Аврора сглотнула слюну. Почему он повторяет это? Она ненавидела, когда Рауль на что-то намекал. Девушка ничего не могла поделать с тем, что родилась в зажиточной семье. К тому же и у Мейеров-Вайнбреннеров дела шли не всегда хорошо. Нет на свете людей, у которых всегда все хорошо.

Аврора собрала все свое мужество:

– И ты меня не спросил? Я думала, мы…

– О боже, почему я должен был тебя спрашивать? Ты считаешь, что я не имею права принимать решения сам?

– Нет, но… – Аврора снова сглотнула слюну. Она ненавидела себя за неуверенный голос. Она не была слабой женщиной, которой все помыкают. – Когда ты вернешься?

По крайней мере, Рауль всегда сообщал ей об этом и всегда возвращался вовремя. Тогда бы они смогли начать все заново, и тогда бы Аврора, возможно, наконец узнала, что на самом деле мешает им сблизиться.

Парень замолчал на мгновенье.

– Я не знаю, – ответил он наконец.

– Что? – растерялась Аврора. – Что это значит?

– То и значит. Я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще. Возможно, так даже будет лучше для нас обоих.

Аарон стоял в центре города на Пласа-де-ла-Виктория и приглашал прохожих сфотографироваться. Новый город, новое начало, еще одна попытка найти мать… Мысленно он вновь унесся в прошлое. Через несколько недель после того как Ольга рассказала Аарону, что когда-то в Буэнос-Айресе встречалась с Руфью Черновицкой, он продал ателье в Росарио. Он попросил Ольгу присмотреть за домом Метцлера, попрощался с Отто Германом, который скоро собирался вернуться в Гамбург, упаковал нехитрые пожитки, хорошо спрятал деньги и уехал в Буэнос-Айрес. Он толком не знал, с чего начать поиски, множество мыслей вертелось в голове. Действительно ли Ольга встречалась с его матерью? Или в Буэнос-Айресе могла быть какая-то другая Руфь Черновицкая? Ольга рассказывала, что тогда, по прибытии в гавань Буэнос-Айреса, которая кишела народом, их держали взаперти несколько дней вместе с молодой девушкой по имени Руфь Черновицкая. И они подружились, хоть и провели вместе совсем немного времени.

– Не знаю, что бы я тогда без нее делала, – серьезно произнесла Ольга.

Аарон нахмурился и еще раз припомнил все детали того сочельника, когда Ольга рассказывала о его матери. Первое чувство, которое он испытал, – беспомощность, которая сменилась ужасными сомнениями. Нет, никакого облегчения не наступило. Аарон просто не мог поверить в это.

«Разве это не судьба, что я спустя столько лет встретился с Ольгой в совершенно другом городе?»

Аарон не решился спросить, говорила ли ей Руфь о своем сыне. Его собственные воспоминания о матери были размыты: мимолетные картинки, которые нельзя было упорядочить, память о нежных прикосновениях, запахе, движениях, ее темных волосах.

Даже спустя много дней после того их разговора с Ольгой Аарон не мог думать ни о чем другом. Продвинулся ли он еще на один шаг в поисках матери или находился все так же далеко от нее?

Ольга и Руфь вскоре после знакомства расстались. Одну забрали в Росарио, другая, скорее всего, осталась в Буэнос-Айресе. Или ее также перевезли в другое место в этой громадной стране: в Сальту, Мендосу или куда-нибудь еще? И как это все выяснить?

Руфь Черновицкую в последний раз видели в Буэнос-Айресе, там же, наверное, были и люди, которые что-то знали о ней. Поэтому Аарон решился перебраться в столицу. Еще по пути туда он размышлял, с чего начать поиски, как встретиться с наибольшим количеством людей и, не привлекая особого внимания, задать вопросы. Сначала он не мог решить эту задачу, но потом его осенила мысль: он быстро нашел новое ателье, но наряду с этим стал работать еще и уличным фотографом. Таким образом он мог разговаривать с многими людьми, которых никогда бы не встретил в ателье.

И все же он сознавал, что это поиск иголки в стоге сена. Аргентина была огромна, а в Буэнос-Айресе – миллион жителей. Как здесь отыскать человека, который давно пропал из виду и неизвестно еще, как он сегодня выглядит?

Конечно, Аарон запрещал себе отчаиваться, но иногда, лежа вечерами на узкой кровати в маленькой комнате, ничего не мог поделать с собственными мыслями. Он спрашивал себя: почему бы не прекратить поиски, почему бы не признать всю бесперспективность ситуации?

Не случится ли так, что по прошествии многих лет мать окажется для него чужим человеком? Не лучше ли отречься от прошлого и распрощаться наконец-то с призраками?

Если не принимать во внимание бесплодные поиски, Аарону очень нравилась жизнь в южноамериканской метрополии. В Европе лишь в немногих городах можно было увидеть такое оживленное движение экипажей, карет и новомодных автомобилей. На площадях и главных улицах красовались роскошные магазины, дворцы, банки и частные особняки, перед которыми, особенно по вечерам, толпился народ. Аарон считал неповторимой особую покачивающуюся походку женщин Буэнос-Айреса, за которыми можно было наблюдать ежедневно на Калле-Флорида. Под вечер зажиточные горожане выезжали в парк Трес-де-Фебреро и возвращались с наступлением темноты, словно ритуальная процессия. Самое важное – себя показать и на других посмотреть.

Аарону за сравнительно короткое время удалось набрать порядочное количество клиентов, которые оценили его талант. Его даже приглашали в элитный жокейский клуб, что было совершенно необычно, ведь социальные контакты здесь регулировались жесткими правилами. Аарону казалось, что повсюду на роскошных виллах женщины были частью декора. Иногда Аарону надоедала роскошь, изысканные орнаменты, кованые ограды, мрамор из Порторо и Каррары, статуи, люстры из хрусталя баккара, тяжелые бархатные шторы и фамильные драгоценности. В такие моменты его спасала работа на улице с простыми людьми. В восьмидесятых годах XIX века в Аргентине начался золотой век. Никто не знал, как долго продлятся эти времена и что придет за ними. Об этом совершенно никто не думал.

Аарон не знал, правильно ли поступает, но сразу по приезде в Буэнос-Айрес он отыскал Роберта и Клариссу. Кроме них, у него не было знакомых в этом городе. Он обходил больницу за больницей, и наконец ему повезло. Его знакомые жили в маленьком домике с садом в северной, престижной части города. Они поженились и теперь были счастливыми родителями сына Якоба, которому было несколько месяцев от роду.

Доктор Метцлер отреагировал сдержанно, а вот Кларисса очень обрадовалась визиту Аарона. Теперь она иногда навещала его на Пласа-де-ла-Виктория. Однажды Кларисса пришла в сопровождении юной подруги.

– Аврора, это Аарон Церта, – представила его Кларисса, – удивительный фотограф, с которым я познакомилась в Росарио. Аарон, это Аврора Хофер, моя хорошая подруга.

Девушка была хорошо одета, очевидно, она была из зажиточной семьи. Поэтому он несколько удивился, когда Кларисса рассказала, что Аврора учится на медсестру.

– Мы познакомились в больнице, – объяснила Кларисса. – После того как сеньорита Хофер станет медсестрой, она продолжит изучать медицину.

Аарон удивленно поднял брови.

– Добрый день, сеньорита Хофер, – вежливо поздоровался он.

– Добрый день, сеньор Церта, – ответила девушка с насмешливой улыбкой: очевидно, она привыкла, что люди с удивлением реагируют на ее далеко идущие необычные планы.

«Она действительно красивая, – подумал Аарон. – Ее фигура, скрытая строгим платьем, очень женственна, а лицо еще по-детски круглое». Он дал бы ей шестнадцать или семнадцать лет, не больше.

– Аврора мужественно помогала нам бороться с чумой, – продолжала Кларисса. – Роберт не сомневается, что она с успехом освоит медицину.

Аарон заметил, как Кларисса взглянула на Аврору, приветливо улыбнувшись.

– Она на самом деле очень храбрая. Я же, напротив, очень часто хотела просто сбежать.

– Ах, но это неправда, Кларисса! – возразила Аврора подруге. – Из нас никто не был трусом. Да и сбежать, думаю, никто не хотел!

– Спасибо, – рассмеялась Кларисса.