Управляющий дал ему лоток и попросил промыть пробу. Надо было проверить, умеет ли тот в действительности мыть золото. Фрол весьма красиво и быстро промыл около пуда породы, получил шлих, высушил его и отдал золото. Мыл он пробу в ручье, где россыпи, естественно, не было, но три мелких золотинки он всё же отмыл. Егорыч убедился в профессиональной работе и уверенном знании операций по доводке шлихов. В разговоре с Фролом Егорыч прямо спросил его, с кем из иркутских промышленников тот работал. Тот сказал, что его никто не знает по причине работы в одиночку, хотя сам при этом проявил хорошую осведомлённость практически о всех сколько-нибудь заметных предпринимателях в части золотого промысла. Он давал им очень меткие характеристики, но все они были негативными. Один глупец, другой самодур, иной пьяница и так далее. Очень складно рассказывал о трудностях и опасностях работы в одиночку и возникшей у него мысли поработать в серьёзной артели.

   О здешних местах и делах он знал больше, чем сам Егорыч, и стало понятно, что этот человек может стать неплохим помощником в деле.

   Может быть и лучше, что он до того работал один. Из разговоров Егорыч понял огромное самомнение и очень высокую самооценку этого человека. С другой стороны, в тайге подобные люди, привыкшие к превратностям кочевой жизни и всё умеющие сделать, способные выживать и работать Бог знает в каких тяжёлых условиях, весьма полезны. Заметил Егорыч и то, что Фрол не любит шуток и разговора ни о чём. Сам Фрол в беседах с управляющим старался не выдать словом или жестом, а также знанием того, что он знал, но не имел права проговориться о своих глубинных намерениях. Его некоторую напряжённость в разговорах Егорыч воспринимал как крайнюю серьёзность.

   Как выяснилось позже, Егорыч проглядел негодяя. Пока же всё сложилось как нельзя лучше. В период подготовки прииска к добыче золота Фрол работал больше других и управляющий был им доволен. Часто отъезжая по делам, оставлял на хозяйстве именно его. Когда началась промывка песков, Фрол работал с упоением и азартом, при этом регулярно, раз в неделю, тайно встречался с человеком из шайки хунхузов, которая делала своё чёрное дело в этом районе.

   Дело в том, что в период снятия пустых пород с золотоносного пласта, на малом вашгерде^[21], промывались небольшие порции этих вскрышных пород, пудов сто в неделю. Это давало по нескольку золотников металла. При этом с каждой промывкой количество извлечённого золота и перед началом генеральной промывки на прииске уже было фунтов десять драгоценного металла и с десяток мелких самородков фунта на два с лишним.

   До Егорыча уже доносились слухи о хунхузах, шарящих в радиусе 100–150 вёрст от участка их добычных работ, но вблизи они не появлялись. При любом разговоре с коллегами из других мест управляющий ненароком преувеличивал количество казаков охраны. Делал это специально. Дескать, пусть знают нашу силу и не суются. Сам же в глубине души молился за ради бережения от неприятностей.

   Более чем за два года работ за Фролом ничего предосудительного не наблюдалось, и когда Егорыч узнал о долгой связи его с разбойниками, он представил, что в этом мужичке, при первой их встрече, он что-то главное не понял. Широкая осведомлённость Фрола в чужих делах тогда до управляющего не дошла, хотя это лежало на поверхности.

   Теперь лежавший перед ним Фрол что-то говорил о своих трудах по удерживанию хунхузов от налёта на прииск, но его не стали слушать, а когда узнал, сколько разбойников  находится здесь рядом,  то  решил  бежать, и вот что из этого вышло. Говорил он, естественно, не всё. Забыл и тот момент, что выданное разбойникам количество уже добытого на прииске золота, которое лежало в кассе, было именно тем моментом, который решил вопрос о нападении именно в эти дни.

   Глядя на непривычно разговорившегося Фрола, управляющий задел вопрос о том, что собирались предпринять хунхузы после нападения на прииск в случае удачи и что думал предпринять сам Фрол.

