Сперва посланье шаханшах составил,

Затем Шахру сокровища отправил.

Мир не запомнил испокон веков,

Чтоб столько посылалось жемчугов!

На ста верблюдах - пышные шатры,

На пятистах - роскошные дары,

На пятистах - с поклажей паланкины:

Навьючены алмазы и рубины.

Под жемчугами, что светлей созвездий,

Сто боевых коней и вьючных двести,

Еще три сотни пальм живых - служанок,

Фиалкокудрых, томных китаянок,

Что серебром, как тополя, блестят,

На их груди - созвездия Плеяд.

Их тонкий стан жемчужине сродни,

И золотом увенчаны они.

Мир из-за них живой весной казался,

Цветеньем рая мир земной казался!

Коса у каждой - мускусный аркан,

А стан у каждой - кипарис, платан.

У каждой лик луною пламенеет,

А солнце, как луна, пред ней бледнеет.

Украшена венцами красота,

И жемчуга роняют их уста.

Дано им триста золотых венцов,

А также с жемчугами сто ларцов.

И амбра в тех ларцах, и мускус чистый, -

Как кудри девушек черны, душисты.

Еще зажглось, как светочи высот,

Хрустальных чаш и золотых семьсот.

Еще сверкал, как розы в цветниках,

Румийский жемчуг в двадцати тюках.

Еще такая возвышалась кладь,

Что ни измерить и ни описать.

Ты скажешь: все, чем только мир богат,

Шахру отправил шаханшах Мубад.

Не видя меры злату, серебру,

Сознание утратила Шахру,

Сошла с ума при виде той поклажи,

И дочь и сына позабыв тотчас же.

Страх перед богом поднял в ней свой голос -

И сердце на две части раскололось.

Когда смертельный мрак явила ночь,

Решенье матери узнала дочь.

Чтоб небо с нею не играло в прятки,

Шахру нашла разгадку той загадки.

Тогда дворец раскрыла пред владыкой,

Тогда прийти велела луноликой.

Такими были время и забота,

Когда раскрылись пред царем ворота.

Везде искал красавицу Мубад:

Сокрылся от него цветущий сад.

Но вскоре весть о ней к царю пришла:

Та весть была сиянием чела,

Та весть дышала мускусом кудрей, -

Приблизился нежданно царь царей,

Хрустальнорукую схватил он вдруг,

Вручил бойцам, толпившимся вокруг,

Чтоб люди унесли в его стоянку

Из дома материнского смуглянку,

Чтоб унесли скорее в паланкине, -

И паланкин стал цветником отныне.

Вокруг нее - вельможи царской свиты,

Богатыри, что всюду знамениты.

Когда ударили друг друга бубны

И загремел над войском голос трубный,

Отряды шаха двинулись назад,

Как ветер, был стремителен Мубад!

Он гнал коня среди степных просторов,

От пленницы не отрывая взоров,

Как лев, что увидал стада овец,

Как вор, что увидал чужой ларец.

Иначе он смотреть не мог: была

Как солнце та красавица светла.

Он столько приложил трудов недаром:

Открылся дивный клад пред шахом старым, -

Душистый и сверкающий жасмин,

И жемчуг, и смеющийся рубин.

Виру, узнав, что сделал царь царей,

Примчался ветра буйного быстрей.

Но слишком поздно прибыл во дворец, -

Его жену похитил царь-хитрец:

Чтоб раздобыть жемчужину одну,

Принес он в жертву целую казну!

Так обманула сына мать родная,

На огненные муки обрекая.

И, полный ярости, он стал пылать,

Разгневали его сестра и мать.

Ушла из сада верности весна,

И чистоты лишилась белизна.

Из крепости-ларца рубин исчез,

И нет луны в объятиях небес.

Был рудником он, полным серебра,

Но стал рудник пустым: ушла сестра.

Он жемчуга в душе своей пронес, -

Остался он с жемчужинами слез.

Виру тоскует, думает о мести,

Мубад ликует с луноликой вместе.

Смотри: Виру страдает от обид,

Без милой Вис душа его скорбит,

Его лицо от горя пожелтело, -

Ты скажешь, что душа ушла из тела.

Разлуки облака над ним нависли,

Из клетки мозга улетели мысли.

Он предавал проклятью, поношенью

Судьбу - за то, что стал ее мишенью.

Его красавицу похитил шах,

Его звезду низринул в черный прах!

Смотри: Виру тоскует, но отраду

Его тоска доставила Мубаду.

Один из-за красавицы в смятенье,

Другой познает с нею наслажденье.

У одного нет радостного крова,

Расцвел цветник блаженства у другого.

Один - в пыли, как нищий, а другой

Подругу обнял жадною рукой.

Предвидя исполнение желаний,

Был счастлив тот, кто правил в Хорасане.

Была забыта прежняя тоска,

И снова стала жизнь его сладка.

Был паланкин с красавицей в те дни,

Чертогом, разукрашенным Мани!

Над ним повеет ветерок, вздыхая, -

Вселенной принесет дыханье рая.

Тот паланкин сиял, как небосвод,

Где не луна, - красавица плывет.

Тот паланкин был куполом скорей,

Пропахшим амброю ее кудрей!

Казалось: солнце устремилось вдаль,

Закутанное в золотую шаль.

То блеск взаймы она дает планетам,

То мускус всем она дарит предметам,

То розу нам напомнит, то платан,

Мяч - подбородок, кудри - как човган.

Казался паланкин священным раем:

К архангелам охрану приравняем!

Когда судьба решила, чтоб Рамин

Взглянул на несравненный паланкин,

В его душе зажглась любовь, и разом

Испепелился терпеливый разум.

Подул весенний ветер беспричинно,

Сорвал он покрывало с паланкина,

Ты скажешь: молния блеснула в тучах,

Заря взошла из облаков летучих, -

Взглянула Вис, как солнце хороша,

И от Рамина унеслась душа!

Казалось: появился чародей,

Что души похищает у людей.

Нет, не могло б с ее сравниться взглядом

Копье, напитанное жгучим ядом!

Рамин не вынес взгляда этих глаз:

В него стрела нежданная впилась,

Его с коня свалила та стрела:

Так ветер лист срывает со ствола.

Он запылал, душа ушла из тела,

Из головы сознанье улетело.

Взглянула - и украла чаровница

То сердце, где любовь теперь таится,

И томным сделалось его чело,

А в сердце древо страсти расцвело.

Такое семя в сердце взгляд занес,

Что на глазах возникли перлы слез.

Такая смута зародилась в нем,

Как будто был он опьянен вином,

Лицо покрыл шафран, и заодно

Вдруг посинело красных губ вино.

Отметила лицо любви печать, -

И краски жизни стали увядать.

Все войско окружило до едина -

И пешие и конные - Рамина.

Их зарыдать заставила беда,

Надежда их оставила тогда.

Никто не понимал, что с ним случилось,

Какой тревогой сердце омрачилось?

Он заболел - и всех объял недуг,

Он плачет - громче плачут все вокруг.

Уста дрожат и меркнут их глаза:

Так страсти ужаснула их гроза.

Две раковины, полные жемчужин, -

Глаза открыл Рамин, как бы разбужен.

Он вытер их рукой, объят стыдом,

И замолчал, придя в себя с трудом.

Разумных опечалил этот случай,

Решили: заболел Рамин падучей.

Воитель знатный снова сел в седло.

На сердце было смутно, тяжело.

Казалось, он сознанье потерял

Иль верный путь в тумане потерял.

Не отрывал от паланкина взгляда,

А сердце отдал он исчадьям ада.

На паланкин бросал он жадный взор,