Живя в Санкт-Петербурге, по субботам ходил из училища в увольнение домой. Проживал он в доме вышедшего в отставку действительного статского советника Дворжевского — родного брата старца Василия. Тот имел собственный дом на Литейном и дело в волжской пароходной компании, где ему принадлежало три колёсных парохода — один пассажирский и два грузовых.

   У Севы были две комнаты. Одна для занятий и смежная — спальня.

   Он уже вспотел, десятый раз наклоняясь с двумя гирями, когда в класс вбежал дежурный и крикнул:

— Кадет Градов — срочно к командиру роты!

   Парень оставил гири, минута под душем, через три он уже шёл на второй этаж, где был кабинет командира. Постучал, вошёл, чётко доложил о прибытии.

     — А вам, Градов, пакет по фельдсвязи из канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири. У нас такого случая ещё никогда не было, чтобы кадет получал пакет из таких высоких сфер. Так что распишитесь в получении.

   Опешивший Сева расписался, взял пакет и убыл под любопытствующим взглядом командира.

   Пакет был непривычно большим и с тремя сургучными печатями. Открывать пакет в училище он не стал. Была суббота, и питерские кадеты могли идти домой после построения.

   Дома он никому о пакете не сказал и только после ужина вскрыл его.

   В пакете оказались бумаги с гербами и названиями коммерческих банков, которые извещали господина Градова Всеволода Владимировича о том, что на его имя поступили вклады в деньгах и золоте. Сообщались суммы, годовые проценты, отчисления и т. д.

   Сообщалось также, что в филиалы банков, в том числе и столичных, эти вклады могут быть переведены по желанию владельца. До него дошло, что владелец-то — это он сам. На отдельном листе гербовой бумаги удостоверялось, что вклады сделал Почётный гражданин города Томска Данилов Василий Еремеевич, владелец золотых приисков в Витимо-Олёкминском округе Восточной Сибири.

Сева перечитал названия банков.

1. Сибирский торговый банк, филиал, г. Томск.

2. Сибирский торговый банк, филиал, г. Екатеринбург.

3. Русско-Китайский банк, отделение, г. Иркутск.

4. Русско-Китайский банк, отделение, г. Красноярск.

5. Русско-Азиатский банк, филиал, п. Бодайбо.

   Интересно было то, что вклады были ежегодные с начала его учёбы в кадетском корпусе. Он взял лист бумаги и произвёл сложение цифр, обозначавших размеры вкладов из каждого документа.

   От полученной суммы 2000000 рублей он вспотел, ещё до конца не понимая того, что это его деньги. Он, конечно, знал, что на свете существуют миллионеры и в России, и во Франции, в Германии, но это было так далеко, что кадет не задумывался об этих людях и деньгах. Теперь вышло, что он сам миллионер. Чудно!

   Через неделю ему стукнет шестнадцать лет. Дома уже думали, как отмечать день рождения, и готовились. Однако сегодняшний подарок Деда, он в этом не сомневался, настолько громаден, что если бы не бумаги с орлами, можно было бы усомниться в его реальности.

   В пакете имелся ещё один документ, написанный на простой бумаге каллиграфическим почерком. Это было письмо Деда.

«Дорогой, единственный, горячо любимый внук Сева, пишу это письмо, а передо мной на столе твой подарок мне. Ты помнишь лесовичка, которого ты сам сделал и подарил к 1 января 1895  года? Смотрю на него и плачу по-стариковски. Мне уже девяносто первый  год, стар, слаб, пока не болею, но чую, недолго осталось на этом свете. Кроме тебя и брата, родных у меня не осталось. С этим письмом получишь мой подарок. Отнесись к бумагам в пакете очень серьёзно. Это твои деньги. Распоряжайся ими с умом. Помнишь, на Витиме я учил тебя бивуачить  и по уму ловить рыбу. От души желаю тебе счастья. Я много работал, часто грешил, а вот счастья человеческого почти  и не видел.

