«Спасибо, святой Ипполит! — мысленно поблагодарила она. — Обещаю прочесть тебе новенну[50]».

Она слезла с лошади, привязала ее и подкралась к задней двери. Но не успела Кьяра постучать, как дверь внезапно распахнулась и на нее набросился какой-то незнакомец и схватил ее прямо за горло. Она попыталась вырваться, но это было бесполезно. В следующее мгновение кто-то ударил незнакомца по голове метлой, тот выругался и отпустил ее. Затем бабушка больно ткнула ручкой метлы ему в живот, и мужчина согнулся пополам, хрипя от боли.

— Пресвятая Дева Мария! Внученька, что ты здесь делаешь? И почему ты так вырядилась?

Кьяра держалась руками за горло, с трудом переводя дыхание. Наверняка останутся синяки.

— Меня послала донна Изабелла. Получилось так, что я единственная, кому она может доверять, — хриплым шепотом сказала девушка. Несмотря на пережитые волнения, ей льстило, что донна Изабелла выбрала для этой миссии именно ее. — Она дала мне одежду, чтобы я сошла за простого гонца. А еще дала мне ожерелье, очень ценное ожерелье с камнями и жемчугом, которое принадлежит донне Дианоре, и попросила передать это ожерелье и лошадь человеку по имени Пьерино Ридольфи. Она сказала, что он прячется здесь.

Мужчина, который пытался ее задушить, вдруг встрепенулся, лицо его покраснело от стыда.

— Пьерино Ридольфи — это я, — сиплым голосом пробормотал он. — Прости меня. Я услышал стук копыт и испугался.

— Ты дурак, Пьерино, — без обиняков заявила бабушка. — И зачем, спрашивается, кому-то из этих проклятых Медичи потребовалось рисковать жизнью моей внучки, отправляя ее ночью через весь город с драгоценным ожерельем за пазухой? Это значит только одно — великий герцог начал тебя разыскивать. Да проходите же вы внутрь, оба! Или хотите, чтобы ночная стража обратила на вас внимание?

— Дело в том, что донна Дианора поддерживает нас, — признался Ридольфи. — Она заплатила мне за…

Тут он осекся.

— За что заплатила? — строго спросила бабушка. Она закрыла дверь и зажгла лампу, при свете которой каждая морщинка на ее лице стала еще заметнее. Пьерино Ридольфи оказался молодым человеком недурной наружности, вот только его смуглое лицо было испещрено оспинами. На нем была одежда придворного.

— За то, чтобы мы убили их всех, — сказал он. От волнения и страха его бросило в пот. — Вы же слышали о том, как с ней обращается ее муж! Она ненавидит его! Дианора ведь не Медичи по крови — она дочь Гарсии Альвареса Толедского. Не удивительно, что она просто мечтает о том, чтобы избавиться от дона Пьетро и всех его братцев. Она готова все отдать, чтобы стереть с лица земли их и все, что с ними связано.

Кьяра не верила своим ушам. Так вот что имела в виду Изабелла, когда говорила о готовящемся покушении и мятеже. Дианора, красивая, чувственная Дианора… До какого же отчаяния ее нужно было довести, чтобы она решилась на такой безрассудный поступок — заплатить этому человеку за убийство собственного мужа. И не только его, но также великого герцога и кардинала. А что значит эта фраза «и все, что с ними связано»? Неужели?.. Нет, это просто невозможно.

— Выходит, плакали ее денежки, — презрительно сказала бабушка. — И кто еще знает о заговоре?

— Совсем немного людей — Орацио Пуччи, Камилло Мартелли и Пьеро Каппони.

— Орацио Пуччи арестован, — сообщила Кьяра. — Именно поэтому Изабелла послала меня к вам. Если его будут пытать, он скажет все, что они захотят услышать, даже если это неправда.

— Ты бы лучше садился на эту чертову лошадь и убирался отсюда поскорее, Ридольфи, пока сюда не нагрянули гвардейцы, — без лишних церемоний сказала бабушка. — Я обеими руками за то, чтобы прикончить всех Медичи, но не хочу болтаться в петле из-за провалившегося заговора. Кьяра, покажи нам ожерелье, о котором ты говорила.

