Первая их попытка прорваться к Дону была отражена огнём охраны, гитлеровцы залегли. Но вскоре к ним из Камышевахской балки подошли три танка. Из прилегающей к Дону Портовой улицы выползли ещё два, с ними автоматчики. Бой разгорелся с новой силой.

По гитлеровцам вели огонь из-за Темернички курсанты Ростовского артиллерийского училища. Там занимала оборону рота лейтенанта Завезенова. С фланга бил по немецкой цепи из станкового пулемёта курсант Хорошилов. Он выкатил «максим» на бетонную площадку строившегося путепровода. Расчётливо, неторопливо стрелял снайпер Ерофеев.

Обрушив на защитников моста огонь из миномётов, гитлеровцы при поддержке танков бросились в атаку. Два танка прорвались через позицию охраны, приблизившись к мостам, и стали бить по ним из орудий прямой наводкой. Со звоном взрывались снаряды на металлическом полотне.

К танкам пробились немецкие автоматчики. Вместе с ними бежали и диверсанты в красноармейской форме. Имитируя отход, они кричали:

— Не стреляйте! Свои! Мы свои!

Не подозревавшие подвоха красноармейцы охраны прекратили стрельбу. Этого было достаточно, чтобы гитлеровцы прорвались к мостам. Как бы отстреливаясь, они продвигались к противоположному берегу, заодно рубили протянутые к колодцам шнуры.

А танки уже стреляли по южному берегу, по дощатой, барачного вида казарме охраны, по укрывшимся в траншеях красноармейцам.

Вскоре бой перенёсся на южный берег, а команды на подрыв моста не поступало.

Полковник Микрюков и военинженер Эпштейн находились у разъезда «Заречный» в каменном с колоннами здании, готовые к выполнению ответственного задания.

Не дождавшись из штаба команды на подрыв, они в 17.30 послали в штаб армии донесение, сообщив, что гитлеровцы уже на левом берегу Дона и мосты в их руках, вблизи идёт бой.

Узнав об этом, генерал Ремезов приказал в течение ночи уничтожить противника, овладеть мостами, восстановить нарушенную сеть для подрыва.

Были брошены дополнительные силы, и бой шёл всю ночь. В нем отличился лейтенант Чумак. Позже он рассказывал: «Нужно было прежде всего выбить противника из казармы, которую он захватил. Это сделали несколько бойцов из подразделения охраны. Затем мы повели наступление на мосты. До них было метров двести. Но преодолеть это небольшое расстояние было непросто. Противник, пуская одну за другой ракеты, освещал местность и остервенело стрелял в каждую подозрительную тень. Я отобрал семь человек и с ними пополз к насыпи. Бойцы за мной. Оставалось совсем немного, когда меня ранило. Ранеными оказались ещё двое. Однако никто из нас не ушёл. Сблизившись, мы забросали противника гранатами и бросились врукопашную».

В этом бою было уничтожено около тридцати гитлеровцев. Понесли потери и солдаты-железнодорожники. Из шестидесяти человек осталось лишь семнадцать. К утру наши подразделения, вновь овладев мостами, вышли на правый берег. Группа военинженера Эпштейна тут же восстановила нарушенную сеть к колодцам со взрывчаткой.

Вскоре из штаба армии прибыл офицер связи лейтенант Ладожкин. Он вручил написанное от руки распоряжение начальника гарнизона Ростова генерал-майора Гречкина. Вот его содержание:

«Военному инженеру 3-го ранга Эпштейну, полковнику Микрюкову. Предлагаю в случае неполучения распоряжения комвойсками о выводе из строя железнодорожных мостов, а обстановка этого потребует, решить этот вопрос самостоятельно».

Получив этот документ, военинженер поставил на нем время: «10 ч. 20 м. 21.11.41».

Ростов был уже занят противником, наши войска отошли на южный берег Дона, однако бои у мостов продолжались. В полдень тот же лейтенант Ладожкин вновь прибыл с донесением. Полковник Микрюков вскрыл пакет с отпечатанным на машинке коротким текстом:

«Коменданту «американского» и недостроенного ж.-д. моста. Приказываю немедленно взорвать мост. 21 ноября 1941».

