В полуверсте от россыпи стояло четыре домика, из которых три — для рабочих. Эти домики были сродни баракам, но с тёплыми помещениями, столовой, в которой кормили любого (чужих здесь не было), кто хотел есть, во всякое время суток.

   Сушилки для одежды и обуви. В этих местах сырость и холод —  серьёзные враги человека. Четвёртый —  начальственный дом — был для командиров производства, как сказали бы сейчас. Здесь же в жилье с отдельным входом обитал лекарь и располагалась, если объяснять в терминах XX века, ЗПК — золотоприёмная касса, — куда съёмщики доставляли добытое золото. Здесь же в длинной комнате жила охрана из бывших служилых — забайкальских казаков. Последние менялись ежемесячно и дружбы с рабочими прииска не водили.

   Верхние притоки Валунистого были уже отработаны, а основная долина верхнего течения для мелких старателей была недостижима в силу почти трёхсаженной мощности (толщины) слоя пустых пород, перекрывающих золотоносные пески.

   В. А. Овручева и его помощника и ученика Василия удивили содержания золота и его крупность, когда они определяли благонадёжность россыпи по контракту. Они посчитали запасы золота в этой части долины более, чем в 250 пудов. Это по современным цифрам — более 4-х тонн драгоценного металла. Содержание золота на 100 пудов породы в среднем составляло 5 золотников, 20 долей с разбросом от 2 до 12 золотников. Размер золотин был таков, что основную его часть составляли «клопики», среди которых встречались «таракашки».

   Купец — заказчик работ — их рапорту не поверил. Однако месторождение никуда не делось. Оно в конечном итоге, после полной отработки, дало почти девятьсот пудов. Однако это в будущем. На тот период Василий, ещё не вступивший на скользкий путь добычи золота через разбойные дела, организовал через своих людей добычу золота по новейшим для того времени технологиям.

   Для того, чтобы добраться до золотоносных песков, надо было убрать лежащие сверху пустые рыхлые породы. Бульдозеров и экскаваторов в то время не было. По совету знатока — Егорыча, его люди с середины лета перепахали поверхность долины обычными деревянными плугами. Осенью дожди подняли уровень воды в реке, и течение снесло верхний перепаханный слой над россыпью ниже по течению.

   Только вода спала, той же осенью очистившаяся поверхность была перепахана. Весной талые воды унесли ещё слой. Пахари не понимали, зачем начальство заставляет пахать долину реки, где сажать, и то ничего не сажают. Два сезона велись эти якобы бесполезные работы. Мощность (толщина) пустых пород сократилась с трёх сажен до аршина.

   Дождливые периоды в этих местах случались часто. Вода с небес лилась неделями и река вздувалась, часто увеличивая скорость своего течения. После спада воды, перед  новой  пахотой,  приходилось  убирать  гальку и крупные валуны. Да к тому же в верхнем слое стали находить мелкие самородки. Сила природы с малой помощью человека перемыла и обогатила пустые породы. В золотоносном районе и во вскрыше есть золото, но содержания его малые и спорадические. Природное половодье уносило лёгкие частицы породы, а золотцето тяжёлое, оно лишь немного смещалось, но оставалось в пределах контура «глупой» пахоты.

   Результат: промывать пески на золото можно было, забирая их прямо сверху. Такого не только в этих местах, но и в большинстве иных золотоносных территорий не знали. Конечно, яма длиной почти в версту и шириной в её треть выглядела на фоне дикой девственной тайги совершенно фантастично.

   Русло самой реки переместили к борту долины, выкопав параллельно руслу специальную канаву. Россыпь золота была немалая, а работы велись вручную. У Василия кончились деньги. Дело было на грани начала работ по добыче, а на снабжение и оплату трудников, живших уже третий год на прииске, и оплату доставки грузов туда денег не  было. Василий метался между Иркутском, Читой и Красноярском, но никто не помог новоявленному золотопромышленнику. Дело, в которое он вложил все свои сбережения и занятые под добываемое золото денежки, провалилось. Кто-то признал бы себя банкротом, другой бы запил или пустил пулю себе в лоб, однако бывший офицер-кавалергард, почувствовавший свободу в интересном деле, поступил иначе.

