Существует и другая формула, согласно которой национальная буржуазия вступает в союз с иностранным капиталом, и вместе они создают в нужной стране новые отрасли промышленности, дают этим отраслям налоговые преференции, позволяющие полностью исключить технологии других империалистических стран, а полученная таким образом прибыль может потом выводиться из страны под защитой благоприятных торговых правил и регламентов.
С помощью этой системы эксплуатации, новой и более умной, страна-«националист» берет на себя ответственность за защиту интересов Соединенных Штатов, утверждает льготные тарифы для получения дополнительной прибыли. Естественно, цены продажи товаров, не связанные с их качеством, устанавливаются монополиями.
У Фиделя Кастро не было иной альтернативы, кроме как подписать торговое соглашение с Советским Союзом. Кубе был нужен союзник. Соединенные Штаты отказывались от любых предложений. Дипломатические отношения между двумя странами были окончательно разорваны. Эрнесто стал министром промышленности. Он упорно работал в похожем на монастырскую келью офисе здания, который журналист Рохелио Гарсиа Лупо описал позднее так: «Его офис находился в четырнадцатиэтажном еще строящемся здании […] Стены там были из грубого бетона, и наша встреча проходила в атмосфере близости, которая могла быть объяснена в разгар столь опасной политической ситуации лишь доверием, которое испытывал Че к имени Титы Инфанте, едва оно было произнесено ее братом Карлосом Инфанте. Я почти все забыл о самой встрече, но я помню мате, переходившее из рук Гевары в руки Карлоса, и карту Аргентинской Республики, украшавшую одну из голых стен, стен совсем без отделки, стен, готовых рухнуть, которые так трудно себе представить в качестве повседневной обстановки» [46]. Рутина, бюрократия и душная атмосфера, в которой он вынужден был продолжать делать революцию, – все это, казалось, давило на Эрнесто. Во время официального визита в Алжир в 1963 году [47] он написал моей тете Беатрис: «Из Фив, первой столицы мечты, приветствие тебе от поэта, который не пишет стихов и стал достойным бюрократом с представительным животом и такими сидячими привычками, что он даже передвигается, стремясь лишь к своим тапочкам и детям».
В 1960 году мой двоюродный брат Гильермо Мур де ла Серна вступил в контакт с группой «ФИАТ-Сомека», обосновавшейся в Аргентине. Гильермо был землевладельцем, а также инженером-агрономом и совмещал деятельность в Аргентине и Никарагуа. Он только что получил лицензию пилота. Они с Эрнесто в юности часто проводили лето вместе в Галарса, у моего дяди Эрнесто Мура и тети Эделмиры. Группу «ФИАТ-Сомека» представлял Аурелио Печчеи, один из руководителей «Итало-Консалт», группы итальянских компаний, работавших в Аргентине. Когда Печчеи узнал, что Гильермо собирается купить самолет в США, он сказал: «Если ты умеешь летать, почему бы тебе не залететь повидаться со своим двоюродным братом на Кубе на обратном пути?» Гильермо понял, что миссия, которую ему хотели доверить, заключается в том, чтобы убедить Эрнесто заполнить пустоту, оставшуюся после разрыва с Соединенными Штатами, союзом с Европой, а не с Советским Союзом. Он связался с Эрнесто, чтобы сообщить о своем предстоящем визите на Кубу. Узнав, что он собирается появиться на самолете, зарегистрированном в США, Эрнесто воскликнул: «Ты не можешь прибыть на этом самолете, тебя убьют!» Не стоит забывать, что Камило Сьенфуэгос погиб в загадочной авиакатастрофе, причины которой так и не были раскрыты, 28 октября 1959 года, и Эрнесто теперь не доверял этому транспортному средству. Тогда Гильермо прилетел коммерческим рейсом. Оказалось, что и моя мать тоже находилась в Гаване в то время. Перспектива увидеться со своим племянником и стать для него гидом привела ее в восторг. Гильермо посетил Кубу, глядя на все острым глазом агронома. То, что он увидел, не слишком порадовало его, он прогнозировал катастрофу. Огромные участки земли лежали необработанными, они были оставлены помещиками. Когда он рассказал об этом Эрнесто, Че ответил: «Пусть они уезжают. Это революция. И расскажи своим друзьям, что уже слишком поздно для Европы. Жребий брошен».
