— Синьорина Кьяра.

Женский голос, хрипловатый, властный, с легким венецианским акцентом.

Кьяра остановилась. И как только она остановилась, то поняла, что оказалась в ловушке — теперь уже нельзя было просто продолжить свой путь, сделав вид, что она ничего не слышала. В последний раз она слышала этот голос на лестнице в палаццо Веккьо.

Да что я? Сам Франческо называет его чудовищем, когда вы не слышите.

Ей хотелось выкрикнуть обвинения, высказать все, что она видела своими глазами: Бьянка Капелло, высокая и крепкая, как посудомойка, бьет слабую и немощную герцогиню, которая к тому же на сносях. Умышленно или нет, но она обрекла ее на смерть. Но нет, раз уж она выбрала путь медленной холодной мести, то сейчас следует молчать. Еще слишком рано.

Полная злобы и отвращения, девушка обернулась и встретилась глазами с любовницей великого герцога.

Бьянка Капелло была одета в шелковое летнее платье кремового цвета со свободной юбкой, широкими рукавами и высоким кружевным воротником. Глубокое декольте обнажало ложбинку между ее белыми грудями. Бархатный лиф платья — впрочем, и платьем это сложно назвать, настолько оно было открытым — был так обильно расшит золотом, что оставалось только удивляться, как она не сгибается под его тяжестью. В ее рыжих волосах красовался венок из красных лилий.

Красные лилии. Геральдический символ Флоренции и великих герцогов Тосканских. Как будто она просто прошлась по саду на рассвете и сказала себе: «Смотрите, красные лилии, какая прелесть, сорву себе немного на венок…»

Так, значит, священник действительно «упорядочил» жизнь великого герцога. Он их обвенчал. Иначе она, ненавидимая всеми венецианка, не посмела бы нацепить эти лилии. Но, конечно, великий герцог приказал бы придушить этого священника, если бы узнал, что тот разболтал его секрет. Так что можно было спокойно притворяться, будто она ни о чем не знает.

— Доброе утро, синьора Бьянка, — сказала Кьяра, но даже и не подумала сделать реверанс. Она не сделала даже того едва заметного движения коленями, как в тот день во дворце Медичи.

— Наступит день, — сказала Бьянка Капелло, — когда ты встанешь передо мной на колени и будешь молить о прощении за свое неуважение. Ты видишь лилии у меня в волосах?

— Вижу.

— Ты понимаешь, что они означают?

Кьяра спокойно выдержала ее взгляд.

— Нет, — ответила она. — Просто красивые цветы. Что в них такого особенного?

Широкие брови Бьянки сердито поднялись кверху.

— Это красные лилии, дура. Великий символ Флоренции и всей Тосканы.

— В самом деле? — Кьяра улыбнулась. Признаться, было приятно видеть Бьянку Капелло такой рассерженной и такой беспомощной одновременно. Наверняка великий герцог запретил ей рассказывать кому-либо об их тайном браке, но, как и тот священник, она не могла удержаться от того, чтобы этого не сделать. Однако она не могла сказать об этом прямо. «Пока я делаю вид, что мне ни о чем не говорят эти лилии, она будет злиться все сильнее и сильнее. Но побежать жаловаться великому герцогу она тоже не сможет, потому что ей не положено вести себя как великой герцогине. Пока еще не положено».

— Милые цветы, — сказала она. — Я гуляла утром в саду. Там кроме красных лилий еще много красивых цветов.

Лицо Бьянки покраснело от злости так сильно, что стало почти такого же цвета, как и те лилии, которые она еще не смела носить на людях или даже в присутствии великого герцога.

— Я заставлю тебя пожалеть об этом. Тебя запрут в такое подземелье, где ты никогда больше не увидишь цветов.

— Осторожнее с угрозами, синьора Бьянка. Может быть, вы и любовница великого герцога, но я его soror mystica и единственный алхимик-магистр в его лаборатории.

Это, конечно, не было правдой. Руан скоро вернется, да и в любом случае запаковка инструментов в сундуки и последующая распаковка еще не делали ее полноправным магистром. Да и вообще, даже простым алхимиком назвать ее сложно. Но ей хотелось поддеть Бьянку и посмотреть, как далеко та сможет зайти.

