Она встала на цыпочки и слегка прикоснулась губами к его губам.

На какую-то долю секунды, в течение одного-единственного вдоха они стали единым целым.

Но в следующее мгновение Руан оттолкнул ее от себя с такой силой, что она пошатнулась и взмахнула руками, чтобы удержать равновесие. Одной рукой она нечаянно задела песочные часы. Те упали на пол и разбились вдребезги, рассыпав песок по черно-белым плиткам лабиринта.

Она хотела закричать на него, расплакаться и убежать, но ноги не слушались ее.

— Кьяра, — вымолвил он наконец. Его голос звучал так, будто ему больно говорить. — Кьяра, тароу-ки, если ты сделаешь это, я не могу обещать тебе, что я не буду…

Он смолк. Едва дыша, они смотрели друг на друга, не отводя глаз.

Он произнес что-то на корнском, а потом сказал:

— Я не могу обещать тебе, что не стану принуждать тебя нарушить твой обет.

Кьяра почувствовала, как щеки ее вспыхнули огнем.

— Я вижу тебя, Кьяра, — продолжал он тем же хриплым и встревоженным голосом. — В своих видениях под действием соннодольче. Да, мне снится Корнуолл, Милинталл Хаус и луна над Уил Лоур, но еще мне снишься ты. Ты рядом со мной, и мы бродим вместе вдоль утесов. Я чувствую твое дыхание и запах.

Она сглотнула и прошептала:

— Ты мне тоже снишься.

— То есть ты готова…

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и стала энергично моргать, но это не помогло. Слезы уже катились по ее щекам. Готова покинуть Флоренцию? Оставить бабушку и младших сестер, покинуть свою семью, свой дом? Как он может попросить ее об этом? Да, она хочет быть с ним, хочет принадлежать ему и работать вместе с ним в лаборатории до конца своих дней. И ей, конечно же, хочется увидеть его родной дом и Лунную шахту…

Но она не готова уезжать навсегда. В конце концов она бы хотела вернуться домой.

— Кьяра, — сказал он снова. — Ты знаешь, что я не разделяю веры великого герцога в то, что мистическая сестра обязательно должна быть девой. Но поскольку мы, все трое, так тесно связаны, он непременно узнает. Его не обманешь, а постоянное употребление соннодольче сделало его… непредсказуемым.

— Я знаю. — Кьяра не могла сдержать этих глупых слез. Она вытирала их рукой, но они все равно текли. — Мы не можем… нам нельзя… По крайней мере, сейчас. Но, может быть, потом? Потом, когда мы найдем философский камень… Когда ты… вернешь себе свой дом… Когда ты отомстишь великому герцогу?

— Слишком много «когда», и за каждым из них кроется смертельная опасность.

— Пусть так.

Он протянул руку и осторожно дотронулся до того места над ее левым ухом, где под волосами скрывался серповидный шрам. Она почувствовала, как он нежно провел по нему пальцами, слегка массируя.

— А еще когда ты исцелишься, — сказал он. — Когда Милинталл снова станет моим. И когда великий герцог заплатит жизнью за совершенные им преступления.

— Бабушка!

Кьяра соскользнула с лошади и кинулась в объятия своей бабушки. Виви плясала рядом с ней, заливаясь радостным лаем.

— Батюшки! — воскликнула пожилая женщина, прищурив глаза, словно пытаясь получше разглядеть внучку. — Скачешь верхом, как прирожденная наездница! А ведь раньше ты так боялась лошадей, что тебя могло вырвать от одного их вида. Дай-ка мне посмотреть на тебя, внученька.

Она взяла Кьяру за руки, развела их в стороны, а потом одной рукой покрутила ее вокруг своей оси. Виви подпрыгнула и тоже начала вертеться волчком.

— Как ты похудела! И повзрослела. Уже не такая свежая и привлекательная, как раньше, хотя и нацепила красивое платье и заплела в волосы жемчуг. Сколько тебе уже?

Да, такое может сказать только бабушка.

— Мне восемнадцать и через пару месяцев будет девятнадцать. И ты это сама прекрасно знаешь. Жизнь во дворце Медичи кого угодно лишит свежести и привлекательности.

