Эрнесто бегло говорит по-русски: он обучался праву в Советском Союзе. Он стал адвокатом – больше из обязательств, чем из желания. Ему хотелось быть механиком, но Алейда не могла себе представить, чтобы ее сын, а главное – сын Че, не имел высшего образования. И она отправила его в Московский университет. Но на досуге он занимается механикой, ставшей его истинной страстью. Он специализируется на мотоциклах, в частности на марке «Харлей-Дэвидсон». И нет никаких сомнений в том, что кровь моего дяди Хорхе де ла Серна течет в его венах! Он приобрел такой опыт, что в настоящее время считается одним из лучших механиков по марке «Харлей-Дэвидсон» в мире. У него есть два своих старых «Харлея», это эдакие винтажные реликвии, но он содержит их в хорошем состоянии. На острове нужно быть чертовски хорошим механиком, чтобы управляться с подобными штуковинами! Однако даже с его талантами его два «Харлея» позволяют ему лишь просто кататься по городу, им не до поездок по сельской местности. Мать не всегда одобряет его поступки. Ей, например, не понравился его отказ принимать участие в деятельности Исследовательского центра имени Че Гевары. Но Эрнесто уже полтинник, и он решил, что настало его время и он может делать то, что ему нравится. Недавно у него возникла идея купить двенадцать «Харлеев», чтобы организовывать круизы в сотрудничестве с туристическим агентством. Он назвал это предприятие «La Poderosa Tours» – в честь мотоцикла[84] Альберто Гранадо, на котором Эрнесто и Миаль кочевали в 1951 году по Южной Америке. Круиз проходит по самым символическим местам, связанным с кубинской революцией. Когда стало известно об этом проекте, кубинская диаспора в Майами практически задохнулась от ярости. Они нашли это неприличным.

Из пятерых детей моего брата Эрнесто труднее других нести на себе тяжкий груз своего прославленного происхождения.

Я всегда говорил, что есть две титанические задачи, которые невозможно выполнить: убедить мою сестру Селию и моего племянника Эрнесто заговорить о Че. Мне кажется, для них было бы легче подняться на Эверест!

Однажды Эрнесто попросил меня сопровождать его в Санта-Клару, где находится мавзолей Че, импозантный памятник, почти сакральный. Он, кстати, мне не нравится. Это был октябрь, месяц его смерти и месяц проведения торжественных мероприятий. Я не хотел ехать туда в день церемоний, которые обычно проходят 8 октября, чтобы избежать встреч с толпой и с прессой. Эрнесто согласился подождать два дня. К сожалению, и 10 октября там было полно народа. Подошла журналистка, которая, должно быть, узнала меня. Я предложил ей поговорить с сыном, а не с братом. Постепенно, по мере того как она приближалась, Эрнесто пятился назад. Вскоре он оказался буквально прижатым к стене, и она воспользовалась этой возможностью, чтобы поставить микрофон прямо у него под носом. В результате он вынужден был что-то говорить. И он до сих пор не простил меня за то, что я его так «подставил»!

С момента объявления исторического сближения между США и Кубой многие журналисты с аргентинского телевидения и радио связывались со мной. Они интересовались моим мнением. Как брата Че или просто аргентинца, обладающего глубоким знанием острова и привилегированным положением на нем? Я не знал, что сказать, и мне было все равно. Я близок как к руководству, так и к кубинскому пролетариату. У меня есть связи с государственными лидерами, а также с большим количеством простых рабочих. Но все это не делает меня кубинцем. Мое родство с Че, возможно, создает у журналиста впечатление, что мое мнение более ценно, чем какое-то другое.

Прежде всего я хочу уточнить, что моя поддержка кубинского революционного процесса непоколебима и что кубинско-американские дела мне практически неизвестны.

