— Синьорина Кьяра принесла лекарство, мой господин, — сказала великая герцогиня.

— Отлично. — Великий герцог взял банку и передал одному из докторов. — Я уверен, это средство обладает целительным эффектом.

Великая герцогиня склонилась над колыбелью и потрепала сына за щеку. Он повернулся к ней в ответ на прикосновение и издал булькающий звук.

— Посмотрите, он узнает свою мать, — сказала великая герцогиня. — Мой господин, ему не слишком ли жарко? Посмотрите, как раскраснелось у него личико.

— Очень важно избегать сухих и холодных гуморов, — сказал один из врачей. — Прошу вас, ваша светлость, не перевозбуждайте его, это приведет к еще большему увеличению опухоли.

Великая герцогиня вздохнула и отняла руку.

— Сыночек мой, — грустно сказала она. — Следующим летом у тебя, возможно, будет брат, и вы будете играть вместе.

Врачи переглянулись. Очевидно, никто из них не думал, что принц Филиппо доживет до этого времени.

— Сейчас врачи заберут его, — сказал великий герцог, — и нанесут целебное снадобье. Пойдемте, моя госпожа, послушаем музыку в другой комнате.

— Да, мой господин, — покорно ответила великая герцогиня, проводив своего малыша печальным взглядом. — Я вскоре присоединюсь к вам, а сейчас мне нужно ненадолго удалиться. Синьорина Кьяра, помоги мне, будь так любезна.

Кьяра вежливо поклонилась великому герцогу, избегая смотреть ему прямо в глаза, и проследовала за великой герцогиней в одну из внутренних комнат, а уже оттуда в маленький приватный альков, где находилась чаша для умывания, серебряный кувшин и стопка чистых белых полотенец. Тут же стоял ящик. Вообще-то это было кресло, но пространство под его сиденьем было закрыто резными планками. Спинка была обита лиловым бархатом. Великая герцогиня подняла сиденье, под которым оказалось еще одно, с мягкой набивкой, посередине которого было проделано отверстие, а под ним стоял серебряный ночной горшок.

— Налейте мне немного воды, синьорина Кьяра, — попросила великая герцогиня. Она подобрала юбки и сама села в кресло. Ручки этого кресла были сделаны таким образом, чтобы ей было легко садиться и вставать, несмотря на все шнуровки, корсеты и набивные корсажи, скрывавшие ее искривленную спину.

— Прости меня, дорогая, — сказала она. — Я хотела поговорить с тобой наедине и не придумала никакого другого повода.

Кьяра улыбнулась.

— Я скорее смущена всей этой роскошью, ваша светлость, — сказала она. — В доме, где я росла, мы спали все в одной спальне — я, бабушка, мама и две мои сестры. И мы все пользовались одним ночным горшком.

Она взяла кувшин и полила немного воды великой герцогине, чтобы та могла помыться.

— У нас был простой глиняный горшок на полу. Не сравнить с той красотой, что есть у вас.

Великая герцогиня кивнула.

— А сейчас расскажи мне об этом странном исчезновении магистра Руанно, — сказала она. — Я обещаю ничего не говорить великому герцогу, если это тайна.

— Я ничего не знаю, ваша светлость. Я узнала о том, что он уехал, только когда великий герцог пришел в лабораторию и сам мне об этом сказал. Я думала, что он может быть здесь, но его здесь нет.

Великая герцогиня задумалась.

— Он не мог просто так покинуть Флоренцию без разрешения великого герцога — без бумаг и документов. Я подозреваю, мой муж знает, куда и зачем он уехал, но по какой-то причине держит это при себе.

«Он вывез бабушку и девочек из Флоренции без всяких бумаг, — подумала Кьяра. — Если бы он захотел, он запросто смог бы уехать из города, не спрашивая разрешения у великого герцога».

— Надеюсь, вы правы, ваша светлость, — ответила Кьяра.

Великая герцогиня протянула руку за полотенцем. Кьяра подала его и скромно отвернулась. Она повернулась только тогда, когда шорох юбок подсказал ей, что великая герцогиня уже окончила свой туалет и встала с кресла. Ополоснув руки в чистой воде, она вытерла их свежим полотенцем. Кьяра ожидала, что великая герцогиня кивнет ей в знак благодарности — несмотря на всю свою холодную сдержанность, Иоанна Австрийская всегда проявляла неизменную вежливость, — прежде чем вернуться к гостям. Но та, по-видимому, не спешила уходить. Она задумчиво смотрела на свои руки, разведя пальцы в стороны, словно пересчитывая кольца на них.

