– И что же она пишет? – мимоходом спросил он.

Он не знал почему, но ему казалось, что будет лучше скрывать свой интерес к Магали. Его упрямая сестра считала, что брат уже слишком долго горюет об умершей жене.

– Она теперь помолвлена, – голос Виолетты звучал радостно. – Разве это не чудесно?

«Помолвлена?»

Марко внезапно охватило неприятное чувство, дискомфорт, который он не мог объяснить.

– Ох, – вздохнул он, – это действительно хорошо. Кто… С кем же? Мы его знаем?

– Какой-то коллега из соседней школы для мальчиков, Джейми Клиффорд… Нет, я его не знаю. Его отец, наверное, тоже шотландец, как и у Магали. Ах, я все время говорила… Она не верила, что сможет кого-нибудь найти. Знаешь, ее все считали слишком скучной. – Виолетта вскочила. – Ты меня прости, я просто обязана ей сразу написать ответ. Я хочу отправить письмо с посыльным. Он еще обедает в кухне, и если я потороплюсь…

– Конечно. – Марко улыбнулся сестре, словно это дело его совершенно не касалось. – Передай, пожалуйста, от меня привет и поздравь от всего сердца.

Когда Виолетта кивнула и убежала в дом, Марко отложил в сторону гаечный ключ и подошел к столу с закусками. Внешне спокойный, он налил себе стакан лимонада и выпил залпом. Вдруг ему стало тяжело дышать. Что-то угнетало его, вдруг перехватило горло. Марко расстегнул воротник рубашки, прошел несколько шагов к краю веранды и оперся о стойку.

Значит, Магали помолвлена. Он не был знаком с Джейми Клиффордом, но тот ему уже не нравился. Какое он имеет отношение к Магали? Он вообще представляет, какой это золотой человек? Будет он носить ее на руках или она вскоре разочаруется?

Но… эти дела его не касаются. Ему не должно быть дела до того, что происходит у подруги его младшей сестры. Марко вздохнул, вернулся к соломорезке и принялся убирать инструменты. Он не мог и не хотел сейчас работать.

Подсознательно он считал, что Магали всегда будет рядом, всегда одна, как и он сам. Ему нравилась эта мысль, хотя Марко не отдавал себе в этом отчета. Также он не осознавал, как много для него значит Магали.

Руфь опустила письмо. Слезы брызнули из глаз. Дженни писала ей из Буэнос-Айреса, уже второй раз за несколько недель. И это Руфь сразу насторожило. Хотя она и поддерживала контакт с дочерью Рахили после смерти подруги, но до этого они не так часто переписывались. В жизни на юге Аргентины не было ничего интересного, а все проблемы Руфь уже давно привыкла решать сама.

Но теперь… Это письмо от Дженни перевернуло все. Оно разбередило старые раны, которые она так терпеливо залечивала, и все это из-за одного имени – Аарон.

«Мой Аарон в Аргентине. Мой маленький мальчик приехал, чтобы меня найти».

Если другие и могли сомневаться, и это было ясно написано в письме Дженни, то Руфь была уверена, что речь идет о ее сыне Аароне. Но она еще не знала, хочет ли увидеть его.

«Не будем ли мы чужими друг другу? А вдруг придется объяснять все то, что я не хочу вспоминать?»

Но то, что он жив, убеждало Руфь в том, что тогда она поступила правильно. Значит, не напрасной была эта жертва, ради которой пришлось пройти через нечеловеческие мучения. Разве не стоит предать забвению все подробности?

Руфь еще раз аккуратно сложила письмо и спрятала его в шкатулку для корреспонденции.

«Мой Аарон, мой прелестный маленький Аарон! Мой любимый мальчик с темными курчавыми волосами и глазами-пуговками».

Она вновь погрузилась в воспоминания. У сына всегда был такой взгляд, от которого у нее пробегал озноб по спине. Он был таким осмысленным, что Аарон казался старше своих лет. Она вспоминала его сладкий голосок, когда сын очень старательно пел песню. Аарон очень любил петь. Иногда фальшивая нота заставляла Руфь улыбнуться. У Руфи разрывалось сердце, оттого что пришлось покинуть сына. Она невольно протянула руку, словно желая погладить воображаемого трехлетнего мальчика по голове.

