Подойдя к видавшему виды санитарному автомобилю, она открыла дверцу пассажирского сидения и улыбнулась, глядя, как ее радость, смысл ее жизни усаживается на свое место.

Мальчик искоса глянул на нее и засмеялся.

– Я готов, ма!

– Вот и хорошо. – Она ласково улыбнулась сыну, радуясь, что тот ничего не слышал, и закрыла дверцу. Никто не унизит малыша, оскорбив ее, его мать.

Даже не взглянув в сторону магазина, Лейси уселась за руль и завела двигатель.

– Поедем дальше, – сказала она с улыбкой.

Пробежка по пляжу не доставила Бо никакого удовольствия. Несмотря на свежий ветерок, красивый вид на Атлантику и безоблачное голубое небо, он не мог избавиться от стресса, что было совершенно ему не свойственно. Пришлось обратиться к фактам. Итак, ему предстояло сниматься в плохом кино, и теперь он жил с семьей. Но он не знал, что такое семья, тем более любящая. А его маяк – гигантская игровая площадка – теперь превратился в то, чем он должен поделиться. Все это означало следующее: ему придется стать правильным парнем.

Перспектива не вдохновляла. Он давно уже не был правильным парнем.

Немного подумав, Бо позвонил своему рекламному агенту Оливеру.

– Ты когда-нибудь слышал о Грете Гильденстерм?

– Кто же не слышал? – Оливер усмехнулся. – Взрывная штучка. Но плохая актриса. Каждую фразу произносит так, словно она – Скарлетт О’Хара, сражающаяся с янки. Кто играет ее теперь?

– Не важно. Она здесь.

– Что значит здесь? На съемочной площадке? – В голосе Оливера прозвучало раздражение, что было совсем для него нехарактерно; он считался самым спокойным рекламным агентом в Лос-Анджелесе и почти всегда сохранял полнейшую невозмутимость.

– Нет, не на площадке, – ответил Бо, продолжая бежать. – Она оказалась в моем маяке, когда я приехал. В общем, путаница в жизненных ситуациях. Я ничего не смог с этим поделать. Она отказалась уехать. Я тоже. Пришлось заключить перемирие.

Он не стал говорить, что Лейси пригрозила устроить шумиху в прессе, если он, Бо, ее вышвырнет. Оливер, скорее всего, понял бы это неправильно и обратил бы весь свой бойцовский пыл на мать-одиночку.

– Странно все это, – отозвался Оливер. – Впрочем, не важно. Если мне не изменяет память, она красотка.

– Память тебе никогда не изменяет. – Бо неожиданно почувствовал, что одна только мысль о Лейси возбуждает его, что было совершенно неуместно во время пробежки на общественном пляже.

– Главное – не пускай ее на площадку, – сказал Оливер.

– Я и не собирался. А почему не пускать?

– Неужели не знаешь?

– Нет. Говори же, Олли!

– Она приносит неудачу. Всякий раз, когда появляется на площадке, съемки идут кувырком.

– Неопытные актеры часто появляются в провальных фильмах, – пробормотал Бо. У него самого, разумеется, не было провальных фильмов. Пока не было. В данный момент он бежал к первому из них.

– Да, знаю, – усмехнулся Оливер. – Но говорят, с ней были и другие проблемы. Один режиссер с нервным срывом угодил в психушку, другой ушел из бизнеса. А у третьего начались неприятности с налоговой службой.

– А при чем здесь она?

– Понятия не имею. Но, помимо сомнительного актерского дарования, что, как мы оба знаем, не является определяющим фактором для некоторых режиссеров, после того, как тот бедняга отправился за решетку за уклонение от уплаты налогов, в Голливуде ее все обходят стороной. Предрассудки, наверное. Но все же… Видишь ли, она была единственной актрисой, занятой во всех трех фильмах. И кто-то сопоставил факты. Кстати, я слышал, что девица весьма самоуверенная. Баламутила всех на площадке.

Что ж, ничего удивительного. Эта девочка открыто бросила вызов Каллуму. И отчаянно сражалась, чтобы выжить его с маяка. Но он из-за этого не беспокоился.

– Спасибо за советы, Олли. Оказывается, я плачу тебе еще и как психотерапевту.

– Этот совет – бесплатно.

