— Готово, магистр Руанно, — сказала она.

Руан подошел к печи и отмерил необходимое количество витриоли. Она была прозрачной, как вода, но по консистенции напоминала жидкий мед. Он осторожно вылил ее поверх измельченной в пыль прокаленной ртути. Чтобы запустить реакцию, важно было делать это как можно медленнее. Понемногу на дне атанора начали формироваться белые кристаллические гранулы. Закончив свой этап работы, Руан повернулся к девушке:

— Экстракт терпентина находится вон в той колбе.

Кьяра взяла колбу и вытащила из нее пробку.

— А что произойдет, когда я вылью это в печь?

— Сразу никакой видимой реакции быть не должно. Но все равно, осторожность не помешает.

Она на секунду закрыла глаза. Неужели для молитвы? Затем она медленно и плавно подняла колбу над атанором и вылила содержимое внутрь.

Белые кристаллы закружились и начали растворяться в жидкости. Это был признак того, что все идет хорошо.

— А теперь, — объявил Франческо, — я закрою атанор и приведу жидкости во вращение. Отойдите оба.

На самом деле уже не было никакой опасности, но это было в духе Франческо — окутать все атмосферой таинственности. Руан отступил и жестом приказал Кьяре сделать то же самое. На ней все еще была шелковая маска.

Атанор помещался на механизме, который можно было привести во вращение с помощью ножной педали. Франческо закрыл печь крышкой и начал ее вращать — сначала медленно и осторожно, но затем все быстрее и энергичнее. Губы его беззвучно шевелились — он произносил про себя какие-то латинские заклинания.

— Готово, — сказал он наконец. — Теперь мы вместе запечатаем атанор и поместим его на огонь, соединив с алембиком и ретортой. Растворенная субстанция должна быть сублимирована три раза подряд. В результате первой сублимации должна получиться насыщенная вода.

— И сколько времени это займет? — спросила Кьяра.

— Весь процесс занимает несколько дней, — сообщил Франческо. — Каждый этап нашей великой работы требует времени и терпения.

— Несколько дней?!

Руан улыбнулся.

— Нам не нужно всем троим присутствовать при этом процессе, — объяснил он. — Теперь, когда началась стадия насыщения, мы будем следить за ней по очереди. Не волнуйся, сестра Кьяра, у тебя на все хватит времени. И на сон, и на еду, и на поручения донны Химены.

— А у тебя, магистр Руанно, — прервал его Франческо, — будет достаточно времени, чтобы тайно встречаться со своими гонцами, которые то и дело снуют между Флоренцией и Лондоном. Что ты на это скажешь?

В голосе великого герцога чувствовалось раздражение. Руана покоробило то, что Франческо позволил себе подобное замечание в присутствии девушки. Он подумал, не переступил ли он тонкую грань между своей преданностью дому Медичи и горячим желанием выгнать английского узурпатора Лоуэлла из поместья Милинталл Хаус и вогнать его в такую же нищету, какую узнала его мать — несчастная овдовевшая женщина на сносях.

— Вполне возможно, — спокойно ответил Руан. — Но я никогда не скрывал от вас тот факт, что поддерживаю связи с соотечественниками.

— Теперь, когда мы приступили к новой стадии нашего великого дела, я хочу, чтобы ты полностью посвятил себя работе. Все эти заговоры, планы отмщения и женщины слишком занимают твой ум. Забудь на время обо всем этом.

Руан склонил голову в знак покорности, но на самом деле чтобы скрыть истинное выражение своего лица. Насчет женщин великий герцог явно загнул.

— Я выполню вашу просьбу, магистр Франческо.

Это, конечно же, была ложь, и Франческо об этом знал. Повисло гнетущее молчание, грозившее разорваться, как прокаленная ртуть, растворенная в витриоловом масле и экстракте терпентина.

— Давайте установим расписание, — сказала вдруг Кьяра. Она уже сняла маску, и Руан с удивлением обнаружил, что она как будто изменилась, стала старше. Перед ним уже был не ребенок, а взрослая девушка. Просто невероятно. По всей видимости, удачный исход ее первого опыта настоящей алхимии вселил в нее уверенность, достаточную для того, чтобы разговаривать с ними, словно они были на равных. — Магистр Франческо, в какое время суток вам будет удобно сюда приходить?