— Продолжаешь хранить свою дурацкую клятву? Тебе давно пора замуж. Хороший муж разгонит в тебе кровь. А почему тебя сопровождает только один стражник? Где же твоя благородная надзирательница?

— Донна Химена? Она решила уйти в монастырь. Мне кажется, ее сердце было разбито… — она хотела было сказать «убийством», но в последний момент сдержалась, — смертью донны Изабеллы.

— Монастырь Сантиссима-Аннунциата? Что ж, там она сможет читать молитвы в обществе вдовушки старого герцога Козимо. Оттуда еще никто не выбирался. Ну что ты стоишь, внученька? Проходи же, посмотри на своих сестричек.

Книжная лавка сияла чистотой и опрятностью. Видно было, что смотритель заботился о ней на совесть, но отмыть все до такого блеска могла только бабушка. Лючия и Маттеа стояли рядом, чисто умытые и аккуратно одетые. За тот год с небольшим, что они пробыли в Пистое, Лючия из нескладной девочки превратилась в молодую девушку. Сколько ей сейчас? Кьяра посчитала в уме. Получается, пятнадцать. Столько же, сколько было ей, Кьяре, когда в понедельник после Пасхи она ушла под дождь со старинной серебряной воронкой за пазухой.

Три с половиной года. Как будто целая жизнь.

— Привет, Лючия, — сказала она. — Привет, Маттеа.

Если Лючии пятнадцать, то Маттеа должно быть что-то около двенадцати. С их последней встречи ее младшая сестра практически не изменилась. Увидев Кьяру, она вскрикнула и бросилась через всю комнату в ее объятия. Кьяра подхватила ее и закружила на руках, а потом расцеловала в обе щеки.

— А это Виви, — сказала она, жестом указывая на собачку. Виви посмотрела вверх, услышав свое имя. В ее глазах вспыхнул озорной огонек, а уши затрепетали, как крылышки у ангела. — Великая герцогиня Иоанна подарила ее мне, когда та была совсем еще щенком. Сейчас ей чуть больше года. Совсем взрослая собака. Кстати, вы тоже очень сильно повзрослели.

Маттеа тут же опустилась на колени и с радостным сюсюканьем принялась таскать Виви за уши. Лючия же не двинулась с места. Сверля Кьяру яростным взглядом, она изрекла:

— Как же вы добры, донна Кьяра, что позволили нам вернуться домой.

Бабушка отвесила ей подзатыльник, впрочем, не слишком сильно.

— Сколько тебе повторять, что Кьяра не виновата в том, что нам пришлось уехать в Пистою, — сказала она. — Это все по моей вине. Если бы не приятель твоей сестры, магистр Руанно, который устроил нам отъезд из города, меня бы арестовали, пытали и повесили на пьяцца делла Синьория. И где бы вы были сейчас? Попрошайничали по улицам, вот что!

— Как приятно иметь таких друзей при дворе, — продолжала Лючия. Подзатыльник ничуть не обуздал ее нрава. — Одеваться в красивые платья и играть с собакой, которую подарила сама великая герцогиня.

— Какой милый песик, — ворковала Маттеа.

— Великая герцогиня подарила мне Виви, — объяснила Кьяра, — потому что я была больна. И она боялась, что я умру. Видите это? — Она вытянула левую руку, показывая уродливую кривизну указательного и среднего пальцев, которые обычно старалась скрывать. — Их сломал… герцог. Он сломал мне руку дверью и даже не обратил на это внимания. Лечить рану было некому, и через несколько дней началось сильное заражение. Мне вообще повезло, что я не лишилась руки. Вот как приятно иметь друзей при дворе.

— Довольно, Кьяра, — прервала ее бабушка, взяла ее бедные искалеченные пальцы в свою ладонь и прижала к груди. — Мне так больно слышать о том, что тебе пришлось пережить. Лючия просто не понимает всего. Она видит лишь твои красивые платья. А ей самой пришлось уехать из дома и оставить друзей, даже не попрощавшись с ними.

На лице Лючии отразилась смесь стыда, смятения, гнева и зависти. Несмотря на печальный рассказ сестры, ее красивый наряд и имена столь знаменитых особ все еще вызывали в ней жгучую зависть.

— Прости, — сказала она. Впрочем, это не прозвучало как настоящее извинение. — А я обручена. Ты не знала об этом?