Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сходный контрапункт приглушенной житейской драмы в рядах кинозрителей и сменяющихся резких экранных впечатлений встречается в другом стихотворении 1910-х годов — у Евгении Руссат:

— Как холодно в зале сегодня!
С экрана
Японская гейша так грустно глядит…
— …А знаете… Кажется, старая рана
Открылась опять и болит…
— Сейчас будет новая смена картины…
Знакомое что-то… Ах да, «Маскарад»…
Арбенин у ног умирающей Нины…
…Послушай, один только взгляд!
— Вы сердитесь? Полно, ведь я пошутила…
Мы снова на «вы» и мы только друзья!..
Смотрите [ — ] охотник убил крокодила…
Что? Громко смеяться нельзя?
— Но я не могу… Истекающий кровью
Сейчас крокодил опустился на дно…
Ах, сердце, когда истекает любовью,
Ведь это смешно же, смешно!..[695]

Запоздавшие, не первой свежести стиховые киноэкфрасисы 1920-х годов, смешавшие эпохи Макса Линдера и Конрада Фейдта, повторяли наработанные клише 1910-х. Жизнь есть кинематограф («Жизнь — экран. И на экране, / Бело-сером полотне, / Словно в сумрачном тумане, / Тени движутся во сне. / Это — наши увлеченья, / Наша молодость и сны, — / Всё, во что любовь и пенье / В жизнь-игру вовлечены…»[696]; «Вся жизнь моя — кинематограф / И жанр ее не слишком скромный»[697]) — Кинематограф жизни — ползущая лента усиленно мимирующих дней («И будто в кинемо тоска по длинной ленте/Бегущих дней гримасы разольет»[698]). Эта лента останавливается на «обгрызенных» фразах интертитров:

Вся жизнь — экран ломающейся фильмы,
Сплетенье линий в ласковом кино.
В глаза ползет нежданно и насильно
И ловит сердце стиснутым силком…
На все смотреть и видеть вялым взглядом
Муть мелодрам и дерзкий детектив,
Все объяснит обгрызанная фраза,
И снова пленка пустится в прилив!
Но, шею вытянув, своим страдая горем,
Мы гоним горе призрачных кривляк,
Не нужно нервам скрюченным покоя,
С Конрадом Вейдтом — Линдер в краковяк!
А впереди гогочет папиросник,
Безумно радуясь удару по спине,
И часть ползет, как заспанный извозчик,
Как жизнь моя в печальном полусне…[699]

Собственно фильмические экфрасисы, выделяющие события в рамке экрана из всего комплекса впечатлений от посещения кинотеатра, в какой-то своей части были предопределены мандельштамовским «Кинематографом». Возможно, прямо ему следовала (см. синтаксический «след» в финале, напоминающий строки «А он скитается в пустыне, / Седого графа сын побочный») «Фильма» Валентина Парнаха:

В заду звенит кустарник стрел,
Подскакивает Фатти. Выстрел!
В руках по браунингу. Залп быстрый,
Скандал восторженно пестрел.
Верхом нахально в бар вступил
Пикрат, вдыхая джин и пепел.
В ведро влил Фатти виски.
Пил Конь и замедлив темп one-step’ил.
Взвился цилиндр. Под потолком
Плясал под выстрелами щелком.
Ковбои! Вторгся исполком,
Бутылки прыгали по полкам.
Толстяк льет губкою бульон
В тарелки и обратно в супник,
Все в бешенстве. Но он влюблен,
Своей учительши заступник[700].

По-видимому, к 1910-м годам относится и «Кино» Вивиана Итина, еще живущее под свежим впечатлением мандельштамовских «мотора» и «погони»:

            Плакаты в окнах в стиле неизменном:
«Большая драма!» — «В вихре преступлений!»
Порочных губ и глаз густые тени
Как раз по вкусу джентльменам…
А на экране — сыщики и воры:
И жадны разгоревшиеся взоры.
Конечно, центр — сундук миллионера
И после трюки бешеной погони:
Летят моторы, поезда и кони
Во имя прав священных сэра…
Приправы ради кое-где умело
Сквозь газ показано нагое тело.
Чтоб отдохнуть от мыслей и работы,
И мы пришли послушать куплетистов,
Оркестр из двух тромбонов и флейтистов
Дудит одни и те же ноты…
Как легкий дым в душе сознанье тает
И радости от зла не отличает[701].

