Роберто все меньше и меньше верил в смерть Эрнесто. Каждая версия, казалось, противоречила предыдущей. Боливийская армия тянула время, вынуждая его совершать бессмысленные поездки. Но почему? Можно было сломать себе голову, он ничего не понимал. Он также прочитал один доклад, в котором утверждалось, что состояние зубов «мертвого партизана» было идеальным, отсутствовал только один коренной зуб. Но это было не так. У нас в семье у всех были гнилые зубы. В тридцать шесть лет у Роберто уже стояли зубные протезы. А у Эрнесто зубы начали портиться с десяти лет. Так что все только еще больше запуталось.

Роберто не смог забронировать себе место на рейс в Санта-Крус. Все было против него. На рассвете он появился в аэропорту Ла-Паса. Сотрудники авиакомпании заявили, что первый самолет уже полон, потом они сказали, что это не так, но уже слишком поздно покупать билет. Какой бы ни была истинная причина, было совершенно невозможно лететь этим рейсом. Но когда Роберто пришла идея предложить заплатить почти тройную цену, места чудом освободились. Из Санта-Круса он сделал еще один перелет в Валлегранде. Взлетно-посадочная полоса охранялась двумя сотнями солдат. Выйдя из самолета, Роберто оказался лицом к лицу с полковником Сентено Анайя, который примчался на джипе. Полковник казался удивленным и раздраженным, увидев его. Он думал, что избавился раз и навсегда от этого другого Гевары. Но он не мог его проигнорировать, и он пригласил его в казарму, чтобы встретиться там с генералом Хуаном Хосе Торресом, который подтвердил ложь своего коллеги Овандо Кандия из Ла-Паса, что тело Че было кремировано утром. Генерал посоветовал Роберто вернуться в Аргентину.

Пяти партизанам удалось вырваться из ловушки, и они были еще живы, прячась где-то в окрестностях. Это были Гарри «Помбо» Вильегас Тамайо, Даниэль «Бениньо» Аларкон Рамирес, Леонардо «Урбано» Тамайо Нуньес, Давид «Дарио» Ардиасола и Гидо «Инти» Передо Лейге. Роберто теперь был убежден, что Эрнесто не мертв, что он пробрался сквозь расставленные сети вместе с ними. Ведь о его смерти объявляли так часто, а затем это опровергалось! И потом, боливийцы рассказали ему слишком много противоречивых историй. Он также решил, что нос Эрнесто на фотографии слишком тонкий, заостренный. А у Эрнесто был плоский нос.

Короче говоря, он покинул Боливию в неопределенности. Вместо того чтобы направиться прямо в Буэнос-Айрес, он решил поехать навестить мою сестру Анну-Марию в Тукумане. Она, очевидно, видела фотографии и не строила иллюзий.

Поездка в Боливию оказалась бесполезной. Роберто не узнал ничего нового по сравнению с тем, что он знал до отъезда. По возвращении семья собралась снова. Мы не знали, что и думать. По одной информации, Эрнесто погиб, по другой – нет. И тогда Фидель покончил с нашими сомнениями, позвонив нам на следующий день и подтвердив его смерть. Он хотел показать нам доказательства. И Роберто полетел в Гавану. Он был принят Фиделем, который сказал следующее: «Прости меня, но мы не можем отрицать очевидное. У нас есть все доказательства того, что это он». Один боливийский военный отправил дневник и руки Че на Кубу. Они были ампутированы, чтобы сохранить его отпечатки пальцев. Роберто буквально рухнул. На этот раз он вернулся в Буэнос-Айрес убежденным, что наш брат мертв. Новость потрясла моего отца. Нам сказали, что Эрнесто не пал в бою 8 октября, как это первоначально утверждали в боливийской армии, якобы он был убит 9-го числа (фотографии его пленения в школе Ла-Игеры будут опубликованы гораздо позже). Никто не верил в историю с кремацией. Это была сказка с целью предотвратить раскопки. Боливийская армия отказалась ждать прибытия федеральной полиции для опознания тела. Она даже послала куда подальше Мигеля Кремону, секретаря аргентинского посольства в Ла-Пасе.

Мы все пребывали в ужасном состоянии шока. Не обменявшись ни словом, мы приняли молчаливое решение: отныне мы будем говорить об Эрнесто только между собой. Селия и Роберто сдержали свое слово. До самой своей смерти Анна-Мария повторяла, что никогда не будет говорить о Че. Что же касается меня, то я объясню ниже причины того, что я, в конце концов, решил заговорить.

