Леший наплел им, что Элис – молодой монах, который едет на восток, чтобы стать отшельником, поэтому для молитвы ему требуется уединение по ночам. Рыбаки были не любопытны и не задавали лишних вопросов, хотя и поглядывали на меч, висевший у Элис на боку.

Пока они ехали на север, погода резко переменилась: сначала у черных туч появлялись солнечные нимбы, а потом их и вовсе сдуло, и осталось только чистое холодное небо. Половодье отступило, течение реки замедлилось, однако его хватало, чтобы они неслись довольно быстро.

Элис сидела в лодке, съежившись под плащом. Она наконец-то осознала, какие громадные перемены произошли в ее жизни с того дня, когда она бежала из Парижа, и она то и дело дрожала и раскачивалась, и не только от холода.

Река сужалась и расширялась, извивалась и делалась прямой. Они проходили мимо маленьких селений и больших, и любопытные жители стояли на берегах и глядели на них. У многих лица были совсем бледные, одежда – потрепанная и изодранная, у некоторых недоставало конечностей, некоторым товарищи подставляли плечи, помогая держаться на ногах. Дома тоже выглядели скверно, бедные и грязные, виднелось и много обгорелых. Здесь побывали норманны, и земли были разорены. «Зачем же король Карл откупился от викингов?» – с недоумением размышляла Элис. Он должен был разбить их.

Леший тоже искренне недоумевал:

– По этой реке всегда ходили торговцы. Не понимаю, с чего они таращатся на нас, будто у нас голов, как у Триглава.

– Кто такой Триглав?

– Конский бог моего народа. У него три головы на одном теле. Ему у нас больше не поклоняются. Олег презирает лошадей, предпочитая сражаться пешим. Он вообще запретил поклоняться животным в наших землях.

– А что еще тебе известно об Олеге?

– Ну, он варяг, только не из тех земель, откуда пришли враги твоего брата, осадившие Париж.

– Сколько же народу он убил, чтобы получить престол?

– Нисколько. Его предки завоевывали Ладогу, но мы свергли их, поставили своего князя, даже нескольких князей. Мы, госпожа, трудный народ, у нас сильны родовые связи, мы преданы своим семьям. Представители разных родов никак не могли договориться. Поэтому мы пригласили северян обратно, чтобы правили они.

– Вы попросили их сделать вас рабами?

– Не рабами, подданными. С северянами ни у кого не было давней вражды. И когда северянин принимает решение, он основывается на разуме, не стараясь ущемить один род и выгородить другой. Так нам было удобнее, и мы процветаем под властью Олега. Олег захватил земли на юге и основал Новгород, где будет новая столица, когда город достроят. Он захватил Киев, который сильно страдал под гнетом двух злобных варягов, Аскольда и Дира.

Элис покачала головой.

– В вас совсем нет гордости, если вы позвали чужаков, чтобы править вами.

– Наоборот, в нас слишком много гордости. В этом-то и сложность. Мы скорее вытерпим тысячу унижений от чужака, чем одно – от соседа.

Элис поглядела по сторонам. Лес вплотную подходил к берегам реки Аруэз, нависая над ними, на огромных дубах уже набухли почки, журчание реки ласкало слух.

– Думаешь, он мне поможет?

Элис и сама знала ответ – Леший ни за что не скажет ей «нет». Однако она хотела услышать слова поддержки, пусть даже от купца, который вкладывал в них не больше чувства, чем в ту болтовню, к какой прибегал, сбывая товары.

– Если Чахлик был в этом уверен, тогда и я тоже. Он отдал за тебя жизнь, поэтому ты, как мне кажется, можешь ему доверять.

– Он сказал, что делает это ради любви. Ты не знаешь, что он имел в виду?

– Наверное, любовь к деньгам. – Леший понял, что шутка не удалась. – Как знать, госпожа? Эти люди все время говорят загадками. Он ведь чародей, оборотень. В его словах может быть заключена тысяча значений, а может, и ни одного. Я бы так глубоко не копал.

Элис откинулась на борт лодки. Мул лежал на дне. Леший сидел на руле – течение было такое сильное, что грести не приходилось, и Элис попыталась заснуть. Было холодно, но она очень устала. Движение судна убаюкивало ее. Она ощутила, что проваливается куда-то, но не поняла, наяву это происходит или во сне.