— Мне не разрешают прикасаться к нему, — сказала она. — И это совсем не связано с тем, что мой сын может перевозбудиться. Великий герцог боится, что я могу сглазить Филиппо, если прикоснусь к нему или подержу на руках.

Кьяра не знала, что на это ответить. Всем известно, что дети могут рождаться с отметиной, которая говорит о том, что женщина видела или ела до этого. У бабушки в запасе было не меньше сотни историй о женщинах, которых испугала сова, которые съели чересчур много персиков или подержали на руках одноухих кроликов, а потом родили детей с отметинами.

Очень тихо, так тихо, что Кьяре пришлось даже наклониться к ней поближе, чтобы услышать, великая герцогиня прошептала:

— Он винит меня в том, что Филиппо родился таким, как есть.

Что можно было ответить на столь опасное признание великой герцогини Тосканской, дочери и сестры императоров?

— Мне очень жаль, ваша светлость.

— Врачи не знают, будет ли он здоров и крепок, разовьется ли полностью его ум. Был один доктор, который предложил сделать разрез на голове младенца, чтобы вышла избыточная жидкость. Он уверял нас, что вычитал это в одном из древних трактатов. Ты что-нибудь слышала об этом, синьорина Кьяра?

Святые угодники! Прорезать дыру в голове бедного ребенка? Они что, совсем ума лишились?

— Нет, ваша светлость, я никогда о таком не слыхала.

— Я молю Бога о том, чтобы он послал мне еще одного сына. Красивого и сильного, как тот… другой. Говорят, у нее там целый двор на вилле Пратолино.

— Она живет на вилле Пратолино, потому что люди бросали камни в ее дом здесь, в городе. Ее все ненавидят, особенно с тех пор, как у вас родился маленький принц.

— Она знает, что я снова беременна. Это такая тайна, которую и тайной-то не назовешь. Она, наверное, только и ждет, когда я умру, чтобы занять мое место.

— Не стоит думать так, ваша светлость, иначе можно действительно сглазить вашего ребенка. — Кьяре хотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Но как ты встряхнешь великую герцогиню? — Вы не умрете. И этот сильный и красивый сын, он вовсе не ее. И не великого герцога. Все знают, что это подкидыш, которого пронесли внутри неаполитанской мандолины.

Великая герцогиня слегка улыбнулась.

— Фердинандо говорил мне, что ты там была и все видела.

— Была, — сказала Кьяра. Это, конечно, не совсем правда, но какая разница? — Ваша светлость, не хотите ли вернуться к гостям? Им будет интересно…

— Я вижу ее иногда.

— Кого, ваша светлость? — удивилась Кьяра.

— Ее, эту венецианку. Здесь, в Питти, и в палаццо Веккьо тоже. Она одевается служанкой и приходит следить за мной.

— Ваша светлость, — сказала Кьяра и удивилась звуку собственного голоса. — Достаточно. Завтра вы будете меня ненавидеть за то, что все это мне рассказали.

Великая герцогиня сомкнула руки в замок и выпрямилась. Все, больше никаких признаний на сегодня. Только Кьяра так и не поняла, радоваться или грустить по этому поводу.

— Ты думаешь, что у меня начались видения? — сказала великая герцогиня своим четким, императорским тоном. — Уверяю тебя, это не так.

— Разумеется, я вам верю, ваша светлость.

— Я никогда не стану ненавидеть тебя, синьорина Кьяра. И я надеюсь, что все сказанное сейчас останется между нами.

— Разумеется, ваша светлость.

— Тогда вернемся к гостям.

После ужина служанки великой герцогини помогли ей раздеться и лечь в постель. Великий герцог незаметно удалился, оставив после себя пересуды, не лишенные истины, будто он отправился провести ночь в обществе Бьянки Капелло. Кьяра хотела было проскользнуть в лабораторию, но не осмелилась выйти в город одна в столь поздний час. Единственным ее поручением на сегодня осталось вывести собак в сад, надев на них богато расшитые кожаные поводки. Но даже во время этой прогулки ее должен был сопровождать один из помощников придворного псаря-австрийца.