Ощущение опасности испарилось.

— Я буду наблюдать с девятого часа до середины второй стражи[48].

— Тогда я буду здесь с середины второй стражи до конца заутренней службы, — сказал Руан. Ему это было даже удобно. Он любил оставаться на ночь один в темной лаборатории, полной таинственных секретов. — Тебе, сестра Кьяра, остается время между заутреней и девятым часом дня.

Она кивнула в знак согласия.

— Когда мне покажется, что сублимация завершена, я пришлю гонца с сообщением. Вы ведь тоже пошлете за нами, магистр Франческо?

— Конечно.

— Вторая стража уже началась, — заметил Руан. — Поэтому я остаюсь сейчас здесь. Увидимся утром, сестра Кьяра.

— Пойдем со мной, сестра Кьяра, — сказал великий герцог и начал снимать с себя черную сутану. На сегодня работа над magnum opus подошла к концу, и для Руана магистр Франческо автоматически снова превратился в великого герцога.

— Магистр Руанно, мы оставляем нашу великую работу на ваше попечение.

— Можете не волноваться. На этот раз у нас все получится.

Это было невероятное по своей красоте ожерелье, изготовленное из квадратных плоскогранных рубинов и изумрудов,

обрамленных в золотую оправу в виде стилизованных цветов. Между цветками красовались пары одинаковых жемчужин. Самая большая жемчужина в виде кулона свешивалась с центрального рубинового цветка.

— Боже правый, Изабелла! Оно же стоит целое состояние! — воскликнула Кьяра. Вдали от посторонних глаз они с сестрой великого герцога называли друг друга просто по имени. Сначала Кьяре казалось это странным, но потом стало совершенно естественным. Как бы то ни было, Кьяра была сестрой великого герцога по искусству алхимии, в то время как Изабелла была его сестрой по плоти.

— Думаю, сотни две скудо, — сказала Изабелла. По всей видимости, эта сумма не казалась ей огромной. Оно и понятно, ведь она всю жизнь купалась в роскоши. — Я прошу тебя отнести его одному господину. За мной следят днем и ночью. Гвардейцы моего брата последуют за мной, если я пойду к нему сама.

Но зачем? Что случилось?

Изабелла повернулась лицом к туалетному столику и принялась переставлять на нем всевозможные баночки и флаконы, брала в руки зеркало и снова возвращала его на место. Она всегда так перебирала в руках вещи, когда не хотела говорить правду, но в результате не могла сдержаться и все рассказывала начистоту. Когда-нибудь эта страсть к разговорам и неумение хранить секреты ее и погубят.

— Только не говори ничего Франческо, — сказала Изабелла, резко повернувшись к ней лицом. — Поклянись, Кьяра, что ничего не расскажешь Франческо.

— Да я его уже несколько недель почти не вижу.

Стадия насыщения увенчалась успехом, чего нельзя сказать о последующей стадии фиксации. Поэтому им пришлось начинать все сначала и за четыре месяца удалось пройти шесть стадий. После этого они сделали перерыв на празднование Рождества и Богоявления. Вкуснейшее печенье бефанини[49], вино, фейерверки и пышные шествия — все это поражало воображение неискушенной девушки. Но затем, на седьмой стадии разделения, вся их работа пошла прахом. Великий герцог был в ярости. Донна Бьянка на несколько недель заперлась в своем доме и никуда не выходила. Поговаривали, что Франческо избил ее до такой степени, что она едва могла ходить и была не в состоянии надеть на себя приличную одежду.

После этого, в марте, когда они собирались начать всю работу сначала, великая герцогиня слегла в постель, готовясь родить своего шестого по счету ребенка. Это значило, что великий герцог по крайней мере один раз не отказал себе в удовольствии лечь в постель со своей законной супругой. Это могла быть еще одна причина, по которой донна Бьянка решила пока не показываться на людях.