За окном гудела и выла на все мыслимые голоса пурга. Во дворе снег лежал по самые окна. В доме было тепло, пахло сухими грибами и жасминовым китайским чаем. Старец Василий сидел в одиночестве, в своём кресле перед самоваром. Мерцала лампадка перед иконой, в бронзовом подсвечнике тихо плакала толстая свечка.

   Этим вечером хозяин был спокоен, обычные боли в груди утихли, голова стала лёгкой, на душе наступило просветление. Он смотрел на фунтовую коробку с драконами, где был чай особенного вкуса. Все, кроме него, в посёлке пили плиточный чай из лавки, а этот — жасминовый, 10 коробок, прибыл только вчера с обозом купца Сурова из Иркутска. Чай старцу очень нравился. Что-то необычное было и в его вкусе, и в запахе, и, что более всего радовало, это бодрость, которая с каждым стаканом напитка вливала в старое тело необычное ощущение лёгкости жизни. Вдруг в голову пришла мысль о том, что когда-то очень давно он ощущал подобное, и даже этот необычный вкус чая ему был давно знаком. Откуда взялась эта мысль? Он ещё раз посмотрел на цветную коробку с зелёными драконами. Взял её, повертел в руках, открыл. Аромат жасмина окутал всё его существо.

   Что-то до боли знакомое мелькнуло в мозгу и тут же исчезло. Подчиняясь какому-то странному порыву, старец придвинул к себе чашку, на две трети её заполнил заваркой из коробки, залил доверху кипятком из самовара и накрыл чашку блюдцем. Поставил контрабандную коробку возле самовара и вновь стал в неё всматриваться. Невероятно тонкий и острый аромат жасмина заполнил всю комнату, и даже свеча на массивном подсвечнике стала гореть ярче.

   Какие-то неосознанные воспоминания медленно выдавливались из тайников памяти. Они ещё не приобрели чёткости, но предчувствие страшной, с трудом забытой боли уже надвинулось вплотную. Легко встав, что с ним не случалось уже давно, он обошёл стол и встал перед иконой, истово крестясь. Вернулся, сел в кресло и, взглянув на коробку с чаем, где извивались рисованные драконы, углядел на рисунке  у дракона своё лицо, но не то, что у него, а гораздо моложе, лет на шестьдесят. Точно, это было его лицо. Он даже цвет глаз разглядел. «Мои глаза, и даже курчавая бородёнка с усами мои. Как живой. Спаси Господи!!»

   Схватив коробку с чаем, открыл её и затянул внутрь. Однако вместо чая в коробке, переливаясь металлическим блеском, светилось шлиховое золото. Каждая золотинка —  это ставшая тяжёлой и блескучей, лежавшая ранее здесь заварка. Коробка стала непомерно тяжёлой, а на поверхности «заварки» извивалось зеленовато-ярко жёлтое, чешуйчатое, как в золотых латах тело дракона с его головой.

   «Видать, я „погнал беса“^[66]»,— подумалось старцу, а как хорошо начинался вечер! Во рту пересохло, коробка упала на стол. Старец схватил чашку. Жасминовая заварка поднялась над ней, как паста из тюбика. Он придавил ложкой разбухшую массу чая до появления жидкости и с жадностью отхлебнул чифиру. Горячая, горькая, вяжущая субстанция с бульканьем исчезла в горле. Василий ещё раз надавил на распаренную заварку ложкой до появления тёмно-коричневого раствора и отхлебнул ещё раз. Вторая порция чифира обожгла горло.

   Сердце застучало, как молот по наковальне, в голову ударила горячая волна, она же накатилась и в ноги. «Что это я сотворил? — мелькнуло в подсознании. — Я же лет 25 не чифирил, сдохну ведь». Сидеть на месте он не мог. Чифирная наркота сделала своё дело. Старец Василий быстро стал ходить вокруг стола. Он почти бегал.

   В дверях нарисовался Иван —  слуга старца. На его лице было удивление, смешанное с недоумением. Он же знал, что хозяин ходит едва-едва, охает, ест пилюли, пьёт отвар из трав от местной знахарши бабки Евдохи и вообще-то чуть жив. А тут!