«Он выжил, – повторяла она сама себе в который раз, – значит, я поступила правильно».

Ее мальчик жив и превратился в мужчину, одаренного фотографа, как писала Дженни. Руфь никогда не думала над тем, кем сын может стать в будущем.

Руфь отерла слезы с лица и стояла неподвижно, обхватив себя руками.

«Как я могла только подумать, что эта боль ушла навсегда?»

Она не забыла его, конечно нет. Он был ее ребенком всегда, где-то в глубине души. Она заперла в себе эту боль, но так и не смогла от нее избавиться. Руфь сначала смотрела вдаль, но потом ее взгляд сконцентрировался на ближайших предметах: столе, стульях, сундуках, кровати… Несомненно, ее жизнь была хорошо устроена с тех пор, как она переехала из Буэнос-Айреса на юг.

Как же он теперь выглядит? Он всегда был очень похож на отца. Она спрашивала себя, были ли у сына черты от нее, но от этих мыслей ее отвлек шум.

– Бабушка!

Двое внуков прибежали к ней в кухню. Рамира и Галено, близнецы с черными шевелюрами, – дети ее падчерицы Хасинты, которая приехала на несколько дней ее навестить.

– О, здесь так странно пахнет. Что-то горит? – воскликнул Галено.

– Ах ты боже мой!

Руфь бросилась к кастрюле с кукурузной кашей. Сильный запах говорил о том, что, вероятно, было уже слишком поздно. Парочка умчалась так же быстро, как и появилась. Руфь спасла то, что еще можно было спасти.

Через четыре года после переезда на юг Руфь познакомилась с Родольфо Диасом. Тогда она работала горничной у одного из его друзей. И Родольфо сразу в нее влюбился. На следующий год ситуация сложилась так, что ей нужно было поменять место работы, и он был тут как тут. Уже несколько лет Родольфо был вдовцом, его жена утонула. Дочь Хасинта жила в одном дне пути на ранчо со своей семьей. Вскоре после того как Руфь начала работать у него, он предложил ей руку и сердце. Они поженились, и Руфь переехала в маленький домик Родольфо, крытый гофрированным листовым железом. В следующие месяцы после свадьбы они очень сблизились. О ее прошлом Родольфо никогда не спрашивал, а Руфь ничего ему не рассказывала.

Руфь задумчиво помешивала кукурузную кашу. Все было не так уж плохо, она зря перепугалась. Спасенных остатков каши должно хватить на всех.

После свадьбы дела пошли вгору. Они построили большой, надежный деревянный дом, в котором было много комнат. Основой для благосостояния семьи Диас стала неожиданная находка – на их участке обнаружили пресную воду. Питьевая вода была редкостью в провинции Чубут, все в ней нуждались. Но прежде всего она была необходима для постоянно растущих стад овец. В последние годы все больше овец перегоняли по грунтовой дороге от Рио-Колорадо. Вместе со стадами приходили новые поселенцы, так что об отшельничестве можно было забыть. Возникло даже совместное времяпрепровождение – охота на пум, поскольку дикие кошки серьезно угрожали стадам, а также на лис, скунсов, гуанако и нанду. Броненосцы и зайцы тоже входили в богатое меню.

Руфь сняла кастрюлю с плиты, обмотала ее полотенцем, чтобы каша не остыла, и вышла на крыльцо. Как всегда, она первым делом осмотрела своих беременных коз. У них уже было девяносто животных, большинство паслось на лугах Диасов. Козы давали больше молока, чем полудикие коровы, но им не нужен был хлев и постоянная кормежка, хотя Руфи нравилось ухаживать за ними. Два раза в год животные давали приплод – по два или три козленка на плодную козу. В это время муж очень любил полакомиться жарким из козленка, Руфь же предпочитала есть овощи.

Ее мысли вновь вернулись к письму Дженни. Что же теперь делать? Что ей ответить? Сможет ли она перенести встречу с Аароном после такой долгой разлуки? Будет ли он упрекать ее? Может, лучше отказаться от встречи, не отвечать ему, словно бы и не получала никакого письма? И что на все это скажет ее муж? Что случилось с ее первым мужем, отцом Аарона? Может, он еще жив? От этой мысли Руфь пробрал озноб. Лучше будет, если она не ответит вообще. Наверное, это самое простое решение: нужно оставить прошлое в прошлом.