– Ты уже делала это раньше, сможешь сделать еще раз. – Голос, женский голос.

Элис внезапно села прямо и потянулась за мечом. Она все еще была в лодке, только уже спустилась ночь, реку окутала странная темнота, и свет луны обратил воду в дрожащее покрывало из серебра, молодые листья – в олово, небосклон – в закопченную сталь. Элис уже доводилось видеть такую темноту. В Лоше, когда она гуляла по ночам.

В лодке рядом с ней кто-то был, но она не могла заставить себя повернуть голову, чтобы посмотреть. Где же Леший? Нигде. А где мул? Тоже нигде.

– Ты уже делала это. Сделай еще раз.

– Что я делала?

– То, что необходимо сделать. И что ты сделаешь. Давай!

Элис показалось, что река протекает по весьма необычной местности. Под землей, где не было звезд, только странные светящиеся камешки в темноте, не было деревьев, только громадные каменные колонны спускались из-под сводов высокого тоннеля.

Лодка ткнулась в черный берег. Прямо перед Элис начинался коридор. Она вышла из лодки и направилась по нему вниз, в толщу земли. Откуда-то издалека до нее доносился чудовищный скрежет, подобного которому она никогда не слышала. Как будто гигантские камни терлись друг о друга. Однажды в Париже она видела, как двух лошадей, запряженных в телегу, напугал дрессированный медведь. Телега врезалась в другую телегу, колесо слетело, а одна лошадь сломала ногу. Уцелевшая лошадь была напугана до смерти, она пыталась бежать, волоча за собой телегу, раненая лошадь билась и ржала. И этот звук тоже наводил на мысли о чем-то сломанном, разбитом, от него оставалось ощущение какого-то ужасного страдания, противного природе. Однако Элис непременно требовалось выяснить, откуда он идет.

Она шла по проходу, и хотя кругом было темно, она все видела. Свет струился как будто из нее самой, и она догадалась, что это светится внутри один из тех странных символов. Он был совершенно не похож на символ лошади, он не дышал, не потел, не лоснился, не блестел, как конская шкура, а сиял ярким пламенем. Этот символ занимал гораздо меньше места, чем символ лошади, он был вовсе не широким, зато зазубренным и ярким, и его свет озарял не только дорогу, но и ее разум, поэтому Элис начала сознавать, что темнота вокруг кишит крохотными огоньками. Вокруг нее в непроглядной ночи было так много живых существ, испускавших свет, что она ощущала себя яркой холодной звездой на мигающей ткани небосвода.

– Ты уже делала это раньше. Сделай и теперь.

– Что?

– Твой возлюбленный мертв, но он снова будет жить. Без тебя, если тебе не хватит храбрости.

Элис озиралась по сторонам. Только тоннели в скале, только камни. Она не понимала, откуда доносится голос. Постепенно проход спускался все ниже, становясь все у́же. Справа от нее была щель, не более чем трещина в скальной породе. Рядом с ней на стене что-то сияло и переливалось. Она протянула руку и коснулась пятна. Поглядела на пальцы. Они стали влажными и тоже заблестели. Она не увидела красного цвета крови, потому что вся пещера была залита свинцовым светом, из-за которого все вокруг играло оттенками серого, однако она ощутила красноту. Элис протиснулась в щель в скале, что оказалось непросто. Она была изящной девушкой, но и ей пришлось как следует выдохнуть – щель оказалась такой узкой, что она извивалась, словно червь, пролезая в нее. Однако же пролезла. Элис оказалась в маленькой пещере, где можно было лишь выпрямиться в полный рост, но уже шагов через десять свод пещеры смыкался с полом, усеянным острыми камнями, отчего вся пещера походила на пасть громадного зверя.

Перед ней предстала картина гибели. На полу лежал огромный волк, глаза его были пусты, язык вывалился, горло было перерезано, и из него натекла лужа крови. Он умирал, и его сиплое сырое дыхание заполнило весь ее разум, не давая думать ни о чем другом. Дыхание Волка участилось, когда он увидел ее, он попытался подняться, хотя явно был ранен смертельно и встать не мог. Элис совершенно не испугалась и шагнула к нему, положила руку на огромную голову. Глаза Волка обратились на нее, они были почти человеческими, полными тоски.