Девушка вынула из-за пазухи ожерелье. Оно было завернуто в шелковый шарф, от которого пахло духами Дианоры — смесью розового масла, шипра, майорана и гвоздики. Кьяра развернула ткань, и драгоценные камни — рубины, изумруды и жемчуг — засверкали при свете лампады, переливаясь радужным блеском.

— Пресвятая Дева Мария! — воскликнула бабушка. — Этого тебе надолго хватит, Ридольфи. Ты узнаешь его?

— Да, это вещь Дианоры.

— Живо разломай его на части, чтобы никто не смог его опознать. И избавься от шарфа.

Пьерино Ридольфи взял ожерелье и шарф и засунул их за пазуху своего камзола. Неужели он так сильно любит Дианору, что не в силах расстаться с ее вещами? Если да, то такая любовь может стоить ему жизни.

— Благодарю вас, синьорина, — сказал он. — Вы пошли на большой риск ради меня. Скажите донне Изабелле, что я никогда не предам ее и донну Дианору.

Бабушка презрительно фыркнула и затушила лампаду.

— Хватит разговоров. Тебе пора ехать, — сказала она. — Только поезжай тихо, пока не окажешься далеко от этого квартала. Вот, возьми пару серебряных монет. Не вздумай совать драгоценные камни стражникам на выезде из города, иначе они точно заподозрят неладное. Как только окажешься за воротами, пускай коня во всю прыть куда глаза глядят. И ни в коем случае не возвращайся обратно.

Пьерино Ридольфи взял деньги и скользнул в темноту заднего двора. Послышался легкий скрип седла, когда он садился на лошадь, затем негромкий стук копыт, когда он выезжал со двора, а затем все стихло.

Пускай коня во всю прыть куда глаза глядят. И ни в коем случае не возвращайся обратно.

Что за жизнь его ждет? Жизнь вечного изгнанника?

— И как ты собираешься возвращаться обратно во дворец? — спросила бабушка, не зажигая лампаду. — Небось, твои ножки отвыкли от таких дальних прогулок?

— Ну не настолько, — улыбнулась Кьяра. — А кроме того, я лучше пройдусь пешком, нежели снова сяду на лошадь.

Бабушка рассмеялась. В ее смехе слышались и горечь, и грусть, и страх, и любовь.

— Будь осторожна с донной Изабеллой. Даже если Ридольфи удастся сбежать, кто-нибудь может указать пальцем на нее. А если обвинят ее, то не ровен час подозрение может пасть и на тебя, моя дорогая.

— Не волнуйся, меня никто не заподозрит. Великий герцог даже не воспринимает меня как одну из барышень из свиты Изабеллы. Он поместил меня туда только ради своего удобства.

— Держись поближе к великой герцогине, если можешь. Она хорошая женщина, хотя и замужем за таким чудовищем.

— Я постараюсь, бабушка.

— Вот и хорошо. А теперь тебе пора идти. Вроде все тихо.

Кьяра протянула к ней руки и нежно сжала ее ладони.

Бабушкины худые, высохшие от старости и многолетней работы кисти рук на ощупь были похожи на связки сухих веток, обтянутых старой и видавшей виды кожей. Вместе с тем в них сохранилось достаточно силы, чтобы оглушить взрослого мужчину ударом метлы по голове. Достаточно силы и для того, чтобы участвовать в тайных заговорах — слишком опасных для такой пожилой женщины, как она.

— И ты будь осторожна, бабушка, — сказала Кьяра. — Я знаю, ты всегда была на стороне прежней республики, но я и не подозревала, что ты участвуешь в заговорах против Медичи. А если тебя арестуют? Что будет тогда с Маттеа и Лючией?

— О них позаботишься ты, — ответила бабушка. — Ты ведь теперь мистическая сестра великого герцога.

Кьяра в смятении убрала руки. Ее бросило в холод, а затем в жар. Голову пронзила острая вспышка боли, похожая на кроваво-красный ядовитый цветок.

— Как ты узнала?

— Очень немногие тайны во Флоренции остаются тайнами, внученька. Особенно если они касаются двора. А теперь беги к своей подружке Изабелле и приходи сюда при свете дня в нормальной одежде, как подобает девушке.

Она крепко обняла Кьяру и, не говоря больше ни слова, выпроводила ее за дверь в лунную ночь.