Они еще немного поговорили о спорте. Бо всегда болел за «Челси», что вызывало бурное негодование Оливера, который был страстным болельщиком «Ливерпуля». После этого разговор пришлось прервать – зазвонил телефон второй линии. Это оказалась Сара, его двадцатидвухлетняя кузина.

– Эй, Бо!

– Черт бы меня побрал! Моя любимая кузина!

– Твоя единственная кузина.

Бо ухмыльнулся. Он был один на пустынном пляже, но и здесь его нашли. Недостатки мобильной связи.

– Рад слышать твой голос, дорогая.

– Лично я слышу твой голос постоянно. Грейди непрерывно смотрит «Шторм на Юпитере». А теперь еще и «Сердцеед». Ты на самом деле свалился на грузовике с пирса?

– Нет, остановился в десяти футах от края. А дальше трюк снимали с дублером. Но я все равно лихой парень, правда? Я же пережил бал Святой Сесилии.

– И танцевальные карточки, заполненные именами самых грозных огнедышащих драконих Чарлстона, – проговорила Сара со смешком.

– Извини, что пропустил твой выпускной вечер, дорогая.

– Я же сказала, что ты прощен. Ожерелье и тур на Багамы, конечно, тебя не заменят, но все же они заставили меня почувствовать себя особенной. Спасибо.

– Я рад. – Сара заменила ему младшую сестренку, которой у него никогда не было. Она была единственной из членов семьи, о ком он думал, бывая в Лос-Анджелесе. Ему часто хотелось жить поближе к ней. – У тебя и Грейди все в порядке?

– Конечно. – Ее голос звучал чуть хрипловато. – Я слышала, ты в городе из-за очередного фильма. Об этом утром говорили по радио. Кто-то видел тебя – очень нетрезвым – в винном магазине в Индиго-бич.

– Мама знает?

– Даже не сомневайся. Но я звоню не из-за этого.

– Да, слушаю тебя. – Бо догадывался, что Сара хочет ему сказать. Голос у нее был радостный, пожалуй, даже торжествующий.

– Я замужем! – выкрикнула она. – Мы с Грейди слетали в Париж и произнесли брачные обеты в соборе Парижской Богоматери. Представляешь?! Мама и папа в шоке, но рады.

Бо громко рассмеялся.

– Счастливчик Грейди! Увел из-под носа всех чарлстонских женихов самую красивую невесту.

Сара тоже засмеялась.

– Ты же знаешь, что я не красавица.

– Определенно – красавица. Когда хочешь ею быть. Вы только недавно вернулись?

– Два дня назад. И представь себе, у нас будет свадебный бал! Очень скоро. Надеюсь, ты сможешь приехать. – И она назвала дату.

– Я обязательно буду. – В конце концов, по такому случаю он поговорит с Майком – режиссером – об изменении в расписании съемок.

– Боже мой, Бо, я уверена: все наши друзья – и мои, и мамины – оборвут нам телефон, чтобы узнать, будешь ли ты.

– Напоминай всем, что я не ищу подружку.

– И даже не прельстишься одной ночью запретных наслаждений? – Сара снова рассмеялась. – Ты же знаешь, будет очень много женщин, готовых тебе их предложить. Причем мои подружки в том числе. Даже самые скромные из них становятся бесстыдницами, когда речь заходит о тебе.

– Это их проблемы. На сегодняшний день я очень занятой человек, и у меня нет времени на женщин.

– Ладно-ладно. Не могу дождаться, когда, наконец, тебя увижу. Да, и знаешь что, Бо?

– Что?

– Шарлотта Уоллис будет здесь.

– Ну и пусть. – Они встречались, когда им было по семнадцать лет, и у них были танцы по выходным, а также вечеринки во время рождественских и летних каникул. Потом, когда обоим исполнилось по двадцать пять, они провели безумную неделю в Аспене[6]. Отличный секс – и ничего больше. Никто из них тогда не был заинтересован в более серьезных отношениях. По крайней мере, в этом Бо уверяла Шарлотта.

Но в последние годы она не раз намекала его матери, что так и не смогла его забыть.

– Твоя мать считает, что она из-за тебя так и не вышла замуж, – сказала Сара. – И она – самая для тебя подходящая женщина в Чарлстоне.

– Я знаю. Мама напоминает мне об этом в каждом разговоре.

Сара опять засмеялась.

– Оказывается, все будет еще интереснее, чем я рассчитывала.