— Как они сегодня? — спросила она у парнишки, цепляя поводки к ошейникам. Помощнику псаря было лет двенадцать-тринадцать. Его волосы были похожи на солому — такие же жесткие и светлые, а между двумя передними зубами зияла щербинка. Звали его Руди, и он приходился то ли племянником, то ли кузеном самому псарю.

— Все хорошо, фрейлейн Кьяра. Ростиг, правда, немного приболел, но ведь ему уже десять лет, так что неудивительно.

— Бедный Ростиг. — Кьяра потрепала его за мягкие уши и угостила кусочком сушеного мяса. — Ну что ж, будем идти медленно. А что еще нового?

Они вышли с обратной стороны дворца и углубились в сад.

— Эта ваша Виви, — сказал Руди. — Она совсем дикая, верно вам говорю. Она убежала от меня, когда я выводил их утром. Просто вырвала поводок у меня из рук и побежала вон туда, к фонтану Нептуна.

— Странно, — сказала Кьяра. — На нее это не похоже.

— Как будто ее позвал кто. А потом взяла и вернулась.

— Кролика, должно быть, учуяла, хотя поздновато уже для них.

Ростиг и Зайден, самая первая пара собак великой герцогини, привезенная из Феррары, не спеша шли по гравиевой дорожке с видом солидных государственных мужей. Их потомство, четырехлетние сестры Рина и Лея, а с ними еще и Виви, которой не исполнилось и полутора лет, бегали из стороны в сторону, обнюхивая все подряд. Они дошли до конца дорожки и затем повернули назад.

— Я возьму Виви с собой наверх, — сказала Кьяра. — Пожалуйста, позаботься, чтобы остальным было тепло и удобно, особенно Ростигу.

— Непременно, фрейлейн Кьяра. Увидимся утром.

Раздевшись в своей маленькой комнате с голыми стенами, Кьяра села на кровать и похлопала по соломенному матрасу рядом с собой. Недолго думая, Виви запрыгнула на кровать и начала ласкаться к хозяйке.

— О чем ты думаешь, Виви, когда вот так убегаешь? — спросила Кьяра, ласково потрепав ее лохматые уши светло- коричневого окраса. — Счастливая ты собака, и дом у тебя есть, и еды полно, и спать тебе тепло. А есть собаки, которым приходится жить на улице, и они…

Тут Кьяра заметила, что из-под голубого ошейника торчит уголок бумаги. Никто бы не заметил его, если бы не взял собаку на руки, чтобы приласкать. Кьяра запустила пальцы под ошейник. Записка была свернута вдоль и привязана к ошейнику двумя голубыми шелковыми нитками.

— Что это? Руди говорил, что ты убежала, словно тебя кто-то позвал. Ты к кому это бегала, Виви?

Кьяра развернула бумажку и с удивлением обнаружила, что на ней ничего нет. Она вспомнила тайные послания, которые она отправляла Руанно дель Ингильтерра в те ужасные месяцы перед смертью донны Изабеллы. Она слезла с тюфяка и поднесла бумажку к единственной жаровне, которая освещала и обогревала ее каморку.

Никакой подписи, даже инициалов не было.

Значит, он не мертв и не уехал из Флоренции навсегда. Сердце ее бешено стучало, а дыхание участилось. «Как же я сразу не догадалась? Он тот самый человек, к которому бегала Виви».

Она смяла бумажку и бросила ее в жаровню. По какой бы причине великий герцог ни устраивал тайну вокруг отсутствия Руана, она притворится, будто поверила ему. Что ж, оставалось только ждать. Может, удастся научиться чему-то полезному за это время.

«Кто я? Неужели я та же самая, прежняя Кьяра? — думала она, глядя на горящую записку. — Руан уехал, а я думаю только о том, чтобы ждать его и учиться. Кьяра Нерини, дочь книготорговца Карло Нерини, запуганная беспокойная девчонка Кьяра, со всеми ее головными болями, обмороками и голосами демонов… Она бы испугалась, упала в обморок и еще больше запуталась в хитросплетениях двора Медичи. Но сейчас я совсем другая. Я научилась быть спокойной, следить за своим поведением и принимать собственные решения. Даже головные боли меня почти уже не мучают, а про голоса я вообще забыла».

