— И что? — воскликнул удивлённый Василий.

    — А  то, что наш продавец — хитрая продувная бестия — заставил своих ребят, вероятно, горного мастера, зарядить шлиховым золотом патроны (вместо дроби) и стрелять из ружья в поверхность жилы. Золото — мягкий и вязкий металл. От удара оно расклепалось и прилипло к кварцу, создавая впечатление богатейших его содержаний в жилах.

   Василий так и присел от неожиданного заключения, которое сделал умница-профессор.

— Что, не веришь? — продолжал тот.

   Он положил выковыренные ножом золотины на столик микроскопа, рядом положил маленький кусочек кварца с золотом из шахты и золотинки с прииска, где хозяин шахты добывал и россыпное золото. Он заставил

Василия подкрутить микроскоп по глазам и объяснил смотрящему в прибор ошарашенному коллеге, что золотины из шахты рваные с дырками, а края их закруглены, их цвет совпадает с цветом золота с прииска. Края последних так же закруглены, как и первых. А золото из жилы зеленовато-жёлтое, существенно мельче по размерам, тоньше и неокатанное.

     —  Всё понял! —  Василий глубоко выдохнул и заулыбался. — Вот это наука!

     —  Хозяйские ребята дали маху, они зарядили в патроны россыпное золото с хозяйского же прииска, на котором мы были перед посещением шахты. Они не подумали о том, что в шахте другое золото и по цвету, и по размеру, и по форме. Естественно, по образцам руды пробирным анализом мы определим реальные содержания золота в кварцевых жилах шахты, но мне представляется, что оно будет не промышленным. Поверь моему опыту, а с глубиной в шахте количество драгоценного металла будет убывать.

   Так впервые в жизни Василий, знавший только военное дело, уставы и топографию, понял что такое учёныйпрактик, знаток золота, и зауважал Вольдемара Альфредовича ещё больше.

   В.  А. Овручев  написал  заключение;  естественно, о стрельбе золотом в забой не упомянул, но реальную ситуацию с малыми содержаниями и низкой пробностью металла изложил весьма детально и обоснованно. Отчёт сдали заказчику и стали собираться на другое месторождение. У Овручева всегда было много работы. Василий в своей каморке, которую он снимал у старичка, звонаря местной церкви, вынес на свою особую карту и место прииска, и шахты, а также ручей Порожистый. Он тогда ещё не знал, что на эту карту через несколько лет лягут совсем другие знаки — знаки золотых кладов из иной его жизни.

Однажды Константин Демьянович, будучи в хорошем расположении  духа, заглянул в  светёлку старца Василия. Слуга оставил в прихожей поднос с аглицким портвейном и шустовским коньяком, лёгкой закуской и удалился, закрыв дверь.

    — А  что, Василий Авенирович, побалуй меня какойнибудь историей из твоей беспокойной жизни.

     — Истории, истории, — проворчал Василий и заключил, — это не истории, это точки, либо запятые в жизни, и без них она становится бессмыслицей.

— Ты у меня философ, но всё же.

   Поудобней устроившись в плетёных креслах, каждый налил себе из бутылки: старец — портвейну, а хозяин — шустовского. Со значением выпили и Василий начал рассказывать:

     —  Вблизи прииска «Василиса», что в Баргузинском округе, лазили по тайге двое ушедших с частного прииска вольных старателей.

   Ушли не просто, а по слову бывалого человека, который отходил в мир иной по причине обвала в шурфе, который его сильно помял и искалечил. Так вот, умирающий поведал, что в верстах двадцати от их прииска есть ложок, открывающийся в речку Гремячиху ниже впадения в неё ручья Евражки, где якобы этот человек поднял самородок золота весом полтора фунта, 20 золотников и 18 долей^[10] и в тот же день в желтовато-серой вязкой глине его напарник поднял самородок необычного чёрного цвета с поверхности, вес которого был два фунта с третью, 63 золотника и 55 долей^[11]. Оставаться работать в этом месте они не могли, так как кончились продукты и наступала зима, а до посёлка было около 560 вёрст по реке, а потом безлюдной тайгой. Добрался до посёлка он один, товарищ заболел в дороге и умер от испанки.

