— Да, с ним еще была девушка… Ой, я, кажется, говорю лишнее!

— Нет, мы с Петей просто друзья, а не то, что ты думаешь. А какая это была машина?

— Я в них не разбираюсь, но не наша, это точно, а какая-то иностранная.

— А какого цвета?

— Белая.

Я не спала почти всю ночь не от того, что меня мучили кошмары, а просто потому, что хотела разобраться в своих мыслях. Петя? Но почему? Чем я ему помешала?

Конечно, в последнее время наши отношения складывались не самым блестящим образом, но это еще не повод для убийства. Умирающая любовь, охлаждение чувств… В таком случае люди расходятся, и все. Что бы он выиграл от моей смерти?

С другой стороны… С другой стороны, кому, как не Пете, так хорошо знакомы мой характер, мои привычки? Я ему рассказывала про церковь в Вешняках, он знает, что я раньше любила туда заходить, не говоря уже о хризантемах, которые он не раз покупал для меня прямо на моих глазах (иногда на мои деньги, но это не так важно). К тому же именно его я встретила на Полянке после того, как меня чуть не задавили… Почему я тогда не задала себе вопрос — а что он там делал?

Но откуда у него может быть машина? Петя и автомобиль — две вещи несовместные, если у него заведутся лишние сто баксов, он тут же их или прокутит, или вложит в какое-нибудь «на сто процентов надежное» предприятие, которое с треском лопнет через неделю… Кстати, а умеет ли он водить машину? Да, когда-то он окончил курсы вождения вместе с приятелями из своего НИИ, но за руль моего «Москвича» он никогда не садился, боялся, что не справится с управлением. Впрочем, я бы ему и не доверила своего любимца.

Так откуда он мог взять иномарку? Одолжил у кого-нибудь из знакомых или… или Марина просто ошиблась. Зачем Пете меня убивать? Совершенно незачем, нет у него мотива, а по всем канонам детективного жанра без мотива убивают только сумасшедшие. Да, скорее всего так оно и было — Марина его с кем-то спутала.

Я заснула под утро и проснулась очень поздно; была суббота, и мне никуда не надо было идти — обычно по субботам мы с Виолеттой посещали Вадима, но вчера он отменил визит. Не могу сказать, что настроение у меня было особенно хорошее: размышления о том, не пытается ли меня убить мой любовник, и досада от вчерашнего неудавшегося разговора с Марком не способствовали веселому расположению духа. Я заставила себя хорошенько размяться и села за очередную халтуру, но переводить не хотелось, и работа не шла. Я поняла, что надо немедленно увидеть Катю — только разговор с ней поможет мне прояснить мои мысли.

Сказано — сделано: я тут же предупредила Катю, что еду, быстренько оделась и завела свой «москвичок». Может быть, я и рисковала, но не могу же я каждый раз, когда мне хочется высунуть нос из квартиры, звонить брату и говорить что-то вроде: «Юрочка, дорогой, пришли кого-нибудь, я хочу прогуляться и заняться кое-какими делами»? За десять минут я добралась до Катиного дома; никто меня не преследовал — я все время смотрела в зеркало заднего вида.

У Кати была гостья, и притом такая, которую я никак не ожидала у нее встретить. Это была Алла, приехавшая к Войтенкам просить политического убежища. Она убежала из дома — вернее, от взбешенного Юры. Видимо, даже у моего брата начали сдавать нервы.

Сегодня у компаньонов, к их величайшему сожалению, не было намечено никаких деловых встреч, только Женя должен был заехать к приболевшей Эльвире и взять у нее кое-какие документы, чтобы поработать над ними у Юры дома, — так они договорились, так как у брата оказались неотложные домашние дела. Когда Женя позвонил в их квартиру, то застал содом и гоморру: Юра кричал не своим голосом, младший мальчишка плакал, двое старших прятались по углам, а Алла торопливо натягивала на себя пальто. Она тут же вцепилась в Женю, заявив, что сам Бог прислал его к ним в эту тяжелую минуту. Окинув бурную сцену критическим оком, Женя предпочел отдать папку с документами Юре и, захватив с собой Аллу, повез ее к себе в Ясенево.

