

Увидев, что в слезах ее ланиты,

Пытались ей заботливо помочь,

Но скорбь ее не уходила прочь.

Лишь на Мубада взглянет, - не одежды,

А тело рвет свое, лишась надежды,

Не слушает, когда он к ней взывает,

Лица перед царем не открывает

И, орошая щеки кровью красной,

О стену бьется головой злосчастной.

Ни дня с ней не был счастлив царь в дороге,

Не стал с ней ближе и в своем чертоге.

Прекрасна Вис, как сад, цветник услад,

Но крепко заперты ворота в сад!

Кормилица узнала, что в неволе

Тоскует Вис, исполненная боли, -

И мир земной стал для нее пустым,

Душа, ты скажешь, превратилась в дым.

Ты скажешь: кроме жалоб, кроме слез,

Мир ничего несчастной не принес!

Гора от этих жалоб разрушалась,

От слез пустыня в реку превращалась:

"О ты, луна, чей возраст - две недели!

Как на кумир, мы на тебя смотрели!

Зачем ты стала для судьбы - добычей,

Зачем ты стала во языцех - притчей?

Хоть в материнском молоке твой рот, -

Из уст в уста хвала тебе идет.

Не стали зрелыми гранаты-груди,

Но знают о любви твоей все люди.

Еще дитя, чем вправе ты гордиться?

Еще ты лань, а страсть твоя - волчица.

Чуть расцвела, ты обольщаешь всех,

Невинная, ты размножаешь грех.

Похитили тебя в глухую ночь, -

Украли у меня покой и дочь.

Ты без родных осталась ночью темной, -

Без дочери я сделалась бездомной.

Ты родину покинула, скорбя,

А я схожу с ума из-за тебя.

Ты в плен взята царем, тобой плененным,

А я тебя зову безумным стоном.

Ты мне душой была в моей тиши, -

Как дальше проживу я без души?

Ты удалишься от меня? Тогда

Уйду и не оставлю и следа.

Слезами превращу пустыню в реки,

В пустыню горы превращу навеки!"

Затем верблюдиц тридцать быстроходных

Навьючила одеждой благородных,

Всем, что потребно знатным дочерям,

И всем, что полагается царям.

Достигла Мерва за семь дней, спеша, -

С бессильным телом встретилась душа:

Хотя страдала Вис, - была отрада

В том, чтоб увидеть пленницу Мубада!

Красавица сидела на земле, -

Тюльпан поникший, гиацинт в золе.

В разлуке с радостью, в чужом краю,

Оплакивала молодость свою.

Склонилась, будто с горем повстречалась,

К себе самой почувствовала жалость.