Так сложилось, что как раз перед объявлением «оттепели» я помог своему племяннику Эрнесто приобрести 12 мотоциклов, необходимых для его туристического проекта. Некоторые люди сразу же сделали вывод, что я участвовал в тайных переговорах и что я знал, что американские туристы потянутся на Кубу. Аргентинский телеканал TN пригласил меня на свою передачу для неформального обсуждения Барака Обамы и Рауля Кастро. Хотя я и знаю Рауля, но я не его представитель, и, уж само собой разумеется, я никогда не встречался лично с президентом США! Но я пошутил в своем ответе, что Обама, конечно же, позвонил мне, чтобы попросить меня запустить «La Poderosa Tours». Но если отставить шутки в сторону, то проект начался с череды случайностей, и как говорил мой друг Орландо Фундора: «Все, что происходит, уместно» (sic).

Тем не менее одному журналисту TN я заявил следующее: Куба для меня гораздо важнее, чем просто сюжет о международной политике. Я чувствую близость к Кубе, это моя вторая родина, моя вторая семья, мой второй дом, хотя я никогда и не проводил там больше, чем три месяца, и у меня нет там никакой официальной должности. Она приняла моих родных без всяких сомнений, когда Аргентина их преследовала. Это любимое и знакомое мне место. Я езжу туда регулярно с 1959 года, я объехал Кубу с севера на юг и с востока на запад, и я к ней глубоко привязан. По всем этим причинам я думаю, что обладаю довольно точной картиной событий.

В целом, если вы хотите знать мое мнение об «оттепели», я начну с того, что происходит в политической и дипломатической областях: изменения, которым мы являемся свидетелями, – это результат долгого процесса, начатого кубинцами из Майами и из Гаваны, даже если остальной мир до недавнего времени и не подозревал, что он идет. На самом деле всегда имели место человеческие контакты между двумя странами, и они все – из области любви-ненависти. Иногда любовь брала верх, а иногда – ненависть.

Многие островные кубинцы имеют близких или дальних родственников в Соединенных Штатах. И наоборот. Как с одной, так и с другой стороны, так называемая старая гвардия практикует двойной стандарт: на людях они говорят одно, а в частном порядке – другое. Люди с острова, решившие остаться, уже давно считали уехавших предателями отечества, gusanos (земляными червями, практически ничем). «Если ты бросился в море, чтобы добраться до Майами, и ты добрался, – это твой выбор, – говорили они. – И теперь, когда ты там, ты будешь нас критиковать? Нет! Да пошел ты!» В то же самое время те, кто остался на Кубе, всегда принимали деньги, отсылаемые из Флориды и иных штатов, где поселились люди из кубинской диаспоры. Что касается последней, то она критиковала Кубу, но в конечном итоге все равно помогала ей, посылая туда деньги.

В 90-е годы я знал одну семью, где бабушка жила в том же доме, что и до революции. Ее старший сын уехал жить в США, а младший остался на Кубе. Он был чиновником. Бабушка продолжала общаться со своим сыном и внуками из Майами. А младший считал, что его брат переметнулся к противнику. Она защищала своего сына-беглеца. Но прошло время, и критика младшего постепенно начала становиться все более и более комплиментарной. Именно по этой семье я лично наблюдал за эволюцией менталитета.

Кубинские эмигранты, как правило, считают себя лучше информированными. Они воображают, будто их соотечественники на острове ничего не знают. Это не так! Я признаю, что Интернет на Кубе медленный и что пресса там не отличается плюрализмом. Но у каждого имеется спутниковая тарелка, и можно смотреть телевизионные программы из Майами. Компакт-диски и DVD-диски спокойно продаются. Информация также проходит через то, что называется radio bemba (сарафанное радио), и через общение с теми, кто уехал. В Гаване можно увидеть молодых людей, ищущих более удобные места для подключения к Wi-Fi, вроде Ла-Рампы или «Президент-отеля». Современная техника и технологии позволяют им оставаться в курсе событий. С другой стороны, островитяне много читают. Они образованны, знают и уважают свою историю. Их видение мира гораздо более широкое, чем мы себе представляем. Когда они приезжают во Флориду, они уже обучены и подготовлены. Они многое знают благодаря системе бесплатного образования. И они тут же начинают что-то организовывать, строить, что-то предпринимать. И совершенно не случайно, что они быстро добиваются успеха.