Записка наконец догорела и осыпалась пеплом на дно жаровни.

«Завтра, — подумала Кьяра, снова забираясь в постель, — я заберу ртуть и серу и осторожно перенесу их в свою новую лабораторию. Что бы сказал Руан, узнай он о моей затее? Когда он вернется, я обязательно расскажу ему обо всем и о своем плане получения философского камня за четыре стадии. Кстати, завтра, когда я буду в лавке, надо будет спросить бабушку о том, как шьются детские башмачки».

— Sie sind charmant![86] — воскликнула великая герцогиня, осматривая со всех сторон пару крохотных детских башмачков, держа их за шнурки. — Просто загляденье, синьорина Кьяра. Ты сама их смастерила?

— Да, ваша светлость. Боюсь, что не все стежки вышли ровными. По сравнению со всеми остальными подарками, что вы получили для вашего будущего ребенка, это сущий пустяк.

— Да, но если подарок сделан своими руками, то это делает его особенным, не так ли? Еще немного, и мы сможем надеть их на его маленькие ножки.

Пасха, которую отпраздновали уже почти две недели назад, выдалась ранняя в этом году, и весна ворвалась во Флоренцию, как дама в растрепанном наряде, принеся с собой голубое безоблачное небо, свежий ветер и много цветов. В садах Боболи начали распускаться розы и ирисы, а обочины дорожек были усеяны желтыми лютиками. Руанно дель Ингильтерра все еще был в отъезде. Кьяра не знала точно, в какой части Англии находится Корнуолл, но понимала, что это очень далекий путь, тем более зимой. Кто знает, может, он приедет как раз к рождению нового младенца и привезет с собой заморские подарки со своей родной земли. Только бы великий герцог простил его за самовольный отъезд.

С отъездом Руана вся работа в Казино ди Сан-Марко остановилась, за исключением самых простых алхимических процедур. Великий герцог даже не подозревал, насколько он зависит от знаний своего английского алхимика. Несомненно, он будет только рад его возвращению.

— Я хочу поехать сегодня во дворец Питти, — сказала великая герцогиня. — В саду сейчас так красиво, и погода стоит теплая. Надень на собак поводки, синьорина Кьяра. Возьмем их с собой.

— Да, ваша светлость.

Пока Кьяра цепляла поводки к ошейникам Ростига, Зайден и Виви, великая герцогиня обратилась к няньке маленького принца Филиппо. Вопреки всем ожиданиям, младенец выжил и уже понемногу начинал поднимать свою бедную головку. Кости на его черепе приобрели необходимую твердость, а на макушке вырос вихор из рыжевато-коричневых волос, прямо как у его отца. Он еще ничего не говорил и даже не мог самостоятельно сидеть, но в его глазках уже играл живой блеск, и иногда он даже улыбался.

— Филиппино, — ласково сказала великая герцогиня. - Mein liebste kleine prinz[87]. Ты обещаешь быть хорошим мальчиком?

Младенец загукал в ответ.

— Ну же, — сказала нянька. — Он сегодня уже говорил «мама». Причем довольно отчетливо. Очень хороший мальчик.

Великая герцогиня улыбнулась и нежно погладила его по головке.

— Да, это правда. Мы сегодня пообедаем во дворце Питти и вернемся ближе к вечеру. Магдалена, подай мне, пожалуйста, красную мантилью с лисьим мехом. Кьяра, собаки уже готовы?

— Да, ваша светлость.

— Тогда пойдем.

Они начали спускаться с третьего этажа на второй по мраморной лестнице. Великая герцогиня осторожно ступала со ступеньки на ступеньку. Ей всегда было нелегко подниматься и спускаться по лестнице, а с ребенком под сердцем это становилось еще тяжелее. Глядя, как она медленно спускается по лестнице, Кьяра думала о том, что эта женщина пережила целых семь беременностей. Даже восемь, если считать эту. Она храбрее многих мужчин, что бряцают мечами и кинжалами, хвастаясь своими победами.