Внизу три подписи: Ремезов, Мельников, Арушанян — командующий, член Военного совета, начальник штаба 56-й армии.

В верхнем углу документа рукой генерала Гречкина было приписано: «Полковнику Микрюкову. Вручить адресату при необходимости».

А бои у мостов всё продолжались. Находившихся там бойцов возглавил младший лейтенант Кашкаров.

Удачно выбрав огневую позицию, пулемётчик старший сержант Копончук отсёк огнём подходы к мостам, меткими очередями поражал немцев, пытавшихся приблизиться к ним.

Тут же находился и полковник Микрюков. Он установил связь с отошедшим к Батайску штабом армии и напрямую вёл переговоры.

В 13.30 его вызвал начальник штаба армии генерал Арушанян.

   — Удостоверение на проведение особого задания при вас?

   — Да.

   — Вручайте Эпштейну. В четырнадцать ноль-ноль начните с «американского».

   — Пётр Львович, читай и выполняй. — Полковник подал удостоверение военинженеру. — К сроку успеешь справиться?

   — Если не будет перебит провод...

А по позиции уже полетела команда:

   — Всем в укрытие!

Эпштейн посмотрел в окно, из которого были видны Дон и железнодорожные мосты. Один большой, массивный, с переплетением тяжёлых конструкций, балок, дуг, с высокими вертикальными стойками, меж которых поднималась ферма для пропуска идущих по реке судов. Эту ферму доставили из Америки и монтировали её американские инженеры. Рассказывали, что охотников среди американских капитанов буксировать её через океан не нашлось. Вызвался на это дело русский моряк — и успешно справился с трудным делом...

Второй мост, «литерный», был поменьше, по нему ещё не прошёл ни один состав, но и его тоже приходится взрывать.

   — Приготовиться!

Пётр Львович осторожно установил подрывную машинку, крепко зажал её, правой рукой взялся за рукоять. Оставалось только резко крутануть, чтобы высечь искру.

Сколько раз он проделывал это и каждый раз испытывал волнение, словно парашютист, бросающийся из самолёта. Уж слишком высокой была цена этого короткого движения: рушилось то, что создавалось годами. Нервно кашлянув, Эпштейн резко повернул рукоять.

Над холодной рекой молнией взметнулась вспышка, и вслед за тем воздух содрогнулся. Земля, будто живая, судорожно вздрогнула, забилась, а над рекой ураганом пронёсся ветер, выламывая из окон стёкла, распахивая двери домов.

И вся тысячетонная конструкция моста тоже содрогнулась и стала падать с высоты в реку.

Грохот ломающегося металла, оглушительный удар фермы об упругий речной поток, плеск воды слились с эхом взрыва и прокатились далеко окрест. Единственная дорога, что связывала Ростов с Кавказом, оборвалась. Оборвалась, когда враг торжествовал победу.

Часы показывали 14.20. А в 16.00 прогремело ещё. И не стало «литерного» моста.

Когда осенью 1941 года из Ростова выбили танковую дивизию «Адольф Гитлер», которая входила в состав 1-й немецкой танковой армии генерала Клейста, первым о победе сообщил бойцам Южного фронта старейший журналист Виктор Данилович Буриков. Было это так.

   — Товарищ Буриков, пора вставать и вам, — строго произнёс начальник отдела, затягивая широким комсоставским ремнём гимнастёрку. — Редактор приказал на летучке всем быть.

   — Встаю, встаю, — ответил Виктор Данилович, откидывая одеяло.

Вчера он засиделся над очерком о раненом политруке, которого доставили сюда, в Пятигорск, и лёг далеко за полночь.

«Хорошо молодёжи», — думал Виктор Данилович, застёгивая пуговицы фасонистой сорочки. В редакции он самый пожилой, «старик», как его порой называют за глаза, и лишь он один — вольнонаёмный, даже наборщики и рабочие типографии в красноармейской форме. Всё у них чин по чину, а он — литработник отдела информации — щеголяет в гражданском костюме, прорезиненном плаще и тупоносых ботинках.

В военную газету «Красный кавалерист на фронте» его зачислили полтора месяца назад, когда редакцию радиовещания, где он служил, расформировали.

К шести Виктор Данилович успевает и побриться, и проглотить «пшенкашу».