Виру вернется вечером с охоты,

Разгневает супруга твой приезд, -

Подальше скройся ты от наших мест!

Вернись к царю царей с его письмом,

Скажи ему, что беден он умом,

Чтоб не питал напрасную надежду,

Что в шахе мы увидели невежду.

Скажи: "Настал твоей поры предел,

От старости твой разум ослабел,

А если бы не одряхлел твой разум,

Ты б не прислал посла с таким наказом,

О девушках не думал бы, постылый,

Припасы ты б готовил для могилы!

Мой брат и я - прекрасная чета,

А наша мать Шахру - знатна, чиста.

Я мать свою люблю, мне дорог брат,

Мне не нужны ни Мерв, ни ты, Мубад!

К чему мне Мерв - чужой, немилый, дальний,

Пока Виру - в моей опочивальне!

Здесь кипарис, весь в жемчугах, расцвел, -

К чему же мне бесплодный, дряхлый ствол?

Лишь тот уехать хочет в край чужой,

Кто дома у себя скорбит душой.

Как солнце, для меня сияет мать,

Я брату сердце счастлива отдать,

Как молоко с вином, слились мы ныне, -

Старик Мубад к чему мне на чужбине?

Скажи, зачем мне нужно, чтобы старость

С цветущей молодостью сочеталась?

Как только Зард привез такой ответ,

Лег на лицо Мубада желтый цвет,

Лицо, что было, как вино, румяно,

Вдруг пожелтело желтизной шафрана.

Сказал бы ты, что дух ушел из тела,

Душа от гнева плавилась, кипела.

Как ива, он дрожал, как солнца луч,

Когда, дробясь, он входит в быстрый ключ.

Спросил он: "Брат, ты видел это сам?

Поверил слухам иль своим глазам?

Не то, что ты услышал за беседой,

А то, что видел сам, ты мне поведай.

Верней услышанного - лицезренье,

Сильней уверенность, чем подозренье.

Но подозренье мне грозит позором, -

Скажи, что собственным ты видел взором?"

Ответил брат: ты знаешь, что царю

О том, что не видал - не говорю.

О том, что видел сам, - поведал честно,

Сокрыв лишь то, что стало мне известно.

Как брат мне был Виру, как мать - Шахру,

Не раз обоих славил на пиру,

Теперь обоих не хочу я видеть,

Я стал из-за тебя их ненавидеть.

К чему мне сердце, если хоть частица

Любви к тебе из сердца испарится!

Потребуешь, - так перед всем дворцом

Сто раз я поклянусь благим творцом:

Я видел свадьбу, я тебе не вру,

Но я не ел, не пил на том пиру.

Тот праздник яркий, радостный, нарядный

Казался мне темницей неприглядной.

Он полем битвы был, а не весельем,

Казался мне колодцем, подземельем.

Не мог и песнопениям внимать я, -

Они в ушах звенели как проклятья!

О том, что я узнал, пришел с рассказом,

И знай: покорен я твоим приказам!"

Известьем повторенным опечален,

Мубад, казалось, был змеей ужален.

Шипел, виясь, как злобная змея,

Кипел, как свежего вина струя.

Вельможи, что стояли справа, слева,

Зубами стали скрежетать от гнева:

"Шахру осмелилась нарушить слово,

Жену владыки выдать за другого!

Звезду, что светит шахскому двору, -

Твою жену как мог отнять Виру?"

Затем сказали: "Ты потребуй, шах,

Чтоб наказал злодея город Мах,

Не то войска в чертог Виру, Карана

Ворвутся, как от сглаза, невозбранно.

Мир сглазила Шахру, но мир таков,

Что сын ей станет злейшим из врагов.

Не только брату не дадим сестру,

Но отберем и царство у Шахру!

Невесты - женихов тогда лишатся,

Владык венчанных - города лишатся!

На землю Мах, всесилен и жесток,

Из тучи грянет гибели поток.

Все истребится мстительной рукой,

То, чем владел один, возьмет другой.

Едва в ту землю вступит наша рать, -

Начнем страну громить и разорять.

Повсюду будет литься кровь расплаты,

Все люди будут ужасом объяты."

Когда померкли для царя созвездья,

Он в сердце ощутил огонь возмездья.

Созвал писцов Мубад, в парчу одетый,

Свои слова рассыпал, как монеты:

Он жаловался на Шахру царям,

Клятвопреступнице - позор и срам!

Ко всем, кто был под ним, во все концы

С посланьями отправились гонцы.

Оповещал властитель воевод:

"Хочу на Махабад пойти в поход..."

Одних он звал на помощь, а другим

Велел, чтоб вышли с войском боевым -

Табаристан, Гурган и Кухистан,

Хорезм, и Хорасан, и Дехистан,

Синд, Хиндустан, Китай, Тибет, Туран,

И Согд, и земли сопредельных стран.

Бессчетные войска сошлись тогда.

Скажи: настал день страшного суда.

Когда ушей Виру достигла весть

О том, что шах Мубад задумал месть,

Что полчища со всех концов земли

На славный город Мах войной пошли, -

Случилось так, что в эти дни друзья,

Сановники, вельможи и князья

Истахра, Хузистана, Исфагана,

Азербайгана, Рея и Гиляна,

Их дети, жены, чествуя Виру,

Там собрались на свадебном пиру,

И пребывали гости в Махабаде

Полгода, светлой радуясь усладе.

Услышав, что великий царь царей

На них послал войска богатырей,

Они отправили гонцов с приказом,

Чтоб их войска сюда явились разом.

Пришли бойцы, стоят - к стене стена,

Казалось, что для ратей степь тесна.

Такое войско завладело степью,

Что степь, сказал бы, стала горной цепью.

Пришли стрелки, отважные бойцы,

Возмездья справедливого творцы.

Была такая сила в них жива,

Что затмевала мощь слона и льва.

С горы Дейлем пришедшим пешим строем

И силу и величье гор присвоим!

Здесь были и охотники за львами,

И храбрецы с седыми головами.

Стоявших впереди и позади

Возглавили могучие вожди,

А те, кто был на крыльях и в средине,

Железной уподобились твердыне.

Стоял напротив шаханшах Мубад,

Чья рать шумела, как весенний сад.

Здесь грозно все: уменье и число,

И левое, и правое крыло.

Под воинством из Мерва вся земля

Ревела, как река Джейхун, бурля.

Мир вздрогнул, в темном ужасе отпрянув

От рева труб и грома барабанов.

Пыль до неба взвилась в тревожный час,

Как бы с луной таинственно шепчась.

Нет, бесы поднялись на небеса,

Чтоб ангелов услышать голоса!

Как звезды в тучах - воины в пыли,

Казалось, дни последние пришли,

Луна, казалось, вздрогнула: нежданно

Низринулся поток из Хорасана.

Но то не шел с небесных склонов дождь, -

То был рычащих львов, драконов дождь!

Такое воинство пришло с царями,

Что степью стали горы, степь - горами.

Казалось, войско сделалось рекой,

Вершины гор снесет поток людской!

Так, с жаждой мести в душах и в умах,

Войска царя вступили в землю Мах.

Сошлись две рати в этом бранном споре,

Одна - как вихрь, другая - словно море.

Остра их середина, как булат,

Их крылья с двух сторон, как львы, рычат!