   Здесь Фрол незамедлительно ответил, что разбойники ушли бы к реке и отправились за кордон. Второй части ответа пришлось ждать. Болезный замолчал в странной задумчивости. Дело понятное — все его планы рухнули. Потом он выдохнул — ушёл бы с ними до Байкала, а там бы махнул в Иркутск.

— А в случае неудачи? — задал вопрос Егорыч.

   Калека ответил, что об этом никто не думал. Раньше всё получалось.

—Что теперь со мной будет? — продолжил разговор Фрол.

     — Пока не решил, но ведь ты мне ещё ничего и не рассказал —  всё вокруг да около. Где у хунхузов  берлога — место отдыха между крупными грабежами? —  спросил управляющий.

     — На притоке Витима, реке Ципе, в двадцати верстах выше её устья на берегу есть поселение, где живёт четыре семьи китайцев. Там они задерживаются иногда по две-три недели. Там же лечат легко раненных и больных малярией.

— А что с тяжело раненными, где их выхаживают?

     — Этих не выхаживают, — криво усмехнулся рассказчик, — им горло режут на месте, чтобы не мешали уходить.

     — Стало быть, если в теперешнем состоянии ты бы попал к своим, они бы тебя того...

—  Я бы к ним не попал, законы нехристей знаю, — почти прошептал Фрол и из его глаз покатились слёзы.

«А ведь проняло подлеца», — подумал Егорыч и вышел на воздух.

   Народ приисковый потянулся вечерить. За ужином управляющий обратил внимание на то, что оба казака, охранявших Фрола, гремят ложками со всеми остальными, и громко высказал своё неудовольствие этим, приказав отлучаться от доходяги по очереди. Тот, что был помоложе, отправился на пост к двери барака и через несколько минут вернулся и сделал знак управляющему — мол, выйди.

   — Фрола зарезали, — выпалил казак, и они оба бросились к соседнему строению.

   Бедолага лежал там, где его оставили. Из перерезанного горла на пол уже натекла лужа, на лице застыла гримаса, один глаз был закрыт, другой смотрел в потолок. Вот те и поговорили...

   За ужином отсутствовали только шесть казаков, что охраняли участок промывки и тропы со стороны окраин посёлка. Все они были на местах и, как водится, никто ничего не видел и не слышал. Однако после похорон страдальца с прииска исчез один рабочий. Найти его так и не удалось.

   Пристрастный допрос охранников показал, что онитаки отлучались с поста и были случаи, когда оба сразу, а однажды они застали в казарме Михея (так звали исчезнувшего рабочего), который о чём-то разговаривал с Фролом. Неужели ещё один негодяй? Однако более расспрашивать было некого. Управляющий отправился писать Василию новое письмо. С утра после раскомандировки  на  прииске  продолжалась обычная  работа, правда, разговоров среди старателей стало больше.

По едва приметной тропе,  под шум слабого ветерка, обходя остроугольные глыбы, заставлявшие  тропу  изгибаться,  быстрым  ритмичным шагом опытного таёжника почти бежал человек. Его шаг напоминал шаг римских легионеров в походе, но путник ничего не знал о блистательных походах римских когорт, понятия не имел.

   Его заботили очень простые привычные дела. Он знал, что его миссия на этом прииске окончена. Почти три года он был незримым оком Джао Косого. Его основным делом было приглядывать за Фролом, который не случайно оказался здесь же. Хитрющий главарь хунхузов никому не верил и, отправив Фрола подряжаться к Егорычу на новое дело, послал туда же, но другим путём якобы обычного работягу. Сейчас Михей, ничем не отличавшийся от основной массы приисковых трудяг, был носителем, как говорят, объективной информации о событиях на прииске, провале налёта, и главное — золоте, остававшемся на прииске.

   Прикинувшись спасителем Фрола, в коротком разговоре сумев убедить подозрительного по жизни, чуть живого доходягу в том, что он человек главаря и получив от того необходимые сведения, хладнокровно лишил недвижимого человека жизни. Этот вариант был оговорён заранее — если что, концы в воду.