Принимая решение на уничтожение вражеского плацдарма, генерал Масленников распорядился переправить на северный берег Терека батальон из 9-й стрелковой бригады.

Выбор пал на гвардейский батальон капитана Бабича, находившийся во втором эшелоне. Солдаты видели, как дерутся «братские» подразделения бригад, и с нетерпением ожидали, когда вступят в бой и они.

В полдень комбата срочно вызвали на наблюдательный пункт, откуда командир бригады руководил боем. Капитан Бабич появился в то время, когда гитлеровцы после короткого артиллерийского налёта снова перешли в атаку. Вблизи наблюдательного пункта то совсем рядом, то поодаль часто рвались снаряды и мины, но впереди, где располагались батальоны первого эшелона, разрывы и выстрелы слились в единый гул и треск.

Один из командиров батальонов, видимо, просил помощи, и подполковник Павловский, прикрыв рукой ухо, спокойно говорил:

   — Помог бы, да нечем. Рассчитывайте на свои силы. Главное — без паники. Бейте танки бутылками и гранатами. Продержитесь четверть часа.

Он разговаривал с таким спокойствием и уверенностью, словно вёл разговор о будничном деле.

Это был Иван Григорьевич Павловский. Службу в армии он начал с красноармейца и последовательно прошёл все командные должности — командира взвода, роты, батальона. В оборонительных боях на Украине был начальником штаба полка и командиром полка. Летом 1942 года его выдвинули на должность командира гвардейской бригады.

В последующем Иван Григорьевич принял командование дивизией, с которой побывал во многих сражениях. Его имя отмечалось в приказах Верховного главнокомандующего семь раз. Он — Герой Советского Союза, награждён тремя орденами Ленина, шестью — Красного Знамени и многими другими.

Увидев комбата Бабича, подполковник Павловский подозвал его.

   — Как стемнеет, переправить батальон сюда. — Он указал на противоположный берег Терека. — На рассвете Павлодольскую атаковать и удерживать до ночи. Держать, Бабич, любой ценой. Чем больше привлечёте на себя фрицев, тем лучше.

   — Понял. Будут ли какие-то переправочные средства?

   — Всё, что найдёте на берегу, ваше. Найдёте лодку — берите, попадётся пароход с трубой — тоже ваш. Но лучше всего используйте солому и плащ-палатки. И ещё, Бабич, советую захватить больше боеприпасов.

Для переправы нашли несколько лодок. Но о том, чтобы перевезти на них солдат, не могло быть и речи.

Комбат распорядился грузить в них тяжёлое стрелковое оружие — пулемёты, миномёты, бронебойные ружья, — а также боеприпасы. Личный же состав должен был перебираться на подручных средствах.

Не теряя времени, гвардейцы стали готовить переправочные средства: кто тащил бревно, кто пустую бочку, кто доски от забора.

   — Пригодится всё, что плавает, — поясняли солдатам сапёры-инструкторы, — но лучше всего поплавки из сена или соломы.

Они показывали, как нужно паковать в плащ-палатки сено, чтобы получить надёжный поплавок.

   — А если связать несколько поплавков да сверху настелить доски, то отделение переправится, не намочив ног, — гарантировали сапёры надёжность средств.

К вечеру тучи сгустились, начал сеять мелкий дождь. Над рекой поднялся туман, и вскоре густая молочная пелена плотно обволокла и реку, и её берега.

Первыми начали переправу разведчики во главе с младшим лейтенантом Буниятовым. Напутствуя их, командир батальона сказал:

   — Переправитесь, сразу же разведать подходы к Павлодольской. Будет возможность — захватить «языка».

Разведчики тенями скользнули к реке, и ночная мгла накрыла их. В шорохе дождя несколько раз плеснуло в реке и стало тихо.

Вырвавшись из горных теснин, Терек здесь, на равнине, широко разлился и немного усмирил свой бешеный норов. Однако и при этом течение оставалось сильным. Прежде чем разведчики достигли противоположного берега, их отнесло едва ли не на километр.

Ещё с четверть часа ушло на то, чтобы собраться.

   — А теперь к станице...