Оказывается, Юра с Аллой давно собирались приобрести книжную стенку, но все откладывали, надеясь, что скоро разбогатеют. Но богатство откладывалось на неопределенный срок, и Алла наконец купила самую дешевую, российскую разборную стенку. Позавчера ее привезли, а вчера вечером Юра принялся ее собирать. Руки у моего брата хорошие, но ему пришлось повозиться: стенка была сделана явно по-советски, отверстия на разных деталях не совпадали, шурупы не лезли в дырки… Он работал четыре часа и все-таки ее собрал и оставил на полу гостиной, сегодня ему оставалось только ее поднять и придвинуть к стене. Увы, с утра Алла его попросила сходить в магазин, а когда он вернулся и принялся поднимать стенку, она развалилась в его руках на множестве отдельных дощечек… Юра тут же провел расследование и выяснил, что дети играли в гостиной в лабиринт (а лабиринтом, естественно, служила злополучная стенка), причем с разрешения и ведома мамы. Они вывернули все шурупы… Женя явился в самый кульминационный момент разбирательства, когда Алла решила дезертировать, оставив напроказивших шалунишек одних на поле брани.

Алла никогда особенно не любила ни Женю, ни тем более Катерину, поскольку та была моей подругой, но прекрасно понимала, что ради мужа надо по крайней мере терпеть его друзей, а ради общего дела и стараться поддерживать с ними хорошие отношения. Когда она ставила перед собой какую-нибудь задачу, то выполняла ее прекрасно. По дороге она успокоилась, и я застала ее уже улыбающейся; мы втроем дружно посмеялись над происшествием, и даже серьезный карапуз Костя поулыбался вместе с нами.

Как же некстати приехала Алла! При ней я не могла поговорить с Катей. Мы с Аллой улыбались друг другу, как лучшие подружки, и я надеялась, что достаточно умело скрываю свое нетерпение. Но Алла приехала не просто получить передышку от справедливого мужнина гнева, она хотела поговорить о том, что ее в данный момент волновало, и, как выяснилось, это были вовсе не временные финансовые затруднения. Несколько раз она заговаривала о Миле, но ни Катя, ни Женя не желали поддерживать разговор на эту тему и тут же переключались на что-нибудь другое. Поговорить о секретарше Юры она смогла только со мной. Мы помогали Кате готовить обед и, улучив минуту, когда хозяйка вышла и мы остались на кухне вдвоем, Алла приступила к делу:

— Агнесса, как ты думаешь, сейчас между Юрой и этой шлюшкой что-нибудь есть?

Даже ангелы не могут называть соперниц уважительно, по имени-отчеству. Что ж, это грех простительный.

— Нет, Алла, руку даю на отсечение, что между ними сейчас ничего нет.

— Геращенко тоже руку давал на отсечение…

— Я, во-первых, не Геращенко и, во-вторых, сама терпеть не могу эту змею подколодную. Я совершенно уверена, что это она подстроила тот телефонный звонок… Ну ты знаешь, о чем я говорю. Но у нее теперь нет даже просто физической возможности общаться с Юрой. Она скоро уходит под предлогом сокращения штатов.

— И слава Богу… Конечно, это можно рассматривать и с такой точки зрения: жена хозяина вышвыривает на улицу бедную трудящуюся девушку, но у меня почему-то не возникает никаких угрызений совести.

— Если б не жалостливость наших мужчин, она была бы на улице давным-давно. Но не бойся, ее подберут там очень быстро.

— Просто не понимаю, как Юра мог иметь с ней дело, она же такая мерзкая… Агнесса, Юра мне рассказывал о покушениях на тебя. А тебе не кажется, что за ними тоже может стоять Мила?

Я пожала плечами:

— А зачем ей я? Она меня терпеть не может, ну и что: она ненавидит чуть ли не всю лучшую половину рода человеческого, а от всех так просто не избавишься. Не будет меня — что ей это даст? Вот если бы с тобой, например, что-нибудь случилось, тогда Юра был бы свободен, и, как считает эта дура, она могла бы его на себе женить. Если бы она хотела кого-нибудь убить, то в первую очередь тебя.

— И моих трех детей.

— Да вряд ли даже отъявленный злодей на это бы решился…