Гильермо провел на Кубе две недели. Вернувшись в Буэнос-Айрес, он сказал нам, что Эрнесто живет в простом доме с Алейдой, что она жутко ревнива и пытается все контролировать, особенно тех, кто был близок к ее мужу до нее, и поэтому иногда трудно бывает общаться с Эрнесто; что он упорно трудится, носит лишь безупречный и отлично отглаженный оливково-зеленый мундир, что ему кажется забавным с учетом того, во что он наряжался в молодости; что он встает в девять часов утра и пьет большой черный кофе; что вечером он часто играет в шахматы, любит есть флан, его любимый десерт, пить вино, разбавленное водой – аргентинский обычай того времени, – и принимать расслабляющие ванны; и что его больше всего интересовало, когда он разговаривал с Гильермо, так это семья и Аргентина. Тогда исполнилось уже семь лет, как он туда не возвращался.
Ревность Алейды, вероятно, имела оправдания. Че многие обхаживали. Люди приезжали со всего мира, чтобы встретиться с ним, например, пара Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр, актер Жерар Филип, журналист «Нью-Йорк таймс» Герберт Мэттьюз и целая армия привлекательных женщин, которые слетались под различными предлогами в Гавану для переговоров с красавцем-революционером.
* * *
В то время как молодое кубинское правительство изо всех сил билось с Соединенными Штатами, политическая активность моей матери и ее пребывание в Гаване не остались незамеченными в Аргентине. Мы теперь считались коммунистами. Приезд к нам Фиделя Кастро, прибывшего принять участие в работе Конференции «Группы 21» (G21) в мае 1960 года, ничего не уладил. Фидель знал и очень любил мою мать. Он рассказывал о ней своему окружению как об исключительной женщине, интеллигентной и культурной. Со своей стороны, моя мать восхищалась им. Мы все восхищались. Разделяли мы его идеи или нет, это все равно был необыкновенный человек, абсолютно гениальный. Кто бы мог подумать в то время, что он будет противостоять Соединенным Штатам в течение пятидесяти четырех лет и что эта могучая держава не сможет скрутить ему руки!
Короче говоря, из дружбы к Эрнесто и вежливости по отношению к моей матери он объявил о своем визите за несколько дней. А потом произошли очень забавные вещи. Для начала мой отец категорически отказался разрешить встречу в нашем полуразрушенном доме на улице Араос. Моей матери было все равно, но она уступила. Она сама жила в весьма строгой обстановке и знала, что Фидель не уделяет этому большого внимания. Фидель, несомненно, да, но только не мой отец! И он организовал празднование у своей сестры Эрсилии. Она жила в роскошной квартире на улице Република-де-ла-Индиа, в эксклюзивном районе Палермо, рядом с парком. Моя тетя и ее муж были яростными контрреволюционерами, но они ни за что на свете не хотели упустить возможность встретить у себя дома Фиделя Кастро! Их буквально распирало от гордости! Это была огромная честь! И квартиру заполнили примерно тридцать человек: дяди, тети, двоюродные братья и друзья, все в основном выступавшие против даже самого духа кубинской революции.
Приезд Фиделя был достоин главы государства – с эскортом, телохранителями и всей сопутствующей суетой, но в дом он поднялся один. Войдя, он с улыбкой объявил: «Я нахожусь в доме моего брата». Затем он поклонился моей матери: «Вы похожи на мою мать. Мы так много говорили «о маме» с Че! Во всех наших приключениях он говорил о вас с такой любовью, что я теперь люблю вас так же, как и он». Моя мать вся сияла.
Фидель был встречен как настоящий герой, и гости принялись осаждать его. Каждый хотел что-то сказать, послушать, вступить в частную беседу с ним. Женщины, казалось, готовы были съесть его прямо в сыром виде. Вы бы видели, как они пожирали его глазами! Фидель – это был Фидель! Победоносный революционер, легенда, тридцать четыре года, одетый в красивую униформу, привлекательный, очень харизматичный, очень милый и ласковый. Революционер он или нет, но женские взгляды, казалось, взывали: «Какой аппетитный мужчина, как было бы хорошо оказаться в его мощных объятиях!» Но единственными женщинами, на которых смотрел Фидель, были моя кузина и сестра Селия. Они обе были очень красивы. Это был незабываемый вечер.