Кроме неё, в отряде были ещё девушки: санитарка Ольга Короткевич и латышка Эльза Андрусова. Эвакуированная из Крыма, она работала в одном из санаториев Теберды.

В отряде Панаева был и Геннадий Томилов, совсем юноша: лишь недавно ему исполнилось шестнадцать. В отряд он попал неожиданно. Однажды Геннадий встретил направлявшихся в горы вооружённых людей. Догадавшись, что это партизаны, он заявил командиру, что пойдёт вместе с ними.

— Мал ещё, — ответил тот.

Но Генка не сдался. Подвернувшегося приятеля он попросил передать его матери, что ушёл с партизанами и чтобы за него не беспокоилась.

Ещё в группе Панаева были и Аркадий Дятлов, Владимир Жаров, братья Глоовы, Харун и Сеид.

Группа вышла в путь затемно, чтобы до восхода солнца пройти открытое пространство ледника, сползающего в далёкую низину. В тумане скрывались скалы горы Кара-Кая. Вчера наблюдатели видел там людей в подозрительной форме. Нет, это были не пастухи, забредавшие порой с овечьей отарой к леднику: пастухи-карачаевцы шляп с перьями не носили.

Ледник лежал будто широкая река, застывшая по воле неведомого волшебника в своём стремительном беге. На ноздреватом льду виднелись трещины, поперечно избороздившие поверхность. От них старались держаться подальше, чтобы случайно не упасть и не угодить в их бездонность.

Впереди уверенно шёл Панаев, не раз бывавший здесь. В недалёкой Аксаутской долине находился рудник, где добывали ценную для промышленности шеелитовую руду и где в последние годы он директорствовал.

Партизаны-проводники, нёсшие службу разведки и охранения, оторвались от головы отряда. Перейдя ледник, они начали уже спускаться в долину, когда шедший рядом с Панаевым Геннадий Томилов увидел поднимавшихся по тропе людей. Они шли, согнувшись под тяжестью ноши: за спинами большие рюкзаки, в руках альпенштоки.

— Наверное, рабочие из рудника, — поправляя очки, высказался Панаев.

Геннадий заметил, как от цепочки отделились несколько человек и направились к ним. Каким-то подсознанием он понял, что это немцы, бросился к камням.

И тотчас прогремел выстрел. В утренней тишине многократно отозвалось гулкое эхо. Не успело оно стихнуть, как выстрелы прогремели снова.

Панаев стрелял, укрывшись за лежавшим у тропы камнем. И тогда начал стрелять Геннадий. Дважды перед ним щёлкнуло, лицо обожгло осколками камня. Потом слетела с головы фуражка, но он не стал её надевать и ударил по рукояти затвора, чтобы перезарядить винтовку.

Он бросил взгляд на командира. Панаев лежал, выронив винтовку, лицо его было залито кровью, рука тянулась к поясу.

Тут над головой Геннадия щёлкнуло так близко, что голова сама вжалась в плечи. А когда он снова посмотрел в сторону командира, то увидел, рука с револьвером была у виска...

   — Виктор Иванович! — вскричал Томилов.

Раздался сухой выстрел. Голова у Панаева дёрнулась и безжизненно упала в траву.

Услышав выстрелы, Дятлов крикнул:

   — Немцы! — И первым бросился вниз по тропе.

Но долго бежать ему не пришлось: пули заставили его лечь. Зажав ремень винтовки, он пополз, как его учили в полковой школе, а потом, как он учил подчинённых, — прижимаясь всем телом к земле.

За ним последовал Владимир Жаров. Девушки затаились в укрытии: Валентина Доценко, Ольга Короткевич, Эльза Андрусова. У них тоже было оружие, но они растерялись, не зная, что надо делать.

Опытным глазом Дятлов определил, что к леднику шла рота егерей и что о ней нужно предупредить командира следовавшего за ним отряда.

Кого послать? Геннадий Томилов ведёт бой... Владимир Жаров?.. Нет, не его... Валентина Доценко?.. Она ранена в ногу. Эльза Андрусова, её!

   — Эльза! Ко мне! — окликнул он девушку.

Она проворно подбежала, упала рядом.

   — Бегом к майору, передай, что я скажу.

   — Какому майору?

   — Тому, который во главе отряда. Он должен быть сейчас у ледника. Передай, что мы приняли бой. Будем драться, покамест сможем. А ему необходимо занять оборону. Поняла?