«Она пробуждает все худшее из того, что есть во мне, — подумала Кьяра. — Так же было и с великой герцогиней, последним поступком которой стала попытка ударить Бьянку. И это при том, что она никогда никого не била в своей жизни. Что в Бьянке Капелло такого, что в ее присутствии все начинают проявлять самые дурные черты своего характера? Неужели это из-за нее великий герцог так глубоко погрузился во тьму?»

— Я больше не его любовница, — сказала Бьянка, едва выговаривая слова от душившей ее злобы. — Я его жена. Да, его жена — больше не тайная подруга для любовных утех, а полноправная супруга. Вот что значат эти красные лилии, раз уж ты настолько глупа, что не понимаешь этого.

— И когда об этом объявят в городе? Скоро?

— Ты сама знаешь, что об этом смогут объявить только через год. Через год после смерти этой бедной уродины Иоанны Австрийской. У меня будут собственные покои во дворце Питти и полная опека над ее детьми. Что ты на это скажешь? Элеоноре одиннадцать, и она может меня отвергнуть, но Анне только восемь, Марии всего три, а принцу Филиппо лишь год, и он еще совсем глупыш. В конце концов они полюбят меня сильнее, чем когда-либо любили ее.

— Как вы смеете упоминать имя покойной герцогини в своих гнилых речах? Вам никогда не стать такой, как она. При дворе десятки женщин, которые расскажут об этом детям.

— Ты так считаешь? Посмотрим, что ты запоешь, когда я въеду в город на колеснице, запряженной золотыми львами и с короной из красных лилий на голове.

— Возможно, вам придется ждать этого дольше, чем вы думаете, — возразила Кьяра. — Камилла Мартелли, например, была супругой старого герцога Козимо, и у нее не было никакой коронации. И где она сейчас? Заперта в монастыре, лишена всей собственности, а подруг видит разве что через окошко монашеской кельи. Быть женой великого герцога и быть великой герцогиней — это не одно и то же.

— Для меня — одно и то же. — Бьянка уже успокоилась и, кажется, начала понимать, как глупо было с ее стороны раскрыть секрет их тайной свадьбы. — Ты никому ничего об этом не расскажешь, синьорина Кьяра. Великий герцог прикажет тебе хранить молчание.

— Он и вам приказал хранить молчание, а толку-то?

Бьянка потянулась к волосам и сняла венок. Она прильнула к лилиям губами и вдохнула их аромат, а затем подняла глаза. Ее лицо изменилось — стало бледным и мрачным. Глаза были цвета грозовых туч. Кьяру так поразила эта перемена, что она даже отступила назад.

— Ты молчала о том дне, когда умерла герцогиня, — сказала Бьянка. — Ты сказала великому герцогу, что тебя там не было. Почему, синьорина Кьяра? Ты решила держать это при себе, чтобы однажды использовать против меня?

«Солги, — подумала Кьяра. — Солги так, как ты никогда не лгала раньше».

— Я не стану очернять имя герцогини, — сказала она, — говоря о ней и о вас в одной фразе.

— Вот и не говори, — сказала Бьянка Капелло. — Иначе я заставлю тебя замолчать навсегда и обо всем. Не стоит меня недооценивать, синьорина Кьяра.

Вбежав в книжную лавку, Кьяра тут же поспешила на кухню, которая располагалась в задней части дома.

— Бабушка! — воскликнула она. Прежде чем продолжить, ей пришлось перевести дыхание. Виви бегала вокруг нее, стуча коготками по чистому дощатому полу. — Он на ней женился!

Бабушка отвлеклась от помешивания супа и подняла голову. Темные пятна у нее под глазами с каждым днем становились заметнее. На кухне пахло жареной курицей, фенхелем и чесноком — запахи из детства, когда они все еще были вместе: папа и мама, бабушка, Лючия, Маттеа и она сама. Семья. Обычная республиканская семья из Флоренции, счастливая и до мозга костей настроенная против Медичи. Кьяра никак не могла поверить в то, что все так круто изменилось.

— Кто женился и на ком? — спросила бабушка.