Я невиновностью своей горжусь.

Кто не грешил, тот от грехов не чахнет,

Кто чесноку не съел, тот им не пахнет,

И никакие клятвы не страшны

Тому, на ком нет никакой вины.

Считают все с душою непорочной:

Дать клятву - что испить воды проточной!"

"Так поклянись! - воскликнул царь царей. -

Свою невинность докажи скорей.

Освободись, во имя правоты,

От сплетен, наговоров, клеветы.

Сейчас я пламя разведу большое,

Сожгу я много амбры и алоэ.

Дашь клятву и взойдешь ты на костер, -

Тогда жрецов услышишь приговор.

Когда сквозь пламя ты пройдешь неспешно,

Когда докажешь всем, что ты безгрешна,

Тебя вовеки больше не унижу,

Не оскорблю попреком, не обижу,

Меж нас не будет места укоризне,

Ты станешь для меня милее жизни.

Свою невинность докажи царю, -

Тебе я всю державу подарю:

Она твоя, красавица, твоя, -

Пусть добродетель славится твоя!"

Царю сказала Вис: "Пусть так и будет,

Пусть божий суд обоих нас рассудит.

Себе же ты наносишь вред, когда

Во мне источник видишь ты вреда.

Свой грех сокрыть нам легче ото всех,

Чем приписать другому этот грех."

Немедленно Мубад созвал жрецов,

Военачальников и мудрецов.

Обогатил властитель древний храм.

Дивился мир бесчисленным дарам:

То были мельницы, сады, амбары,

Поместья, драгоценности, динары,

Коровы, овцы, кони, кобылицы, -

Им не было ни счета, ни границы!

Из храма вынес пламя царь вселенной,

На площади развел огонь священный.

Его он камфарою разжигал,

Горели амбра, мускус и сандал.

Когда костер разросся, как гора,

Достигли неба языки костра, -

Возник над миром небосвод второй,

Сверкавший золотых огней игрой.

Иль то красавица в веселье пьяном

Металась и сияла горожанам?

Как в пору встреч, пылал огонь сторукий, -

То был огонь, что гаснет в дни разлуки.

Всю землю озарял он без запрета,

И устрашенный мрак бежал от света.

Никто не ведал, ни мужи, ни жены,

Зачем горит костер, царем зажженный.

Когда костер взметнулся, как живой,

Когда луны коснулся головой,

Вис и Рамин, в тревожащем затишье,

Увидели его с дворцовой крыши.

Смотрел с недоуменьем царский двор -

Сановники, вельможи - на костер.

Никто не знал из тех, кто носит меч,

Кого властитель мира хочет сжечь.

Сказала Вис Рамину: "Нежный друг,

Ты видишь, что задумал мой супруг?

Такой большой костер для нас развел он

И сжечь нас хочет, ненависти полон!

Давай отсюда убежим скорей, -

Пусть сам сгорит от злобы царь царей!

Он уговаривал меня вчера

Ему поклясться пред лицом костра,

Но я себя от смерти охраню,

Сама ему устрою западню!

Я злобному ревнивцу поклялась,

Что я любимому не отдалась,

Еще я сотни слов наговорила,

То изворачивалась, то хитрила.

Теперь он хочет с помощью огня

Пред всей столицей испытать меня.

Он приказал мне: "Сквозь огонь пройди,

Всех в чистоте своей ты убеди.

Пускай узнает мир, что ты невинна,

Что Вис оклеветали и Рамина".

Так убежим, пока нас не позвали:

Дождется клятвы шаханшах едва ли!"

Кормилице сказала: "Что ты можешь?

Как от огня спастись ты нам поможешь?

Не праздной болтовни пришла пора, -

Пришла пора для бегства от костра.

Все каверзы и плутни в ход пусти,

Чтоб нам помочь и от огня спасти."

Кормилица, что хитростью владела,

Сказала: "Это не простое дело!

Ей-богу, я ума не приложу,

Как этот узел трудный развяжу.

Но будем все ж надеяться на бога,

И нас к удаче приведет дорога.

Что ж вы у всех стоите на виду?