В стиховых визитах в иллюзионы пересказчик то отдаляется, то совпадает с частично реконструированным в книге «Историческая рецепция кино» массовым зрителем. Вот пример сближения в стихотворении «Кино» 1916 года:

Чтоб мужики сызмальства
Забыли про вино,
Пришел приказ начальства
Устраивать кино.
Избушка, как коробка,
И вдоль стены — экран.
Перед экраном робко
Сидит мужик Демьян.
А на экране четко
Проходят чередой —
Шикарная кокотка
И купчик молодой.
Бежал за ней молодчик,
Не чувствуя удил,
Но сахарозаводчик
Его опередил.
В отдельном кабинете
Нашли они приют.
Забывши все на свете,
Целуются и пьют.
Но тут переодетый
Ворвался к ним купец:
«Так вот, подлюка, где ты,
Пришел тебе конец!
Убью из револьвера
И волю дам ножу.
Тебя и кавалера
На месте уложу!»
Стрелял, как пушка Круппа,
Нанес полсотни ран, —
И два холодных трупа
Упали на диван.
Купец потряс бородкой,
Потом графинчик — хвать,
И тут же начал водкой
Убийство запивать…
Демьянушку-беднягу
Взяла тоска, и он
В харчевню задал тягу
И сел за самогон[702].
вернуться

695

ГЛМ. Ф. 240. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 63 об. Альбом Н. Л. Манухиной. Евгения Рудольфовна Руссат (Руссатье) (1885–1934) — петербургская переводчица, автор сборника стихов 1911 года. Дата стихотворения 20 октября 1918 г. К этому времени в России существовали три киноверсии «Маскарада».

вернуться

696

Стих. Валентина Вольпина (1916). Цит. по: Сухарев Д. А. Голошение волн (http://sukharev.Ub.rn/Rodoslovie/Rodoslovie.htm).

вернуться

697

Стих. Сергея Аркадьевича Алякринского (1921). Цит. по: Мы уйдем, мы исчезнем, потонем… Иркутск, 2000. С. 11. Несколько десятилетий спустя название книги Эсфири Шуб «Жизнь моя — кинематограф» подсказало троп Юрию Левитанскому («Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!»).

вернуться

698

Спасский С. Как снег. М., 1917. С. 12. Ср. в стихотворении 1914 года: «Он трогательно-свят, кинематограф дней!» (Лозина-Лозинский А. Противоречия. Собрание стихотворений. М., 2008. С. 494).

вернуться

699

Ковлев М. Кино // Ярь: Лит. — худ. альманах. Рязань. 1925. № 1. С. 12.

вернуться

700

Парнах В. Вступление к танцам. М., 1925. С. 58.

вернуться

701

Итин В. Солнце сердца. Новониколаевск, 1923. С. 23. Ср. также: Нельдихен С. Любовь «лейтенанта флота» (из кинодрамы. Вс. Рождественскому) // Нельдихен С. Ось: 1-й сб. стихов. Пг., 1919. С. 10–12. Ср.: «Плохой оркестр пиликает „Сорренто“, / А на экране „Омут жизни“ — драма, / И движется трепещущая лента. / И тяжело вздыхает в черном дама. / Ведь героиню погубил любовник: / Красавец он, но оказался вором, / Казалось, он всех бед ее виновник, / Но общество клеймит его позором» (Нуар Ж. [Окснер Я.] У «Великого Немого» // Новое слово (Кишинев). 1922. 8 сентября).

вернуться

702

Василенко В. Щербатое сердце. Л., 1925. С. 36–37.

77
{"b":"561603","o":1}