24 июня с. г. со станции Анна я подал Вам шифрованную телеграмму, в которой между прочим писал:

«Я стоял и стою не за келейное строительство социальной жизни, не по узкопартийной программе, а за строительство гласное, в котором народ принимал бы живое участие». Я тут буржуазии и кулацких элементов не имел в виду.

Только такое строительство вызовет симпатии крестьянской массы и части истинной интеллигенции.

И далее: «Не только на Дону деятельность некоторых ревкомов, особотделов, трибуналов и некоторых комиссаров вызывало поголовное восстание, но это восстание грозят разлиться широкою волною в крестьянских массах по лицу всей Республики. Если сказать, что на народных митингах в «Селах Новая Чигла, Верхне-Тишал и др. открыто раздавались голоса «Давай царя!», то будет понятно настроение толщи крестьянский, дающей такой большой процент дезертиров, образующих отряды зеленых».

Восстание на Елеватке и на р. Терсе, и пока глухое, но сильное брожение в большинстве уездов Саратовской губернии грозит полным крахом делу социальной революции.

Я человек беспартийный, но слишком много отдал здоровья и сил борьбе за социальную революцию, чтобы равнодушно смотреть, как генерал Деникин на коне «Коммуния» будет топтать Красное Знамя труда. И далее: «Политическое состояние страны властно требует созыва народного представительства, а не одного партийного, дабы выбить из рук предателей-социалистов почву из-под ног, продолжая упорную борьбу на фронте и создавая мощь Красной Армии. Этот шаг возвратит симпатии народной толщи, и она охотно возьмется за винтовку — спасать землю и волю. Не называйте этого представительства ни земским, ни учредительным собранием. Назовите, как хотите, но созовите. Народ стонет»,

Я передал в Реввоенсовет Южфронта много заявлений (поданные на Дону). Между ними такое: «Крестьянин 34-го отдела, переименованного в Ленинскую волость. Его семья состоит из 21 человека. Своя коммуна, четыре пары быков. За отказ идти в коммуну комиссар отобрал быков, а когда крестьянин пожаловался, он его убил». Туда же и передал доклад председателя одного из трибуналов Ермакова, от слов которого становится жутко. Повторяю, народ готов броситься в объятия помещичьей кабалы, но лишь бы муки не были бы так больны, так очевидны, как теперь. Чистка партии должна быть проведена по такому рецепту: все коммунисты [вступившие] после Октябрьской революции, должны быть сведены в роты и отправлены на фронт. Вы сами увидите тогда, кто истинный коммунист, кто шкурник, а кто просто — провокатор, и кто заполнял все ревкомы, особотделы. Пример — Морозовский ревком, зарезавший 67 человек, и потом расстрелянный.

А сколько ходит их, негодяев, еще не расстрелянных?!

Скажите, Владимир Ильич, может ли теперь поверить в коммунистический строй жена того убитого крестьянина, его родные, соседи, и могут ли верить вообще все те, кто испытал на себе самовластие коммунистов, заявлению председателя ВЦИК тов. Калинина, когда на митингах и беседах с крестьянами Казанской, Симбирской, Пензенской и Самарской губерний сказал о крестьянском хозяйстве так: «Я самым решительным образом заявляю, что коммунистический строй никогда не будет насильно заставлять крестьянство сваливать свою землю, не будет насильно соединять их дворовое имущество, скот и прочее. Кто хочет, пусть соединяется». Еще тов. Калинин говорил: социалистический строй не только никогда не будет бороться с отдельными крестьянскими хозяйствами, но даже будет всячески стараться улучшать их положение. На крестьянское хозяйство никто не может покушаться.

Э, товарищ Калинин, не только «покушаются на хозяйство», но если кто возразит, то его убивают. При личном свидании с Вами, Владимир Ильич, 8 июля я заявил Вам о сквозящем ко мне недоверии, ибо агенты Советской власти, совершающие противозаконные дела именем власти, знают, что я человек решительный и злых проклятых действий их не одобряю, как не должна одобрить их и власть, если она стоит на страже народного блага и если эта власть не смотрит на народ, как на материал для опыта при проведении своих утопий, по крайней мере в ближайшем будущем, хотя бы и отдающих раем.