   На этот прииск он подрядился единственно с тем, чтобы в какой-то момент сбежать в это место. Обидно умирать, зная, что рядом есть «бешеное золото». Далее он сказал, что если они побожатся, что третью часть вырученного за золото передадут его жене в посёлке, то он сообщит им надёжную примету этого места, где были подняты самородки. Они побожились, поцеловали крестик, и умирающий слабым голосом, почти шёпотом, сказал о двух кривых лиственницах, сросшихся навроде креста и стоящих над склоном лога. С тем он и отошёл.

   Мужички по природе своей болели золотничным фортом и ради заработка и блеска металла готовы были сейчас же отправиться на поиски счастливого места. Однако, подумав, решили сначала запастись провизией, спичками и ружейным припасом, а уж потом в путь. Люди они были вольные, подрядились в артель за долю в золоте и даже вложили кое-какие деньги в снаряжение каравана, доставившего сюда всё необходимое как для работы, так и для жизни. Прииск строился весной, а летом уже в полную силу мылось золото. Они заявили об уходе, получили остатки своей доли продуктами и ушли в тайгу, не сказавшись куда.

   На Гремячиху они вышли через четыре дня, ещё неделя ушла на поиски нужного ручья и ещё через пару дней они нашли нужный по примете лог. В тот же день обнаружили в борту лога у его днища яму, где, по-видимому, старались предшественники. Была середина августа, днём жарко, а по ночам уже появлялся иней на траве. Ночью холодало. Из вбитых кольев и дёрна соорудили балаган навроде якутского тордоха, сложили из камней кострище внутри для обогреву по-курному и начали работать каждый в своей яме.

   Целью работы были самородки, посему шлихи они не мыли. Набирали в таз глинистую породу с галькой и гравием, долго мешали породу в тазу с водой.

   Когда обломки пород  оказывались отмытыми  от глины, вынимали их и быстро просматривали камни в надежде, что блеснёт золото. Первым в груде гальки и гравия нашёл самородочек типа таракашки Сергей. Маленький кусочек металла размером с домашнего таракана порадовал старателя и давал надежду на более крупный металл. Работа однообразная и тяжёлая: отковырнуть дветри лопаты вязкой глины с камнями, положить её в таз, залить водой, размять, дать устояться, слить глинистую воду и так до тех пор, пока камни (галька и гравий) не станут чистыми. Быстро просмотреть, разгребая мокрую породу, и снова то же самое, пока хватит сил. Тот же Сергей нашёл ещё кусочек золота меньше таракашки, такие обычно называли жучками или жуками. У Николая в яме в тот день было пусто, ни жучков, ни таракашек.

   Повторяя одни и те же операции изо дня в день, они уже нашли не менее десятка таракашек и около трёх десятков золотых жучков, но крупные самородки не попадались.

   Сергей однажды утром, копаясь в своём шурфе, в очередной раз ударил кайлом в стяжку шурфа и услышал звук, схожий со звуком при ударе металла о металл. В голову ударила горячая волна, сердце заколотилось с такой силой, будто били в барабан. Отбросив кайло и схватив лопату с короткой ручкой, он с удивительной скоростью и силой принялся отковыривать и отгребать породу до тех пор, пока не услышал характерный скрежет металла лопаты обо что-то такое же металлическое. Бросив лопату, руками он влез в вязкую глину и почувствовал, как пальцы рук упёрлись в металл. Расчистив вокруг глину, старатель увидел в желтовато-серой массе, покрывающей обломок породы, пятно необычно бархатисто-чёрного цвета и отходящую от пятна узкую царапину золотистого жёлтого цвета с блеском металла. Есть, нашёл! Выворачивать самородок пришлось кайлушкой, так крепко его держала глина. Он кинулся к тазу и стал смывать глину с камня, тяжесть которого не оставляла сомнения в том, что это золото. Очищенный от глины самородок был плоским, размером почти с ладонь, и имел форму, очень похожую на человеческое сердце, и наискозь перечёркнут царапиной ярко-золотистого цвета. Весов  у старателей не было, безмена тоже, но по виду самородок был около 10 фунтов. Работающему рядом соседу он ничего не сказал, спрятав самородок за пазуху.