   — Поняла.

   — Тогда бегом к майору. Бегом!

К ним никто не пришёл, но позади загремело, и партизаны осознали, что часть немцев, обойдя их, вышла из Аксаутской долины на ледник. Но против партизан ещё оставались егеря: они вели меткий огонь, слышались голоса, свистки командиров.

Партизаны вели бой весь день, и на леднике пальба не стихала. Когда стало темнеть, они осторожно пробрались к мосту, где находился Панаев.

Виктор Иванович лежал лицом вниз, в отброшенной руке был зажат револьвер. Дятлов с трудом разжал пальцы, сжимавшие оружие. Аркадий снял с мёртвого сумку.

Они расстелили плащ-палатку, положили на неё тело командира и осторожно унесли наверх. Выбрав место на возвышенности, Дятлов ковырнул землю ножом, но нож лишь чиркнул по камню.

   — Нужно хоронить в камень, — сказал Жаров.

Он принёс увесистый камень и положил его в изголовье. Остальные сделали то же.

Камней поблизости было много, и вскоре тело скрылось под их грудой.

   — Вот и всё, — произнёс Дятлов и вонзил в могильную пирамидку трёхгранный штык винтовки погибшего.

А через четверть часа, когда Владимир Жаров ушёл в ледники, чтобы там выбрать на ночь удобную позицию, был тяжело ранен Дятлов. Он громко стонал, звал на помощь, и к нему подползла Валентина Доценко. Но прогремел недалёкий выстрел снайпера, и пуля поразила её правую руку.

Жаров почему-то не возвращался, и они провели ночь у умирающего Дятлова втроём: Геннадий Томилов, Ольга Короткевич и раненая Валентина Доценко.

А у Владимира Жарова была своя судьба...

У края ледника он не застал ни души. Только у зелёной лужайки, где выбивался родничок, он увидел консервные банки, окурки, клочки бумаги, окровавленные бинты и детский сандалий. Жаров поднял его — насквозь протёртая и почти оторванная подошва, изнутри торчали загнутые гвоздики. Он повертел сандалий и понял, что где-то здесь через ледник проходили детдомовцы и раненые красноармейцы.

Вглядевшись, Жаров заметил на противоположной стороне ледника фигуры красноармейцев и решил, что надо немедленно, пока ещё светло, перейти туда и доложить о случившемся.

Невольно он посмотрел на свои кирзовые сапоги. Недавно новые, теперь они выглядели совсем заношенными. Сбитые и ободранные головки, отшлифованные резиновые подошвы. Он зачерпнул из родничка студёной воды, вытер рукавом гимнастёрки небритый подбородок и направился к леднику. Прежде чем ступить на его поверхность, снял винтовку, закрепил на ней узкий трёхгранный штык и оттянул пуговку затвора, ставя его на предохранитель.

Упираясь штыком в лёд, Жаров прошёл с десяток шагов и вдруг оказался рядом с трещиной. С её оплывших краёв капало, и было слышно, как вода бьётся о лёд и долго журчит, стекая по стенкам в далёкую глубину. И ещё оттуда в лицо пахнуло промозглой сыростью, от которой он почувствовал на спине холодок.

По камням он поднялся немного выше, чтобы быть подальше от трещины, и там снова ступил на лёд. Он шёл с трудом, то и дело скользя и оступаясь. Падая, он цеплялся руками за вмерзшие в лёд камни, обдирая в кровь пальцы. Ноги дрожали, на спине выступил пот. Никогда ещё за всё пребывание в горах он не испытывал такой трудности, какую переносил сейчас. Один раз сверху упал камень и гулко стукнулся о лёд. Он подумал, что это не иначе как немцы и они расстреляют его на льду...

Уже была пройдена половина пути, когда нога вдруг скользнула, подбила вторую, и он упал на бок. Держась одной рукой за воткнутый в лёд штык винтовки, он хотел уцепиться второй рукой, но штык выломал лёд. Цепенея от страха, Жаров понял, что катится по гладкому льду вниз, туда, где извилистой змеёй тянется трещина. Он хотел удержаться ногой, ударил каблуком о лёд, но стёсанный каблук не оставил даже вмятины. Тогда он выставил вторую ногу, но и та скользнула по отполированной поверхности. Выпустив из рук винтовку, он попытался пальцами удержаться за неровность, но ногти проскребли стылую гладь, оставив на льду размытый кровянистый след.