На Кубе о смерти Че Фидель заявил 15 октября. Были объявлены три дня национального траура. Через три дня на площади Революции Фидель произнес длинную памятную речь о своем погибшем друге. Это была трогательная дань его памяти, которая завершалась такими словами:

«Говоря о том, какими бы мы хотели видеть наших революционных бойцов, наших активистов, наших работников, мы не колеблясь заявляем: пусть они будут как Че! Говоря о том, каким бы нам хотелось видеть будущее поколение людей, мы должны заявить: пусть оно будет, как Че! Говоря о том, какими бы нам хотелось воспитать наших детей, мы твердо заявляем: мы хотим, чтобы они были воспитаны в духе Че! Если мы хотим представить себе образец человека не нашей эпохи, героя будущего, то положа руку на сердце скажу, что прототипом человека кристально чистого во всех своих поступках и поведении является Че! И от всего нашего пламенного сердца пламенных революционеров мы заявляем: мы хотим, чтобы наши сыновья были как Че!»

Мы наконец узнали правду о захоронении Эрнесто в конце 1995 года благодаря американскому журналисту Джону Ли Андерсону[62]. Ему пришла в голову мысль встретиться с боливийским генералом в отставке Марио Варгасом с бутылкой виски в руках. Выпивка помогла этому военному излить душу: он раскрыл правду. Андерсон узнал, что Че не был кремирован, его просто бросили в братскую могилу возле кладбища у аэродрома Валлегранде вместе с шестью его товарищами, арестованными вместе с ним: с Орландо Пантойя Тамайо, Аникето Рейнага Гордильо, Рене Мартинесом Тамайо, Альберто Фернандесом Монтес-де-Ока, Хуаном Пабло Чангом Наварро и Симеоном Куба Сарабиа. Только два свидетеля присутствовали на тайных ночных «похоронах»: водитель грузовика, ответственный за транспортировку тела, и тракторист, которому было поручено вырыть яму. Под угрозой смерти они поклялись сохранить все в тайне.

Боливийское правительство санкционировало эксгумацию через несколько дней после откровений генерала. Злые языки внезапно замолкли. Удивительное количество противоречивых доказательств стало достоянием общественности. Начались раскопки. Аргентинские и кубинские команды геологов и судебно-медицинских экспертов прибыли в Валлегранде, а перед ними шли сто десять солдат, которым было поручено следить за каждым их шагом. Раскопки длились более года. Останки семи тел были выкопаны 28 июня 1997 года. У одного из них были отрублены руки. Полковник, возглавлявший солдат, позвонил нам, чтобы сообщить об этом. Медики начали работу по идентификации всех останков, в том числе и останков Че.

На Кубе человеком, ответственным за ведение дела и проверку ДНК Эрнесто, был Рамиро Вальдес, бывший его товарищ по «Гранме» и Сьерра-Маэстре. Он позвонил нам и спросил, что бы мы хотели сделать с останками Эрнесто. Это был строго риторический вопрос, чтобы показать, что наше мнение имеет значение. К сожалению, не существовало никакого способа перевезти останки Эрнесто в Аргентину. Это не имело смысла. Страна не была готова принять его так, как он того заслуживал. Его тело было передано в Гавану 12 июля 1997 года, потом – в Санта-Клару, на место его победы, где он и был официально похоронен в присутствии членов семьи: его четырех живых детей (Ильда Беатрис умерла двумя годами ранее), Алейды Марч, его жены, Роберто, Селии, моих сводных братьев Гевара Эрра и меня.

К боли от смерти моего брата у меня добавилась боль от провала революции. Некоторые говорили о кампании в лесах Ньянкауасу как о самоубийственной миссии. По их словам, Че был нигилистом, и он произнес такую фразу: «Я здесь сейчас, и меня вынесут отсюда только вперед ногами». Они были не правы. Боливия не была самоцелью. Она должна была стать отправной точкой, трамплином к новой революции, которая должна была распространиться на всю Латинскую Америку, чтобы освободить братские народы от империализма янки. Ее географическое положение сделало из нее стратегический регион «для распространения революции на соседние страны», – говорил он (Боливия имеет пять границ: с Чили, Аргентиной, Перу, Бразилией и Парагваем).