     — Изыди, варнак! — гаркнул молодецким голосом на него оживший и помолодевший старец и тут вспомнил, откуда ему знаком запах и вкус жасминового чая.

   А было  это лет через пять, как теперешний старец Василий (он же Василий Авенирович Попов, а до этого кавалергард Дворжевский) бежал в Казань и затем прибыл в неведомую Сибирь у Байкала. К тому времени он уже кое-что по жизни понял и двигался по потаённым тропам в обход закона, чуя богатый приварок от золотого промысла отнюдь не Божьего свойства.

   На реке Оленгуй, в зимовье свела его судьба с хитрым китайским купцом по имени Джао. Тот был с двумя напарниками, которые лазали для него по стойбищам, меняя мелкий товар (чай, спички и т. д.) на шкурки соболей и золотце. Василий имел другие дела, но и сам не чурался подобного обмена, если выпадал случай. Подходя к зимовью, ещё с сопки, увидел дымок из трубы. Это озадачило Василия. Людей в нём, по его сведениям, не должно было быть. А здесь дым. Места  эти уже приучили быть настороже, и прежде, чем подойти к зимовью, он схоронился неподалёку и стал приглядываться, дабы понять, кто да что.

   Из избушки вышел человек и уселся на завалинку, раскуривая трубку. По одежде и лицу было понятно, что человек не из русских — бурят или китаец. Василий уловил, что человек кого-то ждёт. Тот всё время глядел в сторону тропы, что с востока подходила к зимовью. Примерно через полчаса показался другой человек, он был налегке и приближался очень быстро. Китаец, так его окрестил наш герой, поднялся и поспешил навстречу. Они остановились, о чём-то переговорили и вошли в зимовье. Когда через какое-то время вышли, оба были вооружены карабинами, длинными ножами в ножнах из оленьего камуса, а на поясе у каждого  была кобура с пистолетом. «Вот те и людишки, чисто разбойнички» — подумалось соглядатаю. На зимовье был навешан замок, и двое ушли вверх по тропе.

   «Видать, не очень далеко побежали» — сообразил Василий и, сбросив тяжёлую котомку, прикрыл её в ямке папоротником, бросился за ушедшими. Те шли, разговаривая, и по смыслу разговора было понятно, что кто-то третий ждёт их впереди. Из-под ног преследователя раздался треск. Наступил на сучок. Разговор впереди смолк. Василий метнулся и схоронился за большим деревом. Тут же на тропе возникли те двое с оружием наизготовку и замерли, прислушиваясь. «Однако, — подумал спрятавшийся. — Ребята не промах, остерегаются.»

   Идти за ними стало сложнее. Тропа причудливо извивалась, да и лес стал темнее. Преследователь чутко ловил отдельные короткие фразы и только после этого двигался дальше. Примерно через час удалось углядеть всю троицу. Они явно ладили засаду. Тропа в месте этом тянулась мимо замшелого камня высотой в три человеческих роста, а с другой стороны был бурелом из наваленных, вывороченных ветром крупных стволов деревьев. Один из разбойничьей троицы ушёл дальше по тропе, а двое тащили на тропу коряги и сучья. Они уже завалили тропу метра на полтора.

   «Странные ребята, — не понимая их действий, мыслил наблюдающий за созданием фортеции. — Они что, атаку собираются отбивать из-за завала?» Но не тут-то было. Он увидел, что метрах в двадцати перед сделанным затором под деревьями, по обе стороны от тропы, со стороны тайги у больших  деревьев, строители завала обрубили сучья. Встали за деревьями, приладив ружья для стрельбы в сторону построенной на тропе преграды. Ага! Собрались стрелять в спину тому, кто подойдёт к препятствию.

   Появился третий, бегавший куда-то по тропе перед завалом, подал какой-то знак и исчез чуть дальше двух других, уже затаившихся у тропы. Василий достал свой револьвер и ещё раз осмотрелся, наметив место, куда броситься, если его заметят. Он только сейчас оценил место для засады в полной мере. Из устроенной на тропе ловушки деться было некуда. Поворот  тропы  и метрах в сорока завал. Внимание идущих направлено на него. Они подходят, а сзади... В тайге сейчас тихо. Из-за поворота появилась лошадиная морда, а затем верховой. Увидев, что тропа перегорожена, он обернулся и прокричал: