— Ладно, пусть их едут: меньше здесь останется… — сострил Шеф. Как всегда, удачно! Пауль рассмеялся и в поощрение чувства юмора, получил тяжеленькую пачечку купюр:
— Купите цветочки вашим прелестным сестрицам!
Этого еще не хватало: у сестер и так цветы на каждом подоконнике, оценивал сумму Пауль, а ему денежки очень пригодятся. Если добавить то, что он получил за маленькую посредническую услугу от семейства Шильманов, вполне можно приобрести малоподержанный автомобиль. Например, как у братишки Клауса. Клаус все равно планирует к Рождеству купить себе новый, а Пауль не сноб, ему и старый сгодится, в конце концов, он совсем недавно донашивал шорты и курточки старшего брата!
— Пойдите, заприте дом, — напомнил Паулю начальник.
Но вместо того чтобы скоренько запереть дверь, Пауль вдруг остановился на пороге и оторопело уперся взглядом в стену. Он вырос в этой комнате и видел картинки, симметрично развешенные по обе стороны от чучела кабаньей головы, великое множество раз. Два пузатых восточных божка — красный и черный. Но тогда он еще не слыхал ни про грозного бога Махакалу, ни про религию бон, ни про боевых духов, которые только и ждут, когда их воскресят специальным заклинанием! И конечно, в глаза не видел свитка профессора Меркаева с очень похожим рисунком и надписями из закорючек.
— Герр Кольбах, посмотрите… — только и мог пролепетать он, указывая на стену.
Шеф посмотрел на изображения и потер пальцами виски, словно укладывая новую информацию прямиком в черепную коробку:
— Пауль, кто, черт подери, ваш дедушка?
— Не знаю… — на этот раз Пауль был абсолютно чистосердечен.
Любознательному Паулю ни разу не пришло в голову произвести изыскания в прошлом собственного дедушки — повсеместно известного пьянчуги, болтуна и дебошира!
— Ну что же, значит, самое время навестить многомудрого герра Клауса в каталажке и поделиться с ним городскими новостями… Держу пари, старик лет двадцать не пил настоящей русской водки! Я как раз получил пару бутылок в качестве сувенира от советского дипломата…
— В прежние времена за такое били шомполами, герр Полковник! Хотя, с другой стороны, — ну, чем мальчишка виноват? Это все шишки из Берлина! Убедили бестолочей вроде моего внучка Пауля, будто Германия — богатая страна и, стоит изгадить одну новую и хорошую вещь, как тебе со склада тут же выдадут другую — еще лучше! — пылал праведным гневом дедуля Клаус, после того как Пауль предложил выпить за грядущие победы Рейха в Азии. — Надо же такое выдумать: он будет мыть сапоги в Индийском океане! Да ты хоть представляешь, дурья голова, во что превратится твоя обувь, если ее намочить в соленой воде, а потом извозить в песке? В жалкие лохмотья: ты не то что от побережья до Тибета, а даже до ближайшего борделя не дойдешь!
Герр Клаус отвернулся от Пауля, как от безнадежного дурака, не способного понять очевидные факты, и продолжил разглядывать пергамент, изъятый у профессора Меркаева. Он совершенно так же, как старенький библиотекарь, поднес к глазам, обнюхал и пощупал обгоревший краешек и ткнул обрывок прямо под нос Кольбаху:
— Вот, понюхайте сами, герр Полковник! Эту бумагу оторвали и подожгли совсем недавно, чтобы легенда казалась неполной…
— Легенда? Вы прочитали текст? — оживился Кольбах.
— Незачем мне его читать, — дедуля презрительно и длинно сплюнул через всю камеру. — Ничего нового ламы никогда не пишут! Из раза в раз повторяют одни и те же легенды да сутры…
— А я думал, здесь заклинание написано, — вставил Пауль.
— Может, и заклинание, только для тех, кто исповедует бон, слова давно потеряли значение: из монахов большая часть даже читать не умеет! Они видят и толкуют только знаки — цвета, которыми написан текст, фон, форму букв, расположение строк, соотношение с рисунком, даже следы дыхания каллиграфа… Хваление криптографы, которых держат при военных штабах, по сравнению с черными ламами что школьники, не доросшие до таблицы умножения! Прочитать священный текст и думать, что все понял, может только такой остолоп, как мой внучек! Пауль, ты хотя бы представляешь, что вас — бестолочей — ждет, если вы сунетесь в Тибет?
Нарисованная старым Клаусом картина была так же далека от пропагандистской пасторали, изображавшей вереницы полков в парадной черной форме СС, стройно марширующих к искристо-белым снежным вершинам Тибета, как Берлин от Лхасы.
Сперва в ваших танках закончится солярка — куда быстрее, чем ты думаешь, мой дорогой внучек, потому что еще не было и никогда не будет такой идеальной войны, при которой тыловые службы не отстали бы от авангарда на много сотен километров. А пока даже ваш крикливый доктор Геббельс еще не изобрел такой танк, что может ездить на болтовне вместо горючего! Откуда, скажите на милость, взяться в горах бензину?
Ваши великолепные танки будут ломаться, ржаветь, тонуть в болотах… Их гусеницы изотрутся о камни, станут блестеть как зеркало, будут скользить вниз с легкостью детских салазок и падать со скал… Вы будете истекать потом в своей показушной форме, продираясь сквозь душный влажный лес, и половина ребят сляжет с дизентерией, а другая с малярией, ваша одежда истлеет от сырости, а обувь истопчется в первый же месяц. Следом за топливом у вас закончится еда! А от той мерзкой, вонючей, покрытой расплавленным ячьим жиром жижи, что едят местные, вы начнете блевать хуже, чем с перепою!
Чем выше вы будете взбираться, тем тяжелей вам придется, мой бедный мальчик.
Так вот, те, у кого сохранятся сигареты, даже прикурить не смогут: уж такой в этих горах воздух. В нем почти нет кислорода, и каждый вздох превращается в пытку— словно тысячи иголок впиваются в легкие, а кровь становится черной и сворачивается прямо в жилах… Карты местности там бесполезны. Засыпая вечером, нельзя знать, где ты проснешься утром. Там невозможно развести костер, да и нет для него дров… Есть только снег и ветер, который пробирает до самых костей, да так, что даже ваши глупые языки будут примерзать к алюминиевым кружкам! А трупы умерших от переохлаждения, обморожений, пневмонии и голода придется просто скидывать в ущелья — на растерзание огромным диким воронам, в которых пребывают души тамошних черных боннских лам…
Именно они — черные боннские колдуны — правят в Тибете жестокий бал.
Их магия сильнее всякого оружия!
Потому слова не имеют там смысла, пули не летят в цель, а кинжалы тупятся и рассыпаются в прах от любого прикосновения. Да тамошнее население и не люди вовсе — они произошли от брака демона и обезьяны! Так что нормальная еда им не нужна. Ослицы привлекательнее тамошних женщин, замотанных в грязные лохмотья! У них злые узкие глаза, лица коричневые с грубой, изрезанной морщинами кожей, а в ротовых щелях гниют зловонные желтые зубы… А коли и родится среди них раз в сто лет настоящая красавица, ламы наряжают ее в цветные ленточки и бросают в темную пещеру на съедение огромным плотоядных паукам! Они не хоронят мертвецов — трупы становятся хорошим кормом для свирепых лохматых собак, и людские кости под дождем и ветром белеют у горных троп многие века…
Те из вас, кто выживет и заберется достаточно высоко, безвольно поплетутся в горные монастыри — на звуки огромных труб и колокольчиков черных жрецов смерти, как детишки на дудочку крысолова. Монахи сперва опоят гостей опиумным раствором, а потом живьем снимут с них кожу — и натянут на свои ритуальные барабаны! Глумясь над их предсмертными муками, вырвут им сердца, а головы сварят в жуткой отраве, чтобы затем изготовить из черепов курильницы для своего колдовского зелья… Нет такой силы, что способна уничтожить крещеные души, поэтому монахи заклянут их и превратят в воронов с голубыми глазами. Воронов, что будут триста лет терзать в горных ущельях свежие трупы и ронять слезы об утраченной радости молитвы на мессе и причастия Христовых Таин…
Прошу вас, герр Полковник, налейте моему бедному внучку, а то на нем лица нет! Так вот, молодые люди, помните, только Церковь Христова так мудра и милосердна, что дает нам счастье посмертного искупления и примирения с Богом! А сколько в ней иных полезных установлений: постриг, целибат, месса… Теперь мои былые сотоварищи стали кто кардиналом, кто — епископом… Сан избавляет и от искушения, и от забот, и от разочарований… Жаль, что я слишком поздно это понял! А когда был помоложе, то с готовностью проделал все возможное и невозможное, чтобы получить разрешение от монашеских обетов… Да, герр Полковник, понтифик лично вернул мне свободу жить в миру, я даже вполне законно обвенчался с моей возлюбленной, упокой Господь ее чистую душу! Но только что стоит мирская суета вокруг, когда нет мира в душе? Когда нет мира в душе — нет в жизни счастья…