Вслед за разведчиками начали переправу стрелковые подразделения. Первой пошла рота старшего лейтенанта Богданова. Изредка в мутной от тумана высоте повисали ракеты, но туман надёжно укрыл переправляющихся.

К полуночи батальон был уже на противоположном берегу. Не успели роты, выстроившись в колонны, направиться к станице, чтобы, овладев ею, занять на окраине оборону, как разведчики доставили схваченного в станице «языка».

Капитан Бабич посветил на него — молодой толстощёкий парень со светлыми взлохмаченными волосами, без пилотки. То ли от холода, а может, от страха у него мелко тряслись губы.

   — Хай ль Гитлер! — вскинул он вдруг руку.

Разведчик, не удержавшись, хлопнул его прикладом по заду.

   — Зараза вонючая! Сам обделался, а лает.

Пленный сказал, что он солдат из 370-й пехотной дивизии, из тыловой команды, что в Павлодольскую они прибыли накануне и что в станице немного солдат: все части располагаются севернее.

Одна из рот получила задачу без лишнего шума уничтожить находившихся в станице гитлеровцев.

   — Он вам покажет, где их найти. Забирайте его с собой, — указал комбат на пленного.

К утру станица была в руках гвардейцев. Рота старшего лейтенанта Богданова заняла позиции на её окраине, оседлав дорогу, по которой должны подходить немецкие части. Взвод младшего лейтенанта Рябошапки был на самом ответственном участке. На одном фланге укрылся пулемётчик Прокопенко, на другом — расчёт противотанкового ружья рядового Клочкова.

Земля оказалась мягкой, податливой. Орудуя лопатками, гвардейцы к рассвету окопались. Туман мало-помалу рассеялся, и вдали на дороге из Прохладного появились автомобили.

   — Приготовиться к бою-ю! — пронеслось по цепи.

   — Ну, Семён, держись! — предупредил второго номера, Кащука, наводчик противотанкового ружья Клочков.

Он неторопливо оттянул за рукоятку затвор ружья, а Кащук быстро вогнал патрон.

Василий Клочков был удивительно спокоен, будто на стрельбище. Он изготовился и, наведя ружьё на головную машину, повёл за ней ствол.

   — Огонь!

Выстрел ружья был как удар грома. Головная машина, проехав немного, встала.

   — Одна готова! — закричал Семён. — Бей по второй!

Василий прицелился во вторую. Выстрел! Из капота потянулся дымок.

   — Заряжай!

Но затвор заело.

   — Подожди!

Второй номер вскочил, схватил ружьё и с силой ударил прикладом о землю. Затвор подался вперёд.

Зарядив ружьё, Клочков снова стал стрелять.

Обычно на стрельбище, когда Василий бил из ружья, он затыкал уши ватой. А тут забыл, и после третьего или четвёртого выстрела заныло плечо. Отдача ведь сумасшедшая: патрон весит чуть ли не двести грамм!

Выскочившие гитлеровцы открыли огонь. Вначале над головой засвистели пули, потом «закрякали» миномёты. А ещё немного времени спустя на дороге показались танки.

Они шли медленно, покачиваясь на неровностях, иногда останавливались и вновь шли.

Клочков начал деловито, не торопясь, устанавливать длинноствольное ружьё.

   — Сошки закрепи, — приказал он Семёну.

Кащук выполз из окопа и лежа, не поднимая головы, утопил ножки ружья в мягкую землю до самых ограничителей. Ружьё приобрело устойчивость.

А танки всё приближались. По ним ещё не было сделано ни одного выстрела. Казалось, на окраине станицы нет ни души, все вымерли. Даже миномётчики младшего лейтенанта Степанова, укрывшись в станице за домами, с напряжением ждали команды. Выжидали и бронебойщики.

Человек живёт долгие годы. Если перевести на минуты, то их наберётся не одна сотня тысяч, а может, и больше. Но из великого множества минут есть такие, в которые человек высвечивается, будто рентгеном. Минуты эти недолгие, и в них проявляются все те качества, какие приобрёл человек за жизнь: мужество и стойкость, воля и решимость и, конечно же, сила любви к своей Родине и убеждённость. И, кажется, что всё то время, когда человек жил, было лишь подготовкой к ним.

Такие минуты теперь наступили для гвардейцев батальона капитана Бабича.