   Если я отойду в мир иной,  хотел бы оставить  тебе две дорогих для меня вещицы. Это моя икона с Николаем Чудотворцем и простенький бронзовый подсвечник. Ты их знаешь. Перед этой иконой мы с тобой молились вместе неоднократно,  а подсвечник  всегда стоял на моём столе.  Ты ещё называл   его — тяжёлый. Ещё раз повторюсь. Эти вещи твои и память обо мне. Хочу, чтобы они всегда были при тебе. Если подумать, то они о многом расскажут.

Бог даст свидимся, а нет, на то Господня воля.

   P.S. Береги иконку и подсвечник —  это будет последнее, что я хочу тебе оставить  на этом свете. Твой любящий  Дед. Иркутск, 1898 г.».

   На другом листке второпях рукой деда было ещё что-то. Сева взял этот листок и прочёл:

«Если придётся  трудно  в жизни, обратись  за советом к сыну А. А. Половцева,  Половцеву Сергею Александровичу. Он всегда поможет. Человек порядочный».

Сева ещё раз перечитал письмо. В памяти быстро промелькнули их с Дедом поездки по тайге, сноровистость деда, его добрый, иногда суровый взгляд. И вот он пишет, что совсем плох. А ведь это единственная ниточка от чего-то родного. Он опять вспомнил приют для бездомных детей, а вот как он туда попал и откуда, память об этом молчала. Дед же знает всё об этом, но почему-то ничего никогда не говорил и сейчас не написал. Это уже пару лет не давало покоя юноше. Свою приютскую фамилию он не знал.

   Послать документы фельдсвязью надоумил старца Василия его давний знакомый, служащий при канцелярии генерал-губернатора по делопроизводству. Василий боялся отправлять денежные документы обычной почтой и с оказией.

   За большие деньги пакет Василия был отправлен в столицу, как государственные документы, в адрес военно-учебного заведения.

   Сева же, забыв про свои миллионы, вновь и вновь читал письмо Деда. Он сообразил, что в этом письме есть ещё что-то, что он должен понять. Очень хотелось снова с Дедом в тайгу. Это было по-настоящему счастливое прошлое. А что будет дальше?

Единственное годное в гражданской жизни дело, которому был когда-то в молодости обучен кавалергард Василий Дворжевский, он же Василий Авенирович Попов, он же старец Василий, была топография. И недаром такой крупный горный инженер-геолог как Овручев В. А., поняв, что Василий легко ориентируется по любой карте и сам может сделать не только глазомерную карту-схему, но и провести мензульную съёмку, пригласил его с собой на поиски и оценку золотых месторождений в дальнюю тайгу. Рисованные им карты были аккуратны, красивы и точны. Много лет проработав с Овручевым по тем местам, где вообще никаких карт не было, кроме очень приблизительных мелкомасштабных, Василий сам создал карту практически неведомых земель от долины реки Лены, точнее, от той её части, где она течёт близко к 60-й параллели, и несколько южнее почти до 55-й параллели и по долготе от 110° до 125° (от р. Алдана на востоке до Баргузинекого хребта на западе).

   На карте были все горные хребты, реки с притоками, населённые пункты, стойбища, тропы, перевалы, болота. Многие реки и их притоки с ключами и падями были вынесены на карту впервые. Названия речек, ручьёв на этой карте были нанесены мелким, каллиграфическим, различимым только в лупу почерком.

   Карта была покрыта разными значками. Вначале это были места приисков,  где добывали рудное золото, а также места и точки, где было найдено богатое шлиховое золото или богатые кварцевые жилы с драгоценным металлом, но по каким-то причинам не разрабатывающиеся. Позже, лет через пятнадцать, значки на карте стали иными. Это теперь были крестики чёрного, красного и зелёного цветов, возле которых стояли маленькие цифры. На карте было одиннадцать крестиков чёрного цвета, некоторые были поставлены в самых диких, практически безлюдных и гиблых местах. Тридцать шесть красных крестиков были размещены поближе к посёлкам и приискам. Зелёных крестиков было три, они легли на карту вблизи Бодайбо.

   Эти значки пометили те места, где старец Василий спрятал свои клады со шлиховым неправедно полученным золотом.