   Он знал, что через неделю, если он не достанет денег, всё провалится в тартарары. Его труд почти за 12 лет полностью испарится. Он станет нищим, а ещё раз начинать сначала — нет сил.

   Стремительно наступала осень. Мысль о том, что можно найти выход, если сразу получить с полпуда золота и продать его. Он прекрасно знал, что в эту пору как частные старатели, так и государевы прииски отправляют добытый металл в города — хозяевам. Одни везут или несут его сами, в заплечных котомках, другие снаряжают конвои с охраной.

   К тому времени он отлично знал, где и кто добывает золото в этом заброшенном крае. Пути перевозки и переноски драгоценного металла —  тропы и реки —  ему также были ведомы. Егорыч, добравшийся с его прииска в Вилюйск с известием, что всё надо закрывать (денег не было уже пару месяцев), понял его мысль с полуслова.

   Они оба слишком много вложили в дело, которое вотвот должно было начать окупать расходы. Если сейчас не решиться и не достать необходимой суммы, то всё пойдёт прахом. Они ушли в тайгу на дальнее урочище, мимо которого шла тропа с пяти действовавших тогда приисков. Этой же трассой пользовались частные золотодобытчики, возвращаясь после сезона золотодобычи в тайге.

   Через четверо суток, глухой ночью Василий и Егорыч вернулись и принесли около пятидесяти фунтов шлихового золота. Двое бедолаг, старавшихся почти два года и столько же не выходивших из тайги в жилуху, были с их золотишком подловлены в тридцати верстах от Вилюйска. Почти в упор застрелены залпом двух ружей, заряженных картечью, и зарыты. Свидетелями были только птицы-кедровки, взлетевшие от залпа, да эхо.

   Шустрый Егорыч сдал золото, якобы добытое на прииске, получил деньги и повёл груженый продуктами и припасом на зиму караван на Валунистый. Предприятие Василия, то бишь почётного гражданина г. Томска Попова, продолжало существовать и строить диковинный в тех местах прибор для промывки золота со следующей весны.

   Именно этот случай что-то перевернул в сибирской жизни кавалергарда. Он вдруг подумал, что организация прииска, добыча золота и всё бесконечное время в заботах, боязнь вылететь «в трубу», если золотце не даётся по разным причинам, —  слишком долгий путь к благосостоянию и спокойствию.

   Он понял, что его сущность не приемлет медленного и долгого. Быстрота и натиск, как говорил А. Суворов. Однако какой-то внутренний голос тихо шипел неслышный никому, кроме него: «Ты уже был вором, когда ходил в кавалергардах! Вспомни, как ты попал в эти края». Спасительная мысль о том, что он не вор, а пират — пират российского золота — совсем его успокоила. Жизнь продолжалась.

   Следующим летом его прииск заработал на полную мощность. Новые золотомоечные машины: одна — с притиркой песков в корытообразном грохоте, другая — изобретённая Черепановым и улучшеная Гаваловским в 1832 году на Урале, да ещё амальгаматор, поставленный для извлечения золота.

   Для подачи золотоносных песков на промывку была поставлена ещё одна машина — песковоз. Теперь это называют транспортёром. На приисках обычно золотоносную породу подвозили на промывку на таратайках, тележках, тачках, подносили на носилках.

   Прииск Попова, как говорится, был оборудован лучшей техникой. Вместе с тем она доставляла много хлопот и до начала добычи золота стоила больших расходов.

   Расходы не только окупались, но и появилась хорошая прибыль. Она стала стабильной, однако и Василий стал другим. Его голову занимали иные мысли. Теперь он думал о другом. Где и как взять золото, да побыстрее, и чтобы никаких свидетелей.

   Официально действующий прииск, это, как теперь говорят — крыша того, что творится в глубинных дебрях вековой тайги, но тихо, без шума. Последнее стало тайным кредо бывшего кавалергарда Дворжевского, ныне старца Василия.