– Вот видите, Гарри! – воскликнул Винсент на первом же после моего прибытия собрании личного состава, которые проводились раз в месяц. – Я же говорил, что вы нам пригодитесь!

Итак, в то время как полк, в котором я до этого служил, сражался во Франции, я снова стал помощником (а точнее, адъютантом, поскольку дело происходило в армии) Винсента Ранкиса и одним из членов его быстро растущей команды, состоявшей в основном из талантливых ученых. Хотя это и не слишком бросалось в глаза, Винсент уже тогда был очень богат. Однако никто не знал, откуда у него деньги. Впрочем, по мере того как росли мои административные полномочия, увеличивались и мои возможности доступа к самой разной информации – в том числе и касавшейся счета, на котором аккумулировались принадлежащие Винсенту средства. Это, а также приобретенный мною навык в подделывании подписи Винсента дали мне возможность в один прекрасный день отправиться в банк и попросить отчет обо всех операциях по счету – я объяснил это необходимостью представить необходимую информацию налоговому ведомству. Мне повезло. В предыдущей жизни моя попытка изучить финансовую сторону империи Винсента привела лишь к тому, что я обнаружил целую паутину офшорных счетов, распутать которую не смогла даже команда весьма опытных бухгалтеров. Однако на этот раз в свои девятнадцать лет (хотя выглядел он на двадцать пять) Винсент просто не успел да и не имел возможности создать подобную структуру. Поэтому мне не составило большого труда отследить его финансовые операции до конца 20-х годов XX века. Разумеется, я действовал так, чтобы не привлекать к себе внимания. Постоянно находясь бок о бок с Винсентом, я не мог позволить себе вести какие-либо записи. По этой причине во время увольнительных я все свое свободное время проводил в небольшом пансионе в Хастингсе, где за небольшую плату можно было снять комнату и при желании получить завтрак. Именно там я, задернув шторы, тщательнейшим образом изучал все добытые выписки, после чего сжигал их, а пепел спускал в унитаз. Действия Винсента по добыванию денег были вполне предсказуемыми. Когда ему были нужны средства, он зарабатывал их, делая ставки. Как и любой калачакра, он знал победителей самых престижных скачек и ставил именно на них, что давало ему прекрасный доход. В то же время он действовал достаточно осторожно и посещал разные ипподромы, стараясь не вызывать недоуменных вопросов, каким образом ему удавалось выигрывать намного чаще других. Мое внимание, однако, привлекла одна деталь. В самом начале изучаемого мною довоенного периода Винсент действовал исключительно в юго-западной части Лондона. Кроме того, я обнаружил, что помимо дохода от игры на скачках он до самого начала войны ежемесячно получал переводы на сумму шестнадцать фунтов. Этому можно было придумать массу вполне разумных объяснений, но я сразу же заподозрил, что переводы – не что иное, как денежное содержание, присылаемое неким родственником – возможно, весьма близким. Это была зацепка.

В день, когда было объявлено об окончании войны, я, будучи единственным в подразделении Винсента человеком, способным организовать попойку в каком-нибудь питейном заведении, именно это и сделал. Тем самым я в очередной раз напомнил другим членам команды, что, являясь великими умами, блестящими интеллектуалами и будущим науки, они тем не менее были совершенно не приспособлены к повседневной жизни и нуждались в человеке, который делал бы их ежедневное существование более или менее упорядоченным.

Две недели спустя Винсент, заглянув в мой кабинет, сказал:

– Гарри, я отправляюсь на свидание с одной цыпочкой. Вы не могли бы сходить на почту и отправить эти письма? – С этими словами он передал мне целую пачку конвертов. Я взглянул на адреса: Массачусетский технологический институт, Гарвард, Оксфорд, Кембридж, Сорбонна.

– Никаких проблем, сэр.

– Бога ради, Гарри, может быть, вы наконец перестанете называть меня «сэр»?

Когда Винсент ушел, я вскрыл письма над паром. Внутри всех конвертов лежали листки плотной желтоватой бумаги без каких-либо водяных знаков, на которых с помощью формул и диаграмм подробно описывалось устройство СВЧ-магнетрона и то, какое применение ему можно найти.

Ночью я долго раздумывал над тем, как мне следует поступить. Содержимое конвертов представляло собой огромную опасность. Винсент действовал по прежней схеме, пытаясь ускорить технический прогресс. Однако на этот раз он занимался распространением идей, опережающих свое время не на двадцать-тридцать, а на добрых шестьдесят лет. В конце концов я отправился за советом к Черити.

Мы встретились в Шерингеме, небольшом прибрежном городке, расположенном к северу от Норфолка. На его улочках торговали свежей, только что выловленной рыбой. В воздухе стоял запах йода и водорослей. На берег с шумом накатывали волны. Достаточно было постоять у линии прибоя несколько минут – и морская соль от брызг оседала на губах и волосах и начинала пощипывать глаза. Моя союзница выглядела неважно – время брало свое. Меня вот-вот должны были демобилизовать из армии, так что носить военную форму мне оставалось всего несколько дней.

– Ну что у тебя для меня на этот раз? – поинтересовалась Черити, когда мы медленно шли вдоль берега.

– Письма. Он снова рассылает письма ученым, работающим в университетах и исследовательских центрах. На этот раз не только американских, но и европейских, русских, китайских. Он пытается охватить все организации, располагающие светлыми головами и достаточно серьезными финансовыми и прочими ресурсами. В письмах – чертежи ракеты «Скад», выкладки по теории корпускулярно-волнового дуализма, расчеты траекторий для вывода объектов за пределы земной орбиты…

Черити, взмахнув рукой, прервала меня:

– Я все поняла, Гарри.

– Он попросил меня пойти на почту и отправить письма.

– И что ты собираешься делать?

– Не знаю. Именно поэтому я и решил повидаться с тобой.

– Что ж, я польщена тем, что ты так высоко ценишь мое мнение.

– Если я разошлю письма, ход истории снова изменится. События начнут развиваться быстро как никогда. Трудно предсказать, чем все это кончится, но эти письма наверняка вызовут революцию в науке и ускорят технический прогресс лет на сорок-пятьдесят. Будущие поколения членов клуба…

– Клуб «Хронос» уже в панике, Гарри. В прошлый раз, когда Винсент проделал нечто подобное, изменился сам ход истории. Не думаю, что в течение каких-нибудь нескольких жизней его удастся вернуть в привычное русло.

– Но если я не отправлю письма, Винсент меня разоблачит. Он поймет, что я все помню, и мы не сумеем подобраться к нему достаточно близко, чтобы выяснить время и место его рождения.

– Я по-прежнему считаю, что мы должны отрезать ему уши – и много чего еще, если потребуется. В прежние времена это срабатывало.

– Он ничего не скажет.

– Напрасно ты в этом так уверен, Гарри.

– Ты правда так считаешь?

Черити, плотно сжав губы, отвернулась и стала наблюдать за приближающейся волной. Только после того, как водяной вал с шумом обрушился на берег, она заговорила снова:

– Я не могу сделать выбор за тебя, Гарри. Если ты не станешь отправлять письма, нам придется схватить Винсента и постараться выбить из него то, что нас интересует. Если ты их отправишь, хаос, царящий в мире, еще больше усилится. Естественный ход вещей будет нарушен, история человечества изменится, и само человечество станет другим. Но…

– Но зато я сохраню доверие Винсента и, возможно, в конце концов все же выведаю у него его секреты.

– Именно. Я не знаю этого человека. Я никогда с ним не встречалась и полагаю, мне не стоит этого делать. Вдруг ему известно, кто я такая? Я уверена, что он совершенствует технологию процедуры Забвения – на случай встречи с кем-нибудь из членов клуба «Хронос». Выбор за тобой, Гарри. Только ты можешь судить, как лучше всего покончить со всем этим.

– Ты очень помогла мне, – тихо сказал я.

Черити пожала плечами:

– Это твоя война, Гарри, не моя. Делай то, что считаешь нужным. Что же касается клуба «Хронос»… Не нам обо всем этом судить. Мы упустили свой шанс.