Последуйте за мной, куда пойду!"

Обоих в спальню повела тайком, -

Кто с ней сравнится в плутовстве таком!

Взяв золото и жемчуг из ларцов,

Спустились к бане трое беглецов.

Никто не знал о потаенной тропке,

Что прямо в сад вела из банной топки.

Они втроем проникли в сад из бани,

Ушли, оставив шаха для страданий.

Тут на стену вскочил Рамин-смельчак,

Он распустил и сбросил вниз кушак,

Обеих поднял с этой стороны

И опустил с той стороны стены,

Затем и сам расстался с царским садом

И, спрыгнув, оказался с ними рядом.

Как див, что прячется дневной порой,

Как женщина, он скрылся под чадрой.

Ушли и Вис, и мамка, и любовник.

Рамину был знаком один садовник.

Пришли к тому садовнику втроем,

Прибежище нашли в саду чужом.

Затем садовника к себе домой

Рамин послал за преданным слугой.

Сказал слуге: "Ты снаряди коней,

Что всех быстрей, проворней и сильней,

Оружье для охоты принеси

И на дорогу пищу припаси".

Слуга приказ исполнил слово в слово.

Все было к вечеру уже готово.

Они в пустыню понеслись, как ветер,

Никто не видел их, никто не встретил.

Пустыня, где гнездились все напасти,

Где было смрадно, как в драконьей пасти, -

Запахла, Вис увидев и Рамина,

Как с травами душистыми корзина!

Протяжный рев зверей, солончаки,

Овраги, вихри, знойные пески

Казались двум влюбленным дивным садом,

Когда встречался взгляд с веселым взглядом.

Не замечали: есть ли мрак ночной?

Шумит ли ветер и палит ли зной?

В Китае мы на камне прочитаем:

"Влюбленным даже ад сверкает раем".

Когда подругу обнимает друг,

Весь мир преображается вокруг,

Болота и пески цветут, как розы,

Дыханьем вешним кажутся морозы.

Влюбленный - словно пьяный, а для пьяниц

Весь мир как бы веселый пляшет танец...

В пустыне скрылись от царя царей

И через десять дней вступили в Рей.

Был у Рамина в Рее друг надежный,

Такой, чьи чувства были непреложны,

Придет ли радость, грянет ли беда, -

Бехруз Рамину верен был всегда.

Он счастьем обладал - желанным даром:

Шеру, Счастливым, прозван был недаром!

Жилье его казалось райской кущей,

И радостью и дружбою цветущей.

...Легла на землю ночи пелена,

Сокрылись звезды, спряталась луна,

Мир погрузился в мрак, забыв о звездах,

Слились в колодце мира мрак и воздух.

Рамин, любовью сладостной ведом,

К Счастливому, к Шеру, примчался в дом.

Бехруз, открыв гостеприимно двери,

На друга посмотрел, глазам не веря.

Сказал: "Не ждал я, что в ночную пору,

Как день, придет Рамин, предстанет взору".

Сказал Рамин: "О братец! Под чадрой,

Под покрывалом нашу тайну скрой!"

Ответил тот: "Живи в моем дому, -

Об этом не скажу я никому.

Ты господином будешь, я - слугой,

Нет, раб не служит службою такой!

Тебе я буду и рабом и другом,

О нет, слугой твоим я стану слугам!

А если ты прикажешь в эту ночь

Мне и рабам уйти из дома прочь,

То ты себе оставь и дом и службы,

А мне оставь блаженство чистой дружбы!"

Сто дней Рамин и Вис, в саду Шеру,

Играли, пели, пили на пиру.

Дверь на засове, а сердца раскрыты,

Как жаркое вино, горят ланиты.

Днем - празднество, игра, увеселенье,

А ночью - поцелуев упоенье.

В руках - то кубок с хмелем, то упругий

И стройный стан возлюбленной подруги.

Вис для Рамина - радости светильник,

Услада и прелестный собутыльник.

Сверкает, как Венера, чаровница,

При звуках чанга спать она ложится.

Еще играет в ней вчерашний хмель,

А ей уж кубок подают в постель.