Я полагаю, что коммунистический строй — процесс долгого и терпеливого строительства, любовного, но не насильного. О начинавшемся недоверии ко мне я сужу по следующим данным. 4 июля была принята моя инициатива и последовало распоряжение (телеграмма Главкома № 5579/АУ) о формировании Донского корпуса из двух кавдивизий и одной пехотной. Как формирование, так и командование этим корпусом поручено было мне на правах командарма.

19 июля, несмотря на тяжелое положение фронта, последовало указание, что должна формироваться пока одна кавдивизия. Теперь мне известно, что последовало распоряжение о приостановлении и задержке всех эшелонов, направляющихся в пункт формирования. Поводом к этому письму послужила та жестокость коммунистов, о коей поведали собравшиеся беглецы с Дона, а еще более присланные мне письма, указывающие на скрытый смысл этих жестокостей, с которыми я согласиться не могу, хотя бы они и творились «во благо социализма».

...«Весьма секретно. Филиппу Кузьмичу Миронову. Интересы мировой революции в общем и в частности той революции в нашем дорогом отечестве, на нашем родном тихом Доне, которая слишком задела наше с Вами собственное тело и которую желательно довести до того пути, который нам указан незабываемыми именами павших борцов за свободу, — заставляют меня обратиться к Вам с этим письмом. Не нужно быть красноречивым, а также потому, что я считаю себя органическим противником всякой лжи и политически совершенно беспартийным, я постараюсь передать только собственные впечатления и тот тупик, в котором я очутился. Но вместе с тем, не желая быть на одной дороге со шпионами, я позволяю себе не называть ничьих имен, а только передать суть всего дела, и считаю это долгом совести.

Судьбе угодно было натолкнуть меня на этот путь совершенно неожиданно и на то, чего я совсем не ожидал. Мне случайно пришлось видеть один документ (секретный) у члена Коммунистической партии, в котором говорилось: «В Донской области произвести террор, арестовать и расстрелять всех богатых казаков во благо социальной революции и таким путем обезвредить казачье население и сравнять его с бедняками неимущими, а также выселить на казачьи земли Хоперского и Усть-Медведицкого округов из центра 100 000 бедняков, дабы подавить собственное самолюбие казаков». Это сразу же навело меня на мысль: где же обещание Центра о неприкосновенности казачьей земли? Ведь в наших округах помещичьих земель-то нет. Это оказалось утопической ложью, и поэтому мне стало ясно, почему это так сторонятся нас, беспартийных. И нужно принять во внимание, что этот драконовский приказ был написан в апреле 1919 года. Теперь становится очевидным, почему вешенские казаки так ожесточенно сражались: им было просто известно все, и они решили — лучше умереть с оружием, чем быть расстрелянными.

Дальше скажу Вам, что весною, волей судьбы, я был посвящен в некоторые тайны Особого отдела. Там мне бросалось в глаза, что большинство казаков и казачек без видимой вины присуждались к выселению из области, с конфискацией имущества, и теперь я понимаю, что это делалось не просто. После этого становится ясно, почему Миронов стал лишним на Дону весной 1919 года. Да просто потому, что его надо убрать, чтобы он не видел, что делалось с его родиной. Миронов должен был совсем исчезнуть, но вера в него и в его армию не допускала этого, и таким образом мы еще с Вами можем переписываться.

Но на стане наших врагов сложилось обратное мнение. Я 10 апреля был захвачен в плен 204-м Сердобским полком, который перешел на сторону казаков-повстанцев, и по счастливой случайности остался живым. После этого мне пришлось наблюдать много интересного.

Командный состав — все коммунисты. Все их тайны мне известны. Все они прямо и определенно говорили мне, что Миронов пойдет с нами и им известно было еще и тогда, что 14-я дивизия тоже сдастся и откроет фронт. И еще курьезный был документ, полученный мной случайно. В то время он был принят мной за провокацию, но теперь он имеет в себе что-то пророческое, а именно: из Милютинской станицы писали, что Миронов с 40 000 казаков выбивает коммунистов с Дона. Теперь я понимаю, что это не пустой звук, а